Читать интересную книгу Том 11. Неопубликованное. Публицистика - Аркадий Стругацкий

И все же писатель по имени АБС на этом этапе пути решается ампутировать у себя отмирающую конечность. Сделать это без ущерба для организма оказалось возможным лишь потому, что никогда виртуальность не была для этого автора так уж важна. Боюсь, у многих других подобная операция дала бы едва ли не стопроцентную летальность…

Авторы таких книг, как «Волны» и, особенно, «ОЗ» — это Мастера, которые ничего не боятся. Не боятся потому, что уже все испытали. И на себе, и на своих героях. Героев этих слишком пугали и ничем более напугать не могут. Перечитывая сегодня «полуденные» книги, мы видим Мастеров, какими они были, когда сочиняли то, чего никогда не видели, но о чем наверняка знали, что оно есть. В самих же этих книгах мы находим не только и не столько образ мира, в котором хотели бы жить, сколько ЛЮДЕЙ. Обитателей 18-й комнаты Аньюдинской школы-интерната, Ирму с Бол-Кунацем, Малыша, Лэна с Рюгом, у которого не бывает родителей, маленького конопатого Тойво Глумова, бесстрашного добряка Кира Костенецкого… И тех взрослых, кто рядом с ними, — их Учителей. Во главе с самым добрым — дедушкой Горбовским. Проще говоря, учимся в сегодняшнем мире выискивать едва различимые щупальца Будущего. Ведь видят же их сами Мастера — а стало быть, они есть. Ничего нельзя придумать!

И вообще, раз наш мир породил Мастеров — он не безнадежен. Да, человек не изменился к лучшему за тысячелетия своей истории, и тьма не отступила за эти тысячелетия ни на йоту. Но надежда — не в истории большинства, порождаемого тьмой и в нее же уходящего. Надежда — в тех редких вспышках огня, которые распарывают черное варево, и тогда из кромешной тьмы взлетает вверх великая глыба Храма. Огонь угасает во мгновение, Храм погружается в темную бездну, и каждый раз этот провал сопровождается грохотом катастрофы. Но как неистребима тьма, так же неистребимы и противостоящие ей огоньки неимоверно далекого и неизбежного будущего. Вспыхивающие несмотря ни на что. Несмотря на всю их кажущуюся никчемность. Несмотря на гнет. Несмотря на то, что их затаптывают сапогами. Несмотря на то, что они не нужны никому на свете и все на свете против них… И в этом — победа истинной Фантастики и истинного оптимизма — внутреннего. Оптимизма мудрости.

ЗАДУМАЙТЕСЬ — ИБО ДРУГОГО СДЕЛАТЬ ПОКА НЕЛЬЗЯ. «Отягощенные Злом»

Пришел к своим, и свои Его не приняли.

Иоанн 1, 11

Мир, вероятно, спасти уже не удастся, но отдельного человека всегда можно.

Иосиф Бродский

«Внеполуденная» книга в творчестве Стругацких — явление отнюдь не исключительное. Исключительное явление — ТАКАЯ книга: в ней вообще нет фантастики. И нет оптимизма. Тоже вообще. «ОЗ» — не антиутопия. Хуже. Впервые прямо признается, что Будущего — вот того, с прогрессом в самом Человеке — не будет. Никогда. Ни «хорошего» — как в Полудне и иже с ним, ни революционного — как в «Лебедях», ни полусказочного — как в «Понедельнике», ни даже болотно-тупикового — как в «Хищных вещах». Никакого. А просто будет, что было — настоящее. И только в него для нас приоткрыта дверь.

С этим и надо жить. В реальности.

Ибо человечество не летает в космос. В космос летают отдельные люди. Очень отдельные. Маргиналы. И человечество не прогрессирует другие миры. Как, впрочем, и себя. Плевало оно на прогресс. Оно, человечество, берет велосипедную цепь, обматывает ее изолентой и… В двадцатых годах двадцать первого века, точно так же, как и в двадцатых годах двадцатого, и в двадцатых девятнадцатого… Что же до века двадцать второго, то когда он еще будет, да и будет ли… И в веке ли дело? «Столетие — пустяк», как горько подметил Александр Галич. А цепь хороша в любое столетие — она простая и тяжелая. Независимо от того факта, что маргиналы зачем-то летят к звездам. Впрочем, что звезды: звезды — ерунда. Маргиналы на то и маргиналы, чтобы никого их шебуршение не трогало. Но есть ведь и другие, есть терапевты. Оптимист раннего периода АБС Иван Жилин. Столетняя программа спасения мира дураков… Другие Учителя. Вплоть до Г. А. Носова — рабби из города Ташлинска. Они-то занимались — ЯКОБЫ в разное время и в разных мирах — не звездами, а именно тем главным — которое на Земле. И что?.. Каковы всходы?..

Прошло двадцать столетий с первого пришествия Демиурга на Землю — и вот он вернулся: «— Какая тоска! — произнес он словно бы сквозь стиснутые зубы. — Смотришь — и кажется, что все здесь переменилось, а ведь на самом деле — все осталось как и прежде». В курсе положения дел и Г. А.: «Вот если бы мы умели с младых ногтей привить ему человечность и милосердие, это было бы самой надежной прививкой и против бездуховности, и против тяги к преступному риску. Да что толку говорить об этом, если мы все равно этого не умеем делать сейчас так же, как тысячу лет назад!» «Пересадить свою доброту в душу ребенка — это операция столь же редкая, как сто лет назад пересадка сердца».

Пессимизм «ОЗ» вполне сопоставим с пессимизмом «Улитки». Только здесь он куда реалистичнее.

Кстати, о реализме. «Все это были словари да энциклопедии, только словари, справочники, руководства и энциклопедии… Видимо, подразумевалось, что я должен стать эрудитом. И я попытался им стать. Без особого, впрочем, успеха». Что ж, реалистическое построение мира рано или поздно неизбежно приводит к честному анализу сказанного фантастом. Пусть даже невольно. Стась Попов СТАЛ суперэрудитом. С помощью фантастических средств и в фантастически короткое время. Здесь же, в ОЗ, герой, имея бессмысленный, нелепый набор справочных средств (а иным он быть и не мог), конечно, ничего с его помощью изменить в себе не в состоянии. Но ведь не так уж она важна, эрудиция… Важнее другое: встретившись с неведомым, герой испытывает не восторг исследователя, но страх и растерянность. А ведь здесь, в отличие от ситуации в НИИЧАВО или на Ковчеге, кандидата отбирали специально…

Страх и растерянность… «Так что пусть никто не удивляется тому ерническому тону, в котором пишу я обо всех этих моих обстоятельствах. Ничего забавного и занимательного в них нет. На самом деле мне страшно. И всегда было страшно. Я уж не помню, с какого момента. По-моему, с самого начала…» Уж не зашел ли тут невольно разговор не только о тоне рукописи «ОЗ», но — о литературном стиле вообще? И — к слову — о страхе того, кто знает правду?.. Того, кто блуждал в этих туманах, кто много страдал, кто летел над этой землей, неся на себе непосильный груз. Этот страх знает уставший. И он без сожаления покидает туманы земли, ее болотца и реки, он отдается с легким сердцем в руки фантазии, зная, что только она одна успокоит его.

Термин «реализм» применительно к этой книге использован лишь для характеристики авторского видения мира. По форме «ОЗ» мало напоминает типичное реалистическое произведение. Герои разных времен, тексты разных эпох, наконец, сами эти эпохи вплетены в столь запутанный узор и так неожиданно пересекаются друг с другом и сами с собой, что нашлись критики, относящие «ОЗ» к постмодернизму. Разумеется, это неверно. В «ОЗ» нет главного, что делает постмодерн постмодерном — ухода от индивидуальности. Да, есть в «ОЗ» и элементы «гипертекстовости», и целые периоды литературного травести. Но это — лишь внешнее, техника. Книги братьев Стругацких были и остаются книгами Учебными, каких бы чисто литературных высот ни достигали Мастера. А Учеба и постмодернизм — две вещи несовместные.

Другое дело, что сложность хитросплетений времен и героев приводит порой к прорывам из реальности описываемой в «наш» мир (как это случилось и в «Гадких лебедях»). Даже умница Агасфер Лукич в какой-то момент настолько запутывается во временах и персонажах, что принимает автора рукописи «ОЗ» за Бориса Натановича Стругацкого. Впрочем, немудрено…

* * *

И еще одна вечная тема горечи Учителя: ученики «не берут». Истинно говорю тебе, что в эту ночь, прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня. «И, уж конечно, ему в голову не могло прийти, что, наказывая этого унылого дерьмоеда, он бесповоротно нарушает волю единственного человека, которого он любил, — из живых и из мертвых».

Аналогично — и с учениками-читателями. Сочувствие — только как благодать.

* * *

Нерешаемая задача: как быть с человечеством, лишенным образа врага?«…Какая-то непривычная атмосфера всеобщего подъема, нервического, лихорадочного, нездорового… Атмосфера предвкушения…»

В «Хищных вещах века», где счастливое общество Будущего показано в действующем виде (правда, показано не изнутри, а «с той стороны»), эта проблема решается как бы сама собой: за счет непрерывно действующего источника «зла» — мещанства. Кроме того, Полдень населяют не «люди вообще», но лишь те, кого туда пустили. То есть не масса, а личности. Им образ врага и не нужен. (Проблема, стало быть, все та же: сделать всех такими, как очень немногие.) Ташлинск же — настоящий. Да, пусть будет прогресс: более сытно, меньше проблем «физического» плана. Пусть даже не будет наркотической зависимости — научимся как-то и с этим бороться. Наконец, и слег сделаем невозможным — наука, как известно, умеет многое. Отлично. А враг — как без него-то?.. Выходит, еще и агрессивность придется как-то «убирать»? Позитивная реморализация? Гипноизлучатели на полюсах?…