Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перечитывал его несколько раз и все не мог понять, почему Константин Симонов заявил в свое время: «Нельзя давать трибуну Пастернаку!» Не могу понять, почему вслед за Симоновым не давали трибуну Пастернаку и его роману официальные советские власти на протяжении почти сорока лет.
Что антисоветского можно найти в пастернаковской версии революции? Но вот эти строки могли действительно напечатать только в 1988 году, никак не раньше: «Изуверства белых и красных соперничали по жестокости, попеременно возрастая одно в ответ на другое, точно их перемножали. От крови тошнило, она подступала к горлу и бросалась в голову, ею заплывали глаза». Да, обычно в литературе и в фильмах о гражданской войне зверствовали лишь белые и интервенты, а красные отвечали добротой и милосердием. Но Пастернак – реалист и рассказывает все, как было на самом деле. Особенно показательны в этом отношении 11 и 12 части романа, где рассказывается о пребывании Юрия Андреевича в партизанском отряде. Доктор почти на два года оказался среди красных, вынужден был не только оказывать помощь раненым и больным, но и волей-неволей втягиваться в политический конфликт.
Мне кажется, Пастернаку удалось мастерски показать всю противоречивость характера Живаго, сложность его положения, колебания, на чью сторону встать. Вспомните эпизод, когда герою пришлось нарушить международную конвенцию о Красном Кресте, по которой военные врачи не имеют права вооруженно участвовать в боевых действиях воюющих сторон. Живаго не мог прицельно стрелять в приближающуюся цепь белых, потому что «лица половины казались ему привычными, виденными, знакомыми». Случайно ранив юношу из белой цепи – Сережу Ранцевича – Живаго вместе с фельдшером спасает мальчика. А вскоре, случайно оказавшись свидетелем разговора заговорщиков, собравшихся убить командира партизан, Живаго негодует и спешит предупредить Микулицына. Заговор раскрыли, Ливерия не убрали, а его методы на долгие годы остались в арсенале большевиков. Образ Микулицына мне лично глубоко антипатичен даже по сравнению с Левинсоном из «Разгрома» Фадеева. Левинсон за кражу дынь с крестьянского баштана судил Морозко, а Микулицын сначала распорядился расстрелять самогонщиков, а потом вновь разрешил самогоноварение. Левинсон личным примером учил партизан храбрости, а Микулицын кроме пышной речевой патетики, не знает других методов воспитания партизан.
Во многом можно не соглашаться с авторской трактовкой Живаго. Многих читателей старой закалки покоробит его отношение к женщинам: три жены к концу жизни. Но разве не актуальны сейчас, в наше смутное время, эти строки о любви, которые произносит Лара: «...И почему рушатся семьи, в том числе твоя и моя? Ах, как будто дело в людях, в сходстве и несходстве характеров, в любви и нелюбви. Все производное, налаженное, все относящееся к обиходу, человеческому гнезду и порядку, все это пошло прахом вместе с переворотом всего общества и его переустройства. Все бытовое опрокинуто и разрушено»...
Читать «Доктора Живаго» трудно. Это не транспортное чтиво. Лучше всего осилить роман на каникулах, когда ничто и никто не будут мешать думать, ибо он наталкивает на размышления. Размышления о судьбе главного героя. Размышления о себе, читателе, народе, России. Ведь каждый из нас вслед за Борисом Пастернаком и Юрием Живаго согласится со строчками из стихотворения «Гамлет»:
Но продуман распорядок действий,И неотвратим конец пути.Я один, все тонет в фарисействе.Жизнь прожить – не поле перейти.
Вот какие мысли навеял роман «Доктор Живаго». У вас он, возможно, вызовет другие чувства – и это главное, значит, книга нужна сегодняшнему читателю.
С. Д. Довлатов
Сочинение по произведению С. Д. Довлатов. «Зона»
Сергей Довлатов – писатель нашего времени. Он стал известен только в восьмидесятых годах. У нас же в стране его книги появились только в начале девяностых. Вся жизнь писателя была движением, энергией. Родившись в эвакуации 3 сентября 1941 г. в Уфе, он умер в эмиграции 24 августа 1990 г. в Нью-Йорке. С 1978 г. – двенадцать лет – Довлатов жил в США, где окончательно выразил себя как прозаик. Лауреат премии американского Пен-клуба, он печатался в престижнейшем американском журнале «Ньюйоркер», где до него из русских прозаиков публиковали лишь Набокова. Почему же все-таки российский талант на Родине всегда в оппозиции? Не потому ли, что его цель – идеал?
По завету нашей классической литературы место художника – среди униженных и оскорбленных. Он там, где нет правосудия, где угасают мечты, царит беззаконие и разбиваются сердца. Но из темного болота жизни художник извлекает неизвестный до него смысл, образы. Они «темны иль ничтожны» – с точки зрения господствующей морали. А поэтому и сам художник всегда ужасающе темен для окружающих.
В первую очередь писателя интересовало разнообразие самых простых людей и ситуаций. Соответственно в этом отношении его представление о гении: «бессмертный вариант простого человека». Вслед За Чеховым он мог бы сказать: «Черт бы побрал всех великих мира сего со всей их великой философией! »
Произведение «Зона», опубликованное в 1983 г., сначала в Америке, у нас – гораздо позже, имеет второе название – «Записки надзирателя». Это своего рода дневник, хаотические записки, комплект неорганизованных материалов, описывающих в точности жизнь уголовной колонии. Рассказ ведется от первого лица – человека, работавшего в этой колонии надзирателем.
Он рассказывает о дикости, ужасе мира, в который он попал. Мира, в котором дрались заточенными рашпилями, ели собак, покрывали лица татуировками, насиловали коз. Мира, в котором убивали за пачку чая. Он пишет о людях, живущих в этом мире. О людях с кошмарным прошлым, отталкивающим настоящим и трагическим будущим.
Но, несмотря на весь ужас и кошмар этого мира, жизнь продолжалась. И в этой жизни даже сохранились обычные жизненные пропорции. Соотношение радости и горя, добра и зла оставалось неизменным. В этой жизни, пишет он, были и труд, и достоинство, и любовь, и разврат, и патриотизм, и нищета. Были и карьеристы, и люмпены, и соглашатели, и бунтари. Но система ценностей была полностью нарушена. То, что еще вчера казалось важным, отошло на задний план. Обыденное становилось драгоценным, драгоценное – нереальным. В этом диком мире ценились еда, тепло, возможность избежать работы.
В рассказе есть эпизод, где автор рассказывает о человеке, мечтавшем стать на особом режиме хлеборезом. «...Это был хмурый, подозрительный, одинокий человек. Он напоминал партийного босса, измученного тяжелыми комплексами». Для того чтобы занять такое место, в зоне надо было лгать, льстить, выслуживаться, идти на шантаж, подкуп, вымогательство. Любыми путями добиваться своего.
Сравнивая в предисловии к «Зоне» себя с Солженицыным, Довлатов говорит, что книги их совершенно разные. Солженицын был заключенным и описывал политические лагеря. Довлатов же писал о надзирателе в уголовном лагере.
Если говорить о художественном своеобразии произведения, то стоит заметить, что в этих хаотических записках прослеживается общий художественный сюжет, в какой-то мере соблюдено единство времени и места; действует один лирический герой (конечно, если можно назвать надзирателя «лирическим»).
Можно сказать, что довлатовское повествование разделено не на главы, а на абзацы, на микроновеллы, как в чеховском театре, границей между ними является пауза. Любая из них может оказаться роковой.
Отчетливо демократическая ориентация довлатовской прозы сомнений не вызывает. И иного принципа отношений между людьми, чем принцип равенства, он не признавал. Но понимал: равными должны быть люди разные, а не одинаковые. В этом он видел нравственное обоснование демократии, и это убеждение диктовало ему и выбор героев, и выбор сюжетов.
Е. А. Евтушенко
Е. А. Евтушенко – лирический поэт
Евгений Александрович Евтушенко – один из самых популярных и хорошо известных современных поэтов.
Первая книга Евтушенко «Разведчики грядущего» появилась, когда поэту исполнилось 19 лет.
Имя Евтушенко давно и прочно вошло в современную поэзию. Обширная популярность его заключается не только в выдающемся поэтическом даровании, но и в том врожденном чувстве гражданственности, которое неразрывно с чувством времени. Он как поэт неравнодушен к человеческим судьбам.
Евгений Евтушенко в основе своей поэт лирический, поэт, пишущий от собственного лица.
Его творчество как поэта, понимающего свое предназначение, неотделимо от чувства любви к Родине:
Если будет Россия, Значит, буду и я.
И как бы в подтверждение этих строк появилась другая книга «Катер связи», которая отразила это познание Родины. Евтушенко не довольствуется впечатляющим сюжетом, он насыщает этот сюжет подробностями, которые можно почерпнуть лишь в самой жизни.
- Подлинная история времени без ложных вымыслов Стивена Хокинга. Что такое время. Что такое национальная идея - Владимир Бутромеев - Прочая научная литература
- Любителям фантастики — ошибки в книгах и фильмах - Василий Купцов - Прочая научная литература
- Числовая символика Средневековья. Тайный смысл и форма выражения - Винсент Хоппер - Прочая научная литература
- Звук за работой - Александр Коробко-Стефанов - Прочая научная литература
- Наблюдения и озарения или Как физики выявляют законы природы - Марк Перельман - Прочая научная литература