прежде чем он снова начнет проводить службы в соборе. Нет, сама эта мысль была Филипу невыносима.
Сразу же после окончания вечерней молитвы он провел собрание капитула,[11] на котором поведал монахам о случившемся.
Приор выработал особую методику управления подобными собраниями. Его помощник Ремигиус все еще имел на Филипа зуб за поражение на выборах и нередко, когда обсуждались монастырские дела, давал выход своей обиде. Это был консервативно настроенный, лишенный всякого воображения, мелочный человек, и его взгляд на то, как следует управлять монастырем, в корне отличался от взгляда Филипа. На собраниях капитула на стороне Ремигиуса обычно выступали те же братья, которые поддерживали его на выборах: склонный к апоплексии ризничий Эндрю, надзиратель Пьер, отвечавший за дисциплину и имевший весьма ограниченное представление о своих обязанностях, и Малыш Джон, хранитель монастырской казны. Соответственно те, кто агитировал на выборах за Филипа, стали ближайшими товарищами приора: старый келарь Белобрысый Катберт, молодой Милиус, которому Филип доверил новообразованное место казначея и в ведении которого находились все финансы монастыря. Спорить с Ремигиусом приор всегда предоставлял Милиусу, с которым он обычно заранее обсуждал все проблемы, но, даже если это не удавалось, можно было быть уверенным, что точка зрения молодого казначея окажется весьма близкой к его собственной позиции. Филип же мог выступать как независимый арбитр, и, хотя Ремигиус очень редко соглашался с ним, приор старался почаще принимать во внимание его аргументы и прислушиваться к его предложениям, тем самым создавая впечатление консенсуса среди членов капитула.
От содеянного графом Перси монахи пришли в ярость. Все они возрадовались, услышав о том, что король даровал им право неограниченно брать строевой лес и камень, и теперь дружно возмущались, что Перси посмел ослушаться королевского указа.
Однако, когда стихли негодующие возгласы, выяснилось, что у Ремигиуса было на этот счет особое мнение.
— Помнится, я еще год назад предупреждал, — начал он. — Соглашение, в соответствии с которым каменоломня принадлежит графу, а нам дается право добывать там камень, меня никогда не устраивало. Мы должны были требовать, чтобы ее отдали в нашу полную собственность.
То, что в этом замечании была доля истины, вовсе не заставило приора согласиться со своим помощником. Именно о том, что каменоломня должна была перейти в собственность монастыря, он договорился с леди Риган, однако в последнюю минуту она обвела его вокруг пальца. Филипа так и подмывало сказать, что он сделал все, что было в его силах, и хотел бы он посмотреть, как смог бы Ремигиус добиться большего в коварных лабиринтах королевского двора, однако прикусил язык, ибо он был приором, а приор обязан за все нести ответственность.
— Можно, конечно, рассуждать, как хорошо было бы, если бы король отдал нам каменоломню, — пришел на помощь Милиус, — однако он этого не сделал, так что сейчас нам нужно решить, как быть дальше.
— По мне так все абсолютно ясно, — немедленно отозвался Ремигиус. — Сами выгнать людей графа мы не можем, поэтому нам надо добиться, чтобы это сделал король. Мы должны послать к нему представителей и просить его заставить графа Перси подчиниться.
Монахи одобрительно зашумели.
— Надо послать самых мудрых и самых речистых, — добавил ризничий Эндрю.
Филип не сомневался, что во главе делегации Ремигиус и Эндрю видели именно себя.
— Не думаю, — продолжал Ремигиус, — что после того, как король узнает о том, что случилось. Перси Хамлей будет долго оставаться графом Ширингом.
Этой уверенности Филип не разделял.
— А где сейчас король? — спохватился Эндрю. — Кто-нибудь знает?
Филип недавно вернулся из Винчестера и был в курсе.
— Он отправился в Нормандию, — сказал приор.
— Понадобится уйма времени, чтобы догнать его, — заметил Милиус.
— Поиски справедливости требуют терпения, — высокопарно произнес Ремигиус.
— Но пока мы будем тратить время на поиски справедливости, строительство собора будет стоять на месте, — парировал Милиус. В своем голосе он не скрывал раздражения, которое вызывала в нем готовность Ремигиуса отложить программу строительства. Филип разделял это чувство. Милиус между тем продолжал: — Однако проблема не только в этом. Даже добравшись до короля, надо будет еще уговорить его выслушать нас. А на это могут уйти недели. Затем он, вполне вероятно, предоставит Перси Хамлею возможность защищаться — и тогда снова задержка…
— Да как, интересно, Перси станет защищаться? — вспылил Ремигиус.
— Не знаю, — проговорил Милиус, — но уверен, он что-нибудь придумает.
— Но в конце концов король обязан держать свое слово.
— Не будь так уверен, — раздался чей-то голос, и все обернулись. Говорившим был брат Тимоти, старейший среди монахов монастыря. Маленький благопристойный старичок, он очень редко участвовал в их дискуссиях, но, когда все же начинал говорить, его стоило послушать. Не раз Филип думал, что Тимоти вполне мог бы стать приором. Как правило, на собраниях капитула брат Тимоти сидел и дремал, но сейчас он подался вперед, глаза блестят. — Король есть лишь раб обстоятельств, — продолжал старик. — Он живет в постоянном страхе перед собственными бунтовщиками и монархами соседних стран. Ему нужны союзники. Граф Перси — человек могущественный, у него много рыцарей. И если в тот момент, когда мы представим королю наше прошение, он будет испытывать нужду в таких людях, как Перси, он откажет нам, невзирая на всю законность нашей просьбы. Короли не безгрешны. Есть только один истинный судья, и он есть Бог. — Тимоти снова откинулся назад, прислонившись к стене и полуприкрыв глаза, словно то, как будет воспринята его речь, не представляло для него ни малейшего интереса. Филип сдержал улыбку: Тимоти абсолютно точно выразил опасения приора по поводу поисков правды у короля.
Ремигиус не хотел отказываться от захватывающей поездки во Францию и возможности