Читать интересную книгу Эволюция - Стивен Бакстер

Улицы были полны народа. Тощие, грязные, многие одеты в рваные шкуры или тряпки из растительного волокна, они собирались в стаи, словно голодные крысы. Слившиеся в один хор голоса толпы казались Юне не человеческими: они были похожи на рёв грома или шум ливня — на нечто, не подвластное человеческому контролю. Прижав к себе детей, она пробовала побороть страх.

— Это голод, — сказала она.

— Да.

Голод: это было ещё одно слово, которое пришлось выучить Юне. Болезнь растений повлияла на основной урожай пшеницы в этих местах. Никто не понимал этого, никто не мог вылечить это. Когда урожай пропал, быстро распространился голод. Первыми признаками волнения были убийства сборщиков дани, пробовавших собрать то, что полагалось Потусу по закону. И теперь оно вылилось в это. Народ Юны питался многими видами диких растений: ни одна болезнь не истребила бы их все, как она смогла уничтожить единственную жизненно важную культуру. Голод: ещё один сомнительный подарок нового образа жизни.

Члены семьи держали головы опущенными. Они избегали главных улиц и зигзагами направились к главным воротам.

— Есть одно новое селение к западу отсюда, близ побережья, — сказал Керам. — Угодья там богаты, а ресурсы моря обильны. Путь туда займёт много дней, но…

— Мы пройдём его, — твёрдо сказала она.

Он слегка кивнул.

— Мы должны.

Наконец, они добрались до открытых ворот. Здесь их ждал Мути. Втроём, держа на руках детей, они ускользнули в ночи.

Всюду, где они проходили во время своего путешествия на запад, они двигались по землям, преобразованным фермерами и строителями городов. Даже земля, которую однажды пересекла Юна, убегая вместе с Кахлом из своего дома, теперь была изменена до неузнаваемости — такой быстрой была экспансия.

Экспансия произошла из-за того, что окультуренные земли вскоре были перенаселены. Сыновья и дочери хотели обладать своим собственным кусочком мира, управляться с ним так же, как это делали их родители. Сделать это было легко. Знание земледельцев не было привязано к конкретной области земли, как у охотников-собирателей. Их мышление было систематическим: они знали, как преобразовать землю, чтобы сделать её такой, как им хотелось — любой участок земли. Они не должны были принимать его таким, как есть. Для земледельцев колонизация была простым делом.

И так, с первых скромных и случайно сложившихся ферм на востоке Анатолии, началась великая экспансия. Это была своего рода медленная война, которая велась против самой Земли, потому что она преобразовывалась ради удовлетворения потребностей растущей толпы человеческих животов. С точки зрения географии эта экспансия вскоре превзойдёт расселение Homo erectus и более ранних поколений людей; это будет экспансия, которая пройдёт с удивительной скоростью.

Но экспансия происходила не в вакууме, а на земле, уже занятой древними общинами охотников-собирателей.

Конечно же, возможности поделить землю просто не существовало. Это было конфликтом между двумя принципиально различными представлениями о земле. Охотники видели свою землю местом, к которому они были привязаны, словно деревья, росшие из неё. Для земледельцев она была ресурсом, которым можно владеть, который можно покупать, продавать, делить: земля была собственностью, а не местом. Результат мог быть лишь один. Охотников-собирателей просто превзошли численностью: десять плохо питающихся и низкорослых земледельцев всегда могли одолеть одного здорового охотника.

Через три дня дней пути они добрались до чего-то вроде трущоб — грубого скопления шалашей и навесов. Напряжённая и скучающая Юна оглядывалась по сторонам.

— Почему мы пришли сюда? Мы должны продолжать идти до наступления темноты…

Керам дружески положил руку на её плечо.

— Я думал, что тебе захотелось бы остановиться здесь. Юна, разве ты не узнаёшь это место?

— А должна бы, — послышался странно знакомый женский голос.

Юна обернулась. Хромая, к ней шла женщина с куском старой кожи, наброшенным на голову. Мысли Юны завертелись вихрем. Да, слова были странными — потому что они были сказаны на родном языке Юны, на языке, которого она не слышала с того дня, когда ушла из своей деревни вслед за Кахлом.

Теперь Юна смогла разглядеть лицо женщины. Это была Сион, её старшая сестра. Её захлестнула непередаваемая тоска.

— О, Сион, — она шагнула вперёд, протягивая руки.

Но Сион отодвинулась.

— Нет! Держись подальше, — она скорчила гримасу. — Болезнь не убила меня, как она убила стольких из нас, но всё же я могу переносить её.

— Сион, а кто…

— Кто умер? — Сион рассмеялась жестоким смехом. — Ты бы лучше спросила, кто выжил.

Юна огляделась.

— И это точно то место, где мы жили? Ничего прежнего не осталось.

Сион фыркнула.

— Мужчины пьют пиво и медовуху. Женщины работают на фермах в Киире. Юна, сейчас никто не охотится. Животных прогнали, чтобы освободить место для полей. Мы кое-как выживаем. Иногда мы поём старые песни для земледельцев. Они дают нам больше пива.

— А кто сейчас шаман?

— Шаманствовать не разрешается. Последний из них упился до смерти, жирный дурак, — она пожала плечами. — Да и какая разница? Ничего из того, что мог сказать нам шаман, сейчас нам не поможет. Не шаман знает, как растёт пшеница — никто, кроме земледельцев и их хозяев из города со своими обрывками ниток и узкими глазами, которые таращатся в небо.

Болезнью, которая разразилась среди них, была корь.

Конечно же, человечество всегда было добычей для некоторых болезней: среди самых древних недугов были проказа, фрамбезиоз и жёлтая лихорадка. Многие из них вызывали микробы, которые сохранялись в почве или в популяциях животных — так, жёлтую лихорадку переносили африканские обезьяны. Но у людей было время, эволюционное время, чтобы приспособиться к большинству таких болезней и паразитов.

С появлением новых, плотных общин появилась новая зараза — «болезни толпы», такие, как корь, краснуха, оспа и грипп. В отличие от более древних болезней, микробы, вызывавшие эти болезни, могли выживать исключительно в телах живых людей. Такие болезни не могли появиться у людей в процессе эволюции до тех пор, пока не появились достаточно плотные и подвижные толпы, которые позволяли им распространяться.

Но, если они инфицировали толпы людей, они должны были и появиться в толпе. И так это, собственно, и было: толпы животных, сильно социальных существ, стада которых теперь жили рядом с людьми — животных, которыми эти болезни долгое время ограничивались. Туберкулёз, корь и оспа достались людям от крупного рогатого скота, грипп — от свиней, а малярия — от птиц. Тем временем, когда начали строить склады для зерна, популяции переносчиков инфекционных заболеваний — крыс и мышей, блох и клопов — достигли немыслимой плотности. Однако те, кто выжил, выработали определённую сопротивляемость, хотя некоторые из её механизмов были несовершенными, с разрушительным побочным действием. Механизмы адаптации работали слишком медленно по сравнению с бешеным темпом изменения человеческой культуры, чтобы успевать сглаживать эти недостатки.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});