Читать интересную книгу Распечатки прослушек интимных переговоров и перлюстрации личной переписки. Том 2 - Елена Трегубова

Я: — А когда ты привел этого парня журналиста к забору — неужели он не увидел или не услышал, что за забором стреляют?

Гади Цабари: — Забор был не на ровном месте. Его построили на маленькой горке. На возвышении. И если бы даже кто-то в этот момент еще раз выстрелил, то пули бы все равно попали в горку, журналист бы ничего не увидел.

Кроме того, там, в олимпийской деревне, каждый день кто-то праздновал спортивные победы. А когда празднуют олимпийские медали — ты представляешь же, какой гвалт. Выпивают, кричат, стреляют…

Когда те вызвали полицию, и полиция принесла мне одежду и стала меня допрашивать, я сразу объяснил, где есть террористы. Пять часов я был на допросе. Но в самый же первый момент, как только я сказал, где террористы, полиция тут же окружила этот дом, и террористы не смогли больше гулять в другие отсеки здания. Тех моих товарищей, которых они поймали, они держали, но больше они никого захватить не могли. Они были блокированы. В первом боксе. Так как я бежал снизу, и полиция появилась со всех сторон, то террористы побежали наверх. И всех пленных посадили в эти комнаты, в первый бокс, который наверху. А у входа, чтобы доказать полиции, что это не игра, они убили Вайнберга, и выбросили его труп сверху на пешеходную улицу. Не на нижнее шоссе. А на мидрахоф. А тот, который был на костылях, Иосиф Романо, его они застрелили в той же комнате, где были все пленные — видимо, именно потому, что он мешал им двигаться настолько быстро, насколько им хотелось, на своих костылях.

Ты, конечно, сейчас спросишь, откуда я знаю, что Романо был уже мертв — еще до того, что произошло с ними потом. Дело в том, что они, эти террористы, объявили, что хотят иметь дело только с министром иностранных дел Германии, и только с ним готовы вести переговоры. Только с самым высоким лицом. И вот Геншер, который тогда был министром иностранных дел, зашел туда к ним, в первый бокс, чтобы говорить с ними. И когда он вышел, он рассказал, что Романо уже лежит убит. Геншер как раз и зашел туда, к ним, потому что хотел убедиться, что есть еще живые люди, что есть еще о чем говорить вообще. Он хотел убедиться, что остается предмет для переговоров. Поэтому он потребовал, чтобы его впустили. И тогда он увидел, кто там жив, кто мертв.

Я: — Надо же, не побоялся зайти.

Гади Цабари: — Террористы требовали, чтобы геликоптер увез всех их вместе с заложниками сразу в аэропорт. А в аэропорту — чтобы им предоставили самолет до Египта. А потом, на самом аэродроме, уже на взлетном поле, рядом с вертолетами, в которых сидели заложники, началась стрельба. И тогда уже было… то, что было.

Я: — Где ты находился в этот момент?

Гади Цабари: — Я был пять часов в полиции. После чего меня отвезли обратно в олимпийский центр. Там было большое высотное здание. И там, возле этого здания, было место для вертолетов — внизу, в саду. В этом здании были все главы этого олимпийского центра. И всех израильтян, которые там остались — кроме тех, что были пленены — отвезли в это здание на девятый этаж. И меня после полиции привезли туда же. А так как были переговоры террористов с министром иностранных дел Германии, то это длилось с самого утра по двенадцать часов ночи. И поскольку я все это время сидел там, я видел, что в десять часов их посадили в вертолет. Я видел, как они подъехали к этому дому на минибусах.

Я: — А как же удалось спастись второму? Я слышала, что вас было двое — кто оказался руках террористов, но спасся.

Гади Цабари: — Он в первую же минуту выпрыгнул в окно. Когда террористы зашли в первый бокс — они явно знали, что там жило все руководство делегации. Он тоже жил там. И когда он их услышал, он сразу выпрыгнул в окно. И на ту сторону, там, куда он выпрыгнул, выходило здание канадцев, живших примерно в таком же помещении. Я не знаю, зашел ли он к ним в спальню, или зашел только в дом. Факт тот, что пока террористы двигались в соседние боксы, он оставался там, в доме канадцев. И не поднял тревогу. Почему я это знаю? Показатель такой: террористы ворвались вот сюда — смотри! — в бокс номер один, в полпятого утра. А ко мне, в бокс номер три, они пришли уже без десяти минут пять. Значит, двадцать минут разницы! За эти двадцать минут, если бы тот, выпрыгнувший, поднял тревогу, террористы бы даже не дошли до третьего бокса. Доказательство очень простое: когда я прибежал к дому «Эй-Би-Си», и они мне долго не верили, думали, что я сумасшедший, и я повел этого парня к забору — но вместе со всем этим, ровно за пять минут они позвали полицию, и здание израильской команды было моментально оцеплено. Я сразу попросил их дать мне позвонить — и они дали — и пытался найти по телефону Лялькина — из нашей делегации, потому что он вместе с нашим доктором жили в самом последнем боксе. То есть, до него террористы еще не успели дойти. Я хотел его предупредить. И это все заняло пять минут — от того момента, как я оказался на свободе и в безопасности — до того момента, как полиция оцепила здание.

Я: — То есть, ты был первым, от кого полиция узнала о террористах?

Гади Цабари: — Да, и террористы больше не попали ни в один бокс. И если бы тот, который тоже выжил, сделал бы то же самое, то террористы не зашли бы даже ко мне, даже в бокс номер три, где жил я, и где жили еще пять человек — которые погибли. Это заняло всего пять минут! Времени бы хватило. Так как после моего звонка полиция сразу дала знать остальным израильтянам, которые находились в других боксах и не были захвачены, как они могут выйти или через окно или через дверь, чтобы оказаться в безопасности.

Я: — Слушай, получается, ты так и не успел выступить на олимпиаде?

Гади Цабари: — Почему же! Выступил, еще как. Два состязания было. Но после того, как произошел теракт, всю нашу команду — тех, кто остался в живых, вернули в Израиль. Я закончил выступление в греко-римской борьбе. Но не успел выступить во втором виде борьбы: во фристайле. Так что медали не достал.

Я: — Что это за девушки с тобой тут на фотографии? Какие красавицы. Ты помнишь их фамилии?

Гади Цабари: — Еще бы! Конечно помню! Это — Пловчиха. А эта — Атлетика. Шахаморов. Тоже олимпийка. А это — опять я. Видишь, это не обычная фотография, вырезка из газеты. Опубликовано накануне Мюнхена. Тогда, перед отправкой в Мюнхен, в газетах публиковали фотографии и биографии всех спортсменов, которые поедут на олимпиаду. Вот видишь — в этой газете напечатаны две биографии и фотографии рядом: Я — и Хальфин. Элиэзер Хальфин. Мертв.

Когда мы приехали в Израиль, Голда Меир сказала, что организаторов теракта будут убивать не прекращая. Только через семь лет всех уничтожили.

Я: — То есть, ты с самого начала знал про моссадовские подразделения возмездия?

Гади Цабари: — Просто время от времени в газетах что-то проскальзывало, и я понимал, о чем идет речь.

Я: — Как ты думаешь, Штази и КГБ действительно принимали участие в организации теракта в Мюнхене? Или были в курсе его подготовки?

Гади Цабари: — Понятно, что этим террористам помогали спецслужбы. Чтобы добраться туда, террористы должны были пройти через ГДР. Все эти террористы приехали не организованно в одно место — чтобы их не поймали. Они приехали с разных сторон. И было несколько, которые приехали через ГДР, чтобы добраться до Мюнхена. И конечно были те, кто им в этом помогли. Это все организовано было задолго. И специалисты, которые тогда проводили расследование, сказали, что вполне возможно, что связь шла через ГДР.

А вообще — знаешь вот, что я сейчас подумал? Вот знаешь, что самое удивительное: за все десятилетия, которые прошли после теракта, ты — первый и единственный человек из России, который появился здесь в моем доме и задал мне все эти вопросы. Странно, правда?

Я: — Слушай, Гади, а ты мне говорил что-то про свою инвалидность. Но ты же не был ранен, когда тебя захватили в Мюнхене, насколько я поняла? Извини — но что ты имел тогда в виду под инвалидностью? Ты ведь, по-моему, здоров как бык?

Гади Цабари: — Ты не представляешь себе, что со мной творилось год после Мюнхена! Когда я вернулся оттуда, я вообще не мог спать. Я просто не мог спать. Я все время шел по этим лестницам. У меня в глазах все время стояли эти пролеты, я спускался по ступеням. И все время пытался оттуда убежать. И самый непереносимый кошмар — что я понимал, что Вайнберг специально пришел ко мне, пришел ко мне как предатель, предал меня, потому что не любил меня. Это еще мало сказано «не любил». И… Я понимаю, что тебе это, конечно, неприятно будет услышать — но я понял, что это не случайно, что он был убит первым… Но я сразу сообщил полиции, что он ранен. Потому что я его видел раненым еще до того, как его выбросили на улицу убитым.

Я: — Что ты имеешь в виду «не случайно был убит первым»?

Гади Цабари: — Это как будто сверху было.

Я: — Гади, давай не будем так говорить об этом. Он ведь мертв уже.

Гади Цабари: — Но я-то жив! Я-то живу с этим! Все эти годы! И, может быть, я бы был уже в Абарбанэль, в сумасшедшем доме, если бы я был недостаточно сильным человеком.