Зато это пойло страшно нравится Ар-Нелю, Юу и Ри-Ё – пока я пытаюсь допить одну чашку, они выпили по две, и вид у них самый гурманский.
– Ну да, – самодовольно говорит Анну. – Это не ваша отрава, это – вещь. В Чангране её варят ещё лучше.
Отряд отдыхает впрок. Анну планирует завтра к вечеру быть в Чойгуре, а на третий день уже в песках, на полпути к Данхорету. Ещё он собирается сменить жеребцов на боевых верблюдов: переход через пустыню может стоить нам трети верховых животных, если сунуться в пески на лошадях северной породы. Любой торговец скотом радостно поменяет лошадь хоть на пару верблюдов – а если нам не нужно на пару, тогда останутся деньги, чтобы запастись провиантом.
Дин-Ли и девочки согласно кивают: жеребцы – быстрее, яростнее в бою, но вынести недельный переход через пески им не по силам, да и груз воды и пищи для людей будет для них чрезмерным. Верблюд – неприхотливая тварь, ест всё, пьёт впрок, тащит что угодно – и к тому же при виде противника флегматичный зверь превращается в живой таран, если не обрезан, конечно. Но боевых верблюдов и не режут.
Спорят, где поменять лошадей. В Чойгуре было бы лучше – лошади быстрее пройдут по Чойгурскому тракту – но цены на Чойгурском базаре запредельны. Покупать провиант в Хундуне выгоднее. Останавливаются на последнем варианте: завтра утром мы отправляемся за верблюдами.
Эткуру жаль вороного. Он мрачен и зол.
– Что за война на верблюдах! Унылые уроды…
– Пустыни ты не видел, брат, – возражает Анну. – Там тебе верблюд – как родной, а жеребец предаст.
– Никогда не видал верблюдов, – говорит Юу. – Тем более, не ездил. Интересно.
– Завтра посмотрите, дорогой мой, – говорит Ар-Нель, улыбаясь. – Вероятно, они потешные.
– Оэ, они уморительные, – говорит Ви-Э, сооружает из пальцев и рукава подобие верблюжьей головы с обвислым носом и крохотными ушами, издаёт гортанный звериный вопль и смеётся. – Миленький, на лошадях мир клином не сошёлся, – говорит она Эткуру, трётся щекой о его ладонь и строит комическую гримаску ужаса. – А твой вороной кусается. Он на меня смотрит, как на сухарь – я его боюсь.
Эткуру невольно улыбается.
Ри-Ё сидит рядом со мной, опираясь спиной на моё плечо. Потихоньку привлекает к себе внимание – ему неспокойно:
– В последние дни вы всё молчите, Учитель… задумываетесь… Беспокоитесь?
– Немного. Просто – наблюдаю и делаю выводы. Мы с тобой – дипломаты Государя, малыш, наше дело – смотреть, а не встревать затычкой к каждой дырке. Ты ведь тоже больше слушаешь, чем болтаешь…
Ри-Ё кивает.
– Конечно. Смотреть, слушать и не соваться… пока не настанет момент, когда выхода не будет.
Ар-Нель расстилает на коленях шёлковый платок и задумчиво его рассматривает.
– Хочешь лицо закрыть? – смеётся Анну. – Ты, Ар-Нель, ты боишься сгореть на солнце, не иначе!
– Не столько лицо, сколько волосы, – говорит Ар-Нель с еле заметной улыбкой. – Мне кажется, я своей языческой косой сильно смущаю правоверных. Это может помешать нашему делу.
Анну качает головой:
– Всё-таки ты – гуо. Ты когда-нибудь перестаёшь думать о языческих кознях?
Ар-Нель воздевает очи:
– Ждёшь признаний, что иногда я думаю о тебе и забываю всё остальное? Это не так: чтобы скрестить с тобой клинки, мне нужна наша общая победа в Лянчине… Убери руки от моей косы и никогда больше так не делай, Анну.
Выдёргивает кончик косы из рук Анну и прячет волосы под платок, повязав его, как лянчинскую «бандану». Юу фыркает:
– Вы по-прежнему не похожи на правоверного по лянчинским меркам, Уважаемый Господин Ча!
– Встречают по одежде, – парирует Ар-Нель невозмутимо.
На следующий день с рассвета, когда наш отряд направляется на хундунский базар, Ар-Нель – в платке, который, впрочем, действительно не делает его похожим на лянчинца: бледное лицо Ча только чуть-чуть тронуто загаром. Ри-Ё смотрит на него и спрашивает меня:
– Может, мне тоже так, Учитель? Южане и на меня глазеют.
– Как хочешь, – говорю я рассеянно. Я готовлюсь делать подробные записи.
– Мне что-то неспокойно, Учитель, – шепчет Ри-Ё, тронув меня за локоть.
– Всё хорошо, – говорю я. – Мы просто ещё ни разу не были в лянчинском городе и на южном базаре.
– Там продают не только скот и всё такое, но и рабов, – говорит Ри-Ё. – Может, наших.
– Вряд ли, – говорю я. – Официальной войны с Кши-На уже давно не было, а те, с кем случилась беда во время пограничных стычек, вряд ли попали на невольничий рынок. Не переживай.
Северяне нервничают, зато волки и девочки веселы, они делятся опытом: как выбрать молодого, здорового верблюда, памятуя, что торговцы скотом – жулики через одного. Мы отправляемся в город.
Хундун – городишко небольшой, и самое главное в нём – базар. Все улицы ведут к базару, но не прямо, а очень и очень сложными зигзагами: летом тут невыносимый зной, чем больше стен – тем чаще тень, поэтому город похож на лабиринт из красноватого и бурого песчаника. Все окна всех домов выходят во дворы, на улицу смотрят только двери и что-то вроде открытых витрин лавок ремесленников – ткачей, в основном: демонстрируется товар лицом, ковры с роскошным узором цвета сливочного крема на ярко-синем или вишнёвом фоне. Улочки узенькие, три лошади в ряд еле протискиваются – не для армии город выстроен. Тем удивительнее базар, широченное пространство с родниками, бьющими в бассейны в голубых изразцах, с торговыми рядами шириной в проспект, с шатрами и палатками, с вопящей и блеющей живностью, с цветными платками, украшениями из меди и из золота, сияющим оружием и пёстрой толпой. Такое чувство, что всё население города именно здесь целыми днями и торчит.
Мы проезжаем мимо рядов, где торгуют всякой съестной всячиной; окорока свиней висят над ломтями свежего мяса в духе голландских натюрмортов, с полосками белого жира, посыпанными цветной крошкой толчёных пряностей. Рядом – битая птица, вяленые цыплячьи тушки, от которых приятно и сытно пахнет, яйца в плетёных корзинах, какие-то плоды, фиолетовые, бурые, бледно-зелёные… Здесь слишком много всякого народу – мне кажется, что занятые торговлей люди не обращают на нас особого внимания. В пылу платки скидывают с голов, клянутся всем святым, бранят и расхваливают горшки и плошки, чеканные медные блюда и кувшины, корзины из золотистой лозы, предлагают попробовать слоистый сыр, фигурное печенье, украшенное жёлтыми орехами, мёд в сотах – большими сочащимися кусками, а над ним и над покупателями кружатся разлакомившиеся шмели… Битые и потрескавшиеся плоды сложены на куске мешковины в сторонке – их клюют чёрные и серые птицы, не боясь толпы людей вокруг.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});