Это одно из тех судов, какими обычно пользуются в районах к востоку от мыса Кодера, где море почти никогда не бывает бурным. Lancha с грузом контрабандного какао должна была направляться к острову Тринидад. Именно по этой причине ее владелец считал, что ему нечего опасаться вражеских кораблей.
Мы погрузили наши коллекции растений, приборы и обезьян и надеялись проделать при чудесной погоде очень короткий переход от устья реки Невери до Куманы; но едва мы вошли в узкий пролив между материком и скалистыми островами Боррача и Чиманас, как, к великому нашему изумлению, встретили вооруженную шлюпку, с которой, беспрерывно окликая нас в рупор, обстреляли нас из ружей с большого расстояния.
Это были матросы с галифакского капера; среди них я узнал по лицу и по акценту одного пруссака родом из Мемеля [Клайпеда]. С тех пор как я приехал в Америку, мне ни разу не представилось случая разговаривать на родном языке, и я с большим удовольствием прибег бы к нему при более благоприятных обстоятельствах.
Наши протесты ни к чему не привели, и нас доставили на борт капера; там сделали вид, что ничего не знают о разрешениях, выданных губернатором Тринидада на право контрабандной торговли, и объявили нашу лодку призом. Владея немного английским языком, я вступил с капитаном в переговоры о том, чтобы нас не доставляли в Новую Шотландию; я просил высадить нас на ближайший берег.
Пока я в кают-компании пытался защитить наши права и права владельца лодки, послышался шум на палубе. Капитану что-то сказали на ухо, и он с озабоченным видом покинул меня. На наше счастье, английский корвет («Хоок») крейсировал в тех же водах. На нем подняли сигнал, вызывая капитана капера; и так как последний не спешил повиноваться, то с корвета дали пушечный выстрел и послали к нам на борт гардемарина (midshipman).
Это был очень вежливый юноша, подавший мне надежду, что груженная какао лодка будет возвращена и что назавтра мы сможем продолжить свой путь. Одновременно он предложил мне отправиться с ним, уверив, что его командир, капитан Английского королевского флота Джон Гарньер, предоставит мне на ночь более удобный приют, чем тот, какой я нашел бы на судне из Галифакса.
Я принял столь любезное приглашение и встретил чрезвычайно вежливый прием со стороны капитана Гарньера, который участвовал с Ванкувером в путешествии к северо-западному побережью и, по-видимому, живо интересовался всем, что я ему рассказывал о больших водопадах Атурес и Майпурес, о бифуркации Ориноко и о его связи с Амазонкой. Он познакомил меня со своими офицерами; некоторые из них побывали с лордом Макартни в Китае.
Вот уже год, как мне не приходилось бывать в обществе стольких образованных людей. Из английских газет они имели некоторое представление о цели моей экспедиции; ко мне они отнеслись с большим доверием и на ночь поместили в каюте командира. При расставании мне подарили астрономические эфемериды за те годы, за которые я не смог их достать во Франции и Испании.
Капитану Гарньеру я обязан тем, что смог произвести по ту сторону экватора наблюдения над спутниками Юпитера, и я считаю своим долгом выразить здесь свою благодарность за его отношение. Когда возвращаешься из лесов Касикьяре, после того как на протяжении месяцев приходилось замыкаться в узкий круг жизни миссионеров, испытываешь большое наслаждение при первой встрече с людьми, избороздившими моря всего света и обогатившими свой ум столь разнообразными зрелищами.
Я покинул английский корабль, сохранив самые приятные впечатления, которые никогда не изгладятся и которые заставили меня еще больше полюбить избранную мной деятельность.
На следующий день мы продолжили свой путь, и были немало удивлены глубиной проливов между островами Каракас, где корвет маневрировал, едва не задевая скалы. Как сильно эти известняковые островки, своим расположением и очертаниями свидетельствующие о великом катаклизме, отторгнувшем их от Терра-Фирмы, отличаются по виду от вулканического архипелага к северу от острова Лансароте, где базальтовые скалы выступают из моря как бы в результате поднятия дна!
Множество пеликанов, более крупных, чем наши лебеди, и фламинго, ловивших рыбу в бухточках или преследовавших пеликанов, чтобы отнять у них добычу, возвестили о близости Куманского побережья. Забавно наблюдать, как с восходом солнца внезапно появляются морские птицы и оживляют ландшафт. Это напоминает в самых пустынных уголках, как с первыми проблесками зари пробуждается жизнь в наших городах.
К девяти часам утра мы находились у залива Карьяко, служащего рейдом для города Кумана. Холм, увенчанный замком Сан-Антонио, вырисовывался белым пятном на темной завесе гор внутри страны. Мы с интересом снова смотрели на пляж, где собирали первые американские растения и где несколько месяцев спустя Бонплан подвергся столь большой опасности.
Сквозь заросли кактусов (колонновидных), которые в виде колонн и канделябров возвышались на 20 футов, виднелись хижины индейцев гуайкери. Все в этом ландшафте было нам знакомо – и кактусовый лес, и раскиданные тут и там хижины, и та огромная сейба, под которой мы любили купаться по вечерам.
Наши куманские друзья пришли встретить нас; люди разных сословий, познакомившиеся с нами во время наших частых гербаризаций, выражали тем большую радость, что несколько месяцев тому назад распространилась весть о нашей смерти на берегах Ориноко.
Основанием для этих зловещих слухов послужила либо очень серьезная болезнь Бонплана, либо то обстоятельство, что шквал чуть не опрокинул нашу лодку выше миссии Уруана.
Мы поспешили к губернатору дону Висенте Эмпарану, чьи рекомендательные письма и постоянная забота принесли нам так много пользы во время только что законченного нами длительного путешествия. С его помощью мы сняли в центре города дом; возможно, он был слишком высок для страны, подверженной сильным землетрясениям, но представлял большие удобства для размещения наших приборов.
С его плоских крыш (azoteas) открывался великолепный вид на море, на полуостров Арая и на архипелаг островов Каракас, Пикуита и Боррача. Кольцо блокады гавани Куманы с каждым днем все больше сжималось, и в тщетном ожидании испанских пакетботов мы задержались в ней еще на два с половиной месяца.
Часто у нас появлялся соблазн перебраться на датские острова, которым нейтралитет обеспечивал мирное существование; однако мы думали, что, покинув испанские колонии, столкнемся с трудностями, если захотим в них вернуться. Получив столь широкие права, предоставленные нам в счастливую для нас минуту, мы ни в коем случае не должны были рисковать чем-нибудь не угодить местным властям.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});