— Это ужасно, ужасно, — еле слышно произнесла она. — Ненавижу себя, просто ненавижу, но я ума не приложу, что тут можно сделать.
Сабрина остановилась на пороге у нее за спиной.
— Почему ты себя ненавидишь?
— Потому что я причиняю тебе боль. — Она не стала оборачиваться. — Ты же знаешь, что это я и хотела сказать. Ты всегда понимаешь, что я хочу сказать. Я ненавижу себя за то, что делаю тебе больно. Неужели тебя бы не устроило, если бы ты осталась с Гартом, а я забрала Пенни и Клиффа? — Услышав, как Сабрина испустила прерывистый вздох, она круто обернулась. — Извини… Боже, Сабрина, прости меня, сама не знаю, что на меня нашло, я говорю, как торговка с покупателем на рынке. Просто у меня такое ощущение, что я попала в западню… что невозможно выпутаться из всей этой истории, в которую мы с тобой ввязались… а ведь я люблю тебя и знаю, что ты тоже любишь меня, и ты нужна мне… мы всегда были нужны друг другу… Где бы мы ни были, у нас с тобой никогда не было никого ближе… и все же…
— И все же сейчас нас разделяет многое, больше, чем когда бы то ни было.
— Да.
Казалось, расстояние, отделявшее их друг от друга на террасе, стало еще больше. Сабрина невольно простерла руки, и Стефани подалась вперед, словно желая, чтобы сестра заключила ее в свои объятия. Но в ту же секунду Сабрина опустила руки по бокам, и Стефани снова прижалась спиной к стене. Расстояние между ними на террасе, похоже, все увеличивалось. Стоя в полумраке, они посмотрели друг на друга — два абсолютно одинаковых, дорогих друг другу существа, которые сейчас разделяло то, что они сами затеяли. Аромат хризантем сейчас казался особенно терпким; еле слышные звуки машин, доносившиеся с улицы, казались невероятным шумом.
— Я пойду спать, — сказала Стефани и, внезапно заторопившись, быстрыми шагами прошла мимо Сабрины и скрылась в спальне. Сабрина не двинулась с места, наблюдая, как церковная колокольня постепенно тает в сумерках вдали, как гаснут огни города. Было уже очень поздно; гостиница погрузилась в сон. На улице под окнами пролаяла собака, какой-то мужчина попрощался со знакомыми, двое мотоциклистов завели моторы и с ревом рванулись с места. В наступившей тишине она вообразила себе смех детей и дробный перестук их башмаков, когда они носятся по дому. Она услышала это так отчетливо, словно они были совсем рядом. Она закрыла глаза. Нет, я их не отдам. Не отдам.
Что это значит? Как сохранить их любовь ко мне, и к Стефани тоже?
Она заплакала и ушла с террасы. В спальне, на тумбочке рядом с ее кроватью, горела лампа. Стефани свернулась калачиком и лежала к ней спиной. Молча Сабрина прошла в ванную комнату, умылась, потом разделась и легла, укрывшись прохладной простыней. Она слышала прерывистое дыхание Стефани, знала, что та не спит, но ничего не сказала. Сабрина так и не сомкнула глаз до самого утра, думая о доме, мысленно представляя, как Гарт держит ее за руку, как он делал каждый вечер, перед тем как они засыпали, и каждое утро, когда просыпались и поворачивались друг к другу перед началом нового дня.
Когда в комнату упали первые лучи солнца, Стефани откинула простыню и встала. Посмотрев на Сабрину, лежавшую с закрытыми глазами, она подумала: «Она же не спит, я знаю, что не спит, она так же, как и я, не сомкнула глаз, но ей не хочется сейчас ни о чем говорить. А даже если бы и хотелось, что мы можем друг другу сказать?» Не проронив ни слова, она прошла мимо сестры и неслышно притворила за собой дверь ванной.
Приняв душ, Стефани вымыла и высушила волосы, расчесала пальцами, затем надела вещи, которые принесла с собой, чтобы не тревожить Сабрину. Осторожно она открыла дверь и вернулась в спальню. Сабрины не было.
«Она ушла!» — мелькнула у Стефани безумная мысль. Завтра приезжает Гарт, и она оставила меня одну для встречи с ним. Я не могу, не могу, я не готова! Я не знаю, что ему сказать, не знаю, что сказать Пенни и Клиффу. Я не готова. Но она не может бросить меня!
Она кинулась в гостиную. Сабрина в шелковом халате сидела на террасе. Рядом с ней на столике стояла чашка кофе и прикрытая салфеткой корзинка, «Фигаро» лежала рядом, еще не раскрытая.
— Ах, слава Богу! — вырвалось у Стефани. — Я думала, ты ушла.
— Еще нет. — Сабрина была бледна, и по глазам сестры Стефани поняла, что она тоже провела бессонную ночь и мучилась от сознания неопределенности.
— Ты дождешься Гарта?
— Я еще ничего не решила насчет завтрашнего дня. Ты звонила Леону?
— Еще нет.
— Что ты ему скажешь?
— Не знаю. Не знаю! — Она остановилась на пороге. — Что мы будем сегодня делать? Нам же нужно что-то делать, правда?
— Пока ты принимала душ, звонила Александра. Она предложила позавтракать вместе. Я ей сказала, что собиралась сегодня съездить в Живерни или Мармоттан, и она ответила, что с удовольствием составит нам компанию. Она подъедет сюда к десяти часам.
— В Живерни или Мармоттан?
— Куда угодно, лишь бы это место было связано с Моне. Когда я училась здесь, то всякий раз, когда возникала проблема, я искала утешения в его саду или в его картинах. Они настолько совершенны, хотя временами кажется, что они не из нашего мира. У меня всякий раз возникает ощущение, что в них есть какое-то внутреннее спокойствие, которое передается и мне, пусть даже и не сразу.
— Внутреннее спокойствие. Ах, если бы только… — Стефани покачала головой и, помедлив секунду, добавила: — Кофе еще есть?
— Разумеется! И рогалики тоже. Я сейчас приму душ, а потом надо будет попросить у администратора расписание поездов.
Стефани села, а Сабрина собралась уйти. Но едва сестра протянула руку, чтобы взять кофейник, как Сабрина вернулась, нагнулась и расцеловала ее.
— Доброе утро, Стефани. Я люблю тебя.
Повернувшись к Сабрине, Стефани вскинула руки.
— Ах, я тоже люблю тебя, Сабрина. Я люблю тебя, и прости меня, прошу, прости меня, но я в самом деле ничего не могу поделать! Жаль, что… жаль, что… Господи, я даже не знаю, чего мне жаль!
Сабрина опустилась на колени рядом со стулом, и они обнялись, прижавшись щеками друг к другу и закрыв глаза. Лучи солнца, проникавшие на террасу, согревали их.
— Я сейчас буду готова, — сказала она и ушла, а Стефани продолжала сидеть, закрыв глаза.
Налив кофе, Стефани надкусила рогалик, но есть не хотелось. Она долго смотрела на церковь Сен-Жермен-де-Пре, думая о людях, которые зачем-то заходят туда по пути на работу. Внутреннее спокойствие. Может быть, они обретают его там, мелькнула у нее мысль. Вот если бы они были втянуты в историю вроде нашей, им было бы нелегко достичь этого.
Впрочем, если бы год назад мы не ввязались в эту безумную затею, я бы никогда не встретила Леона, и не встретила бы Робера, Жаклин, не узнала всего того, что узнала за время пребывания в Лондоне, не подружилась бы с Александрой.