Денег брать от моих родителей мне не хотелось, — тем более, что в их хозяйстве с его постоянными литераторскими «ups and downs»[151] сейчас явно было down. От Нининых родителей мы тоже наличных денег не брали — жили они очень небогато. Меня крайне поражали магазинеровские общие чаепития: у Дьяконовых, когда денег не было, стол был пуст, зато когда деньги были, на столе было чем поживиться. У Магазинеров же на ужин к чаю подавались, всегда одинаково, только конфеты; и когда я, сладкоежка, раз взял две конфеты, получился конфуз: конфет выдавали строго по одной на брата.
Трехсот рублей на двоих не хватало: не говоря уж об одежке, на одну еду, туалетные принадлежности и транспорт выходило больше, — а еще случалось у букиниста купить кое-какие книжки.
Конечно, по-настоящему надо было мне поступить на работу; но вечерняя работа на пути не валялась, а к тому же я понимал, как дороги для будущего мои вечера, полные не только подготовкой к занятиям, но и успешным накоплением знаний для будущей работы в науке. Кроме того, я ни тогда, ни в течение всей моей жизни не мог освободиться от национальной обломовской склонности к laissez faire[152]: если кто-то что-то как бы естественно уже делает, мне трудно было сделать усилие, чтобы это «что-то» взять на себя. — Пока что я поступил в Эрмитаж экскурсоводом.
Для «сквозняков» (так тогда называли «сквозные» экскурсии для общего ознакомления со всем музеем) у меня не хватало знаний и подготовки; но в те годы поход на эрмитажную постоянную выставку Древнего Египта входил в программу 5-х классов всех школ, и в сентябре-ноябре шел огромный наплыв заявок на эти экскурсии; да и среди широкой публики, и даже у командования военных училищ, выставка Египта пользовалась большой популярностью; осенью экскурсоводов очень не хватало.
Сначала экскурсии разрешалось водить учителям школ и даже просто руководителям клубов и т. п.; эти экскурсии, как и все вообще, прослушивались сотрудниками Отделения Древнего Египта. Но тут начались анекдоты. Одну экскурсию прослушивала Наталия Давыдовна Флиттнер: экскурсовод привел своих подшефных в ту часть выставки, где стояли гигантские базальтвые саркофаги позднего периода египетской истории, и, выстроив группу вокруг саркофага, сказал:
— Вот ето гхроб. И ложат етот гхроб в егхипетскую пирамиду.
(Пирамиды, конечно, возводились на две тысячи лет раньше).
Неподалеку стоял шкафчик, в котором было выставлено много десятков ушебти — фигурок из голубого фаянса в виде запеленатой мумии Осириса. Такие фигурки клались умершему в гробницу для того, чтобы, когда царь мертвых Осирис вызовет покойного на барщину, дежурная в этот день фигурка откликнулась бы и вышла за него на работу. Экскурсовод объяснил только, что это изображения покойников. Кто-то спросил — мужчины это или женщины, и если это одни мужчины, то почему? (Естественно, потому, что они в облике Осириса). Экскурсовод сказал:
— Вот вам задание: пока мы занимаемся, определите, кто из них мужчина, кто женщина.
— Каким образом?
— По признакам.
После нескольких подобных печально-комических случаев такие «самодеятельные» экскурсии были запрещены. Стали их поручать экскурсоводам-профессионалам, которые должны были сдавать (обычно заведующей египетским Отделением — Милице Эдвиновне Матье) экзамен по теме. Но прослушивание — чтобы не смущать новичков — проходило не на первой их экскурсии, а на третьей или четвертой. И тут тоже не обходилось без анекдотов. Однажды к нам заявился некий одноглазый молодой мужчина в поношенном морском кителе, получил литературу и консультации по древнему Египту и был выпущен на первую экскурсию.
Прослушивали обыкновенно, стоя поодаль, иногда даже за фанерным пилоном (такие пилоны, ради увеличения полезной площади стен, разделяли на отсеки всю египетскую выставку, помещавшуюся в глубинной части Растрсллисвской галереи; передняя ее часть, ближе к Иорданскому подъезду, отделенная фанерной стеной, еще принадлежала тогда Музею революции). На одном из пилонов была витрина с предметами египетского быта, и для оживления ее в выставку были включены копии с древнеегипетских рисунков, в частности — фигурка лютнистки в прозрачном платье.
Расставив пятиклассников вокруг этой витрины, экскурсовод показывал исключительно эту копию рисунка и рассказывал, что это — альмея, египетская женщина легкого поведения, которая исполняет танец живота, заключающийся в том, что надо делать такие движения бедрами, как будто между ног залетела оса. И он эти движения тут же воспроизводил. Пришлось его выгнать.
Но это. конечно, были редкие экземпляры и монстры, хотя не такие уж и редкие. Большинство экскурсоводов были женщины с педагогическим или искусствоведческим образованием, отлично знавшие свое дело, и у них я с удовольствием учился умению ясно излагать мысли, заинтересовывать и держать в руках буйную толпу пятиклассников. Труднее было заинтересовать «смешанные» группы, поставлявшиеся по ЖАКТам[153]; в них могли входить слушатели от профессора до дворничихи. Заинтересовать их всех древним Египтом было практически невозможно, а это означало, что кто-то отходил в сторону и рассматривал что-нибудь вовсе не входящее в тему экскурсии, кто-то переговаривался между собой и т. п. Раз я оборвал экскурсию на полуслове и пошел доложить в просвстотдсл, что я ее до конца не довел. Когда я проходил через зал по дороге назад, в египетское отделение, я видел, что мои экскурсанты не разошлись, а продолжают ждать меня. Но я уже к ним не вернулся.
И еще гораздо труднее было вести экскурсию бойцов (тогда не говорили «солдат») или курсантов, которые печатали шаг, ели тебя глазами и не выражали ничего на лицах — ни заинтересованности, ни даже скуки.
На трудных группах, пожалуй, еще интереснее было слушать наших лучших экскурсоводов. С удовольствием вспоминаю их здесь: это была прежде всего умная, рыжая, живая, наизусть знавшая, чем живы мальчишки, Любовь Владимировна Антонова, когда-то первая жена египтолога Исидора Михайловича Лурье, в годы войны — заведующая детским домом эвакуированных эрмитажных детей, потом многие годы — заведующая школьным кабинетом Эрмитажа; и затем это была остроумная не без ядовитости, тоже великолепный педагог, Ксения Владимировна Ползикова-Рубец, тогда еще существовало, как правило, в каждом доме, для регистрации и обслуживания жильцов. Возглавлял его управдом, или управхоз, отвечающий за чистоту и порядок в доме. Позже ЖАКТы были заменены «жилконторами» — одной на целый квартал, а потом районными жилуправлениями. Соответственно, исчезли чистота, порядок и регулярное действие лифта, водопроводного, канализационного хозяйства, покраска и уборка подъездов, и стал застопориваться вывоз мусора. жена Мишиного учителя, историка и востоковеда Александра Юрьевича Якубовского; красивая и дельная Марина Владимировна Андреева, Рейхардт (не помню имени иотчества), жена специалиста по истории мебели, профессора Лесотехнической академии, Ядовина, впоследствии много лет ученый секретарь Эрмитажа (после меня); и другие.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});