каждое слово:
– Вы положили на депозит вчера вечером один миллион семьсот тысяч долларов?
– Сначала я с наслаждением пообедал, – сказал Эрик Ван Хельсинг. – Вы знаете «Макдоналдс»?
Циммерману послышался странный звук в горле, похожий на «бульк, бульк, бульк», но полной уверенности в этом у него не было. Он выпрямился в кресле, осознав, что подался всем телом вперед, как медведь, готовый разорвать до костей дешевое европейское мясо.
– Мистер Ван Хельсинг, – обратился он к гостю с настолько непривычной для себя улыбкой, что казалось, будто лицо его вот-вот треснет от напряжения, – чем я могу быть… вам полезен?
– Я хочу сделать спектакль.
– Фильм?
– Телевизионный спектакль.
– Сериал?
– Трудно объяснить. Jezik le vezan[95]. О, извините. Я попробую.
– Попробуйте, и, пожалуйста, с самого начала. ЭВА!
Услышав этот громогласный рев, блондинка-секретарша уже решила, что пора вызывать полицию, но, вбежав с округлившимися глазами в кабинет, нерешительно остановилась на пороге.
– Кто бы ни позвонил – меня нет, – распорядился Циммерман и, как только дверь снова закрылась, сказал Ван Хельсингу: – Продолжайте, пожалуйста. Мои уши в полном вашем распоряжении.
– Не так много, – ответил Ван Хельсинг. – Мужчина без ушей не привлекателен для женщин.
– Да, верно. Ну хорошо, я вас слушаю… сэр, – добавил он с почтением не столько к самому гостю, сколько к его банковскому счету.
– Я пришел сюда по совету мистера Мортона Шевановски, – начал Ван Хельсинг. – Мне объяснили…
– Постойте, постойте! – Циммерман поднял вверх сразу обе мощные руки, в одной из которых еще дымился «Честер». – Прошу прощения… вы сказали – Мортон Шевановски?
– Я так сказал.
– Я считал, что он умер.
– Nee[96], очень живой. Вчера вечером мы ужинали с ним в зале для русских… о, в «Русском зале», – поправился он. – Но должен сказать, что мистер Шевановски – человек великого возраста. Хотя великого ума и любезности. Он сделал мне в одолжение свой автомобиль. Очень прекрасный «мазерати». В-ж-ж-ж!
– У этого старого сук… джентльмена была потрясающая коллекция автомобилей. Но бог ты мой, я не слышал про Шевановски много лет! Та последняя картина, которую он сделал в… шестьдесят девятом, если не ошибаюсь… «Наплачь мне полный гроб»… добила его окончательно.
– Вспоминаю. Очень популярный в Крымии.
– Кажется, я слышал звон фанфар? – не сдержался Циммерман.
– Я ничего не слышал, – безразлично ответил Ван Хельсинг.
– Этот фильм… та сцена с младенцем и вилами – это уже слишком.
Ван Хельсинг пожал плечами:
– Все знают, что они были ненастоящими, эти вилы. Но я с давнего времени в восхищении его работой. Никогда не могу забыть, в шестнадцать лет… смотрел «Темницу болгарской девушки». Без разрешения семьи, но вы понимаете сами. А потом «Король Крабового острова». Ах, какие воспоминания!
– О-хо-хо. Это было время европейского изгнания Шевановски, когда отдел нравов застукал его с четырнадцатилетней цыпочкой. Но позвольте спросить… чем вы занимаетесь? То есть… очевидно, вы довольно состоятельный человек, я прав?
– Моя семья, – Ван Хельсинг чуть дернул головой вперед, словно кланяясь своим почтенным предкам, – мой прадед изобрел то, что теперь носит название «канцелярские кнопки».
– Кнопки, – повторил Циммерман скорее холодным, чем доброжелательным, тоном. – Ага… хорошо.
– Кнопки с цветными головками, – продолжил Ван Хельсинг. – Разных цветов. Очень популярны в моей стране.
– И какая же это страна?
– Мир.
Ответ сопровождала обезоруживающая и чуть ли не ослепительная улыбка во все идеально вычищенные зубы.
Циммерман сделал последнюю затяжку, затушил сигарету в пепельнице и прочистил горло, прежде чем перейти к делу.
– Значит, Шевановски отправил вас ко мне. Хорошо… понял. Так что вы хотите сделать?
– Телевизионный спектакль, – ответил Ван Хельсинг. – Я против вампиров.
– Вампиров.
Новая волна холодного тона хлынула в мир Ван Хельсинга.
– Это правильно. Я раздумываю, когда в Женеве, что упускаю нечто важное. Понимаете, ja? Я раздумываю… мое имя. Мое имя должно иметь важность.
– Вы говорите о фильме «Дракула»?
– И о книге перед таковым. Мое имя вот здесь, на бумаге. Я раздумываю… раздумываю… и да, внезапно имею ответ. Я должен снять спектакль, сам в главной роли. Ван Хельсинг против вампиров всего мира. Понимаете?
– Я улавливаю суть. – Глаза Циммермана снова потускнели, возбуждение от колоссальной суммы угасло. – Позвольте только заметить, что телестудии не заинтересуются этим в обозримом будущем. Им нужны семейные драмы, полицейские, врачи, комедии со счастливым концом. И вообще все это уже было. Слышали когда-нибудь о «Ночном охотнике» Колчака?
– Никогда.
– Так вот, это уже было. И было, и было, пока люди не устали от вампирской клоунады и прочего хлама. Это очень-очень-очень старо. Киностудии еще покупают подростковые поделки с кровищей, но телевидение не желает к такому даже прикасаться. О, я понимаю, почему Шевановски послал вас ко мне. Он застрял в этом европейском старье. – Циммерман состроил сочувственную, как он надеялся, гримасу. – Мне жаль этого парня. Он летел вперед и делал достойную карьеру, пока не связался с «несвятой троицей». Джонатан Линч, Фэтти Харбакс и Орлон Кронстин. Вам незнакомы эти имена, но они погубили много талантов.
– Мне жаль это услышать, но я говорю, что мистер Шевановски не погублен и очень далеко от такой судьбы.
Циммерман не знал, что еще сказать. Ему казалось, что они прошли всю дорогу до конца, сколько бы баксов ни было у этой европейской дешевки. Но, возможно, придется сделать еще один шаг.
– У вас есть сценарий? Какой-то план? – Ван Хельсинг озадаченно посмотрел на него, и Циммерман добавил: – Что-то, записанное на бумаге.
– Нет, никакой бумаги. Всё здесь. – Он постучал по лбу концом мундштука. – Я думаю, вы не ухватываете, что я говорю. Это не для того, чтобы записывать, вообще. Никакого сценария. Мы идем и делаем это по-настоящему.
– По-настоящему, – повторил Циммерман. – Что?.. Настоящие вампиры?
– Мы их сделаем такими. – Ван Хельсинг помолчал, чтобы смысл сказанного показал свои клыки. – Все похоже на настоящее. Я охочусь на вампиров, как по-настоящему. Как мое имя. Мы идем в тайные места вампиров, мы нападаем… иногда они нападают первыми… но в конце Ван Хельсинг все равно pobjednik. О… простите. Победитель.
– Что? Вы ведь говорите про актеров, правильно? Про людей, наряженных вампирами, чтобы вы могли войти и вбить кол им в сердца или что-то в этом роде?
– Я сам и моя команда. Мы строим это. Мы идем по всему миру, охотимся на вампиров. И на короля вампиров. Кто он? Или она, если королева. Где? Лондон? Амстердам? Каир? Голливуд? Где? И вы понимаете, что мы делаем все так, что это выглядит настоящим… ничего написанного, все случается, как случается. Даже съемка выглядит необычно… фильм выглядит как настоящее, свет и темнота настоящие, все таким