ребятам уже сообщением, чтоб повстанцы не догадались раньше времени, что их разделят.
Целый склад забили конфискованными арсеналами: импульсники и звуковые пушки, электромагнитные противодронные ружья, старые надежные пулеметы и гранатометы, чей дизайн особо не изменился с ХХ века, и совсем уж ретро — калаши и винтовки, с которыми могли воевать еще партизаны Панчо Вильи. Все это заперли под замок, потому что достаточно надежных «полицаев», чтоб вооружить их этим, пока не было под рукой.
Просители перечисляли обиды, которые им нанесли повстанцы. Некоторые даже демонстрировали видео. Все эти сведения Гарольд тщательно проверял.
Эти люди боялись его и все равно шли к нему на поклон.
Мировой совет до сих пор не отозвал свое решение о временной приостановке гражданства всех регионов, которые полностью подконтрольны восставшим. Этим он, конечно, очень помог повстанцам. Больше, чем все криворукие агитаторы мятежников.
«Этот раскол и через четыре поколения не забудут», — подумал Синохара, глядя на очередного просителя, хозяина киоска, где продавались тортильи, тамалес и тому подобная снедь, которая готовилась из подручных материалов и даже в войну находила покупателей. Лавочник рассказывал, как три дня назад патруль черногвардейцев увел его сына, а потом того нашли в канаве с перерезанным горлом.
«Мы не знаем, что случилось. Нас рядом не было. Мы просто вызвали его поговорить, а он убежал…», — получил ответ безутешный отец в комендатуре “La Guardia Negra”.
В тот же день он похоронил убитого в дешевом гробу, даже без панихиды, потому что все односельчане, знавшие эту семью всю жизнь, как по щелчку тумблера начали клевать старика. Называть elgusano, то есть «червём», предателем и буржуйским холуем. «Клевещешь за грязные глобо на наших заступников!», «Народные каратели не ошибаются!», «Вали к своим хозяевам, эксплуататор», а «сыну твоему-подонку поделом». И даже падре, исповедовавший Теологию Освобождения, отказался отпевать. В общем, ничего нового. В книжке про Французскую революцию, которую Гарольд читал в самолете, все было так же.
Этот дед, как показала проверка, не обманывал. Синохара не пожалел часа на эксгумацию тела, которое при местном климате, уже выглядело отвратно, и все задокументировал. Пригодится для трибунала в чудесном старом европейском городе с красивой архитектурой. Жаль, что до убийц уже добраться вряд ли получится. Скорее всего, они погибли в одном из боев за город и сожжены в ямах роботами. Могли даже погибнуть как герои… для своей стороны. Но даже если они выжили и эвакуировались с разбитой армией GN, или дезертировали и где-то прячутся по трущобам… не с руки ему заниматься такой ерундой. Это война, в конце концов. Он забил лица подозреваемых в базу данных Интерпола и переключился на другие задачи.
«Скорей бы двинуться дальше. Пусть этим занимаются тыловые крысы… или механизмы».
Но некоторые из жалобщиков лгали, наивно и топорно, пытаясь очернить соседей. Люди-флюгеры, приспособленцы, чей девизом было: «Жить-то надо» или «Нам еще детей кормить».
Синохара слышал от русского офицера Корпуса анекдот про семьи, где один сын служил советским партизанам, а другой нацистским полицаям. Где это было, в какой стране, как она сейчас называется? Это Гарольд вспомнить не мог.
Противники Народной Власти приходили не с пустыми руками. Скидывали сведения, координаты, перечни лиц, фотографии… в основном бесполезные и уже известные Корпусу. Некоторые даже хотели записываться во вспомогательные части. Но в их услугах Корпус пока не нуждался. А точнее, не мог им доверять ни на йоту. Черт знает, сколько из них агенты и диверсанты. Может, четверть, а может и половина.
Но позже они могут пригодиться. Нужна была тщательная проверка. Он не настолько разбирался в людях. Тут нужны были живые помощники, а не только электронные психологи.
Были и такие горожане, которые пытались совершать глупости — напасть на него, когда он проходил по улицам один. Обычно со спины. Большая ошибка. В двух случаях он сам различил таких. Это были две женщины, с виду обычные прохожие. Но у них было чрезмерно напряжено тело и дергались глаза. Хотя можно было просто убить, он их просто обездвижил и сразу отправил в лагерь. Эксплуатировать на износ там не будут, но свою кормежку они отработают. Видимо, их мужей перемололи в фарш, расстреляли или сожгли его роботы.
«Бывает».
Вышло к нему и несколько агентов военной разведки Корпуса и СПБ, замаскированные под мирных или затесавшиеся в ряды ребелов. Эти показывали ему свои идентификаторы — и с усмешкой Гарольд назначал им металлических сопровождающих и отправлял в портовые аванпосты. Вроде ему бы пригодилась их помощь, но он был рад, что они уплывают или улетают. Меньше всего ему хотелось получить еще одного начальника или куратора. Да и подопечных, за которых надо отвечать, ему не надо.
Вечером, когда они худо-бедно обустроились в освобожденном городе, Синохара заглянул в отель, где расквартировался его «человеческий» батальон.
Роботам хватило и нескольких ангаров и складов. Местные боялись их до обморока, до спонтанной дефекации. Гораздо сильнее, чем людей в броне с эмблемами горных стрелков давно сгинувшего Рейха.
Хотя и эти доставляли им неприятности.
Из «Эдо» продолжали сплошным стальным потоком прибывать кибернетические подкрепления.
Синохара еще на подходе к отелю услышал разговор через полуоткрытое окно второго этажа, скрытое опущенными жалюзи.
— Я думаю, он разрешит. Его соотечественники в войну и не такое делали…
— Да он клевый чувак! И у него настоящее англо-саксонское имя, как у какого-нибудь древнего короля. Или как у героя кино.
Синохара узнал обоих. Второй был лейтенант Крайчек, а первый — тот сержант, который еще в самолете в ответ на вопрос о мотивации, начал втирать ему что-то про постмодернизм.
«Тоже мне, профессор».
— Клевый для джапа, — продолжал этот умник. — Они профи в этом деле. Эро-гуро. У популяций в Азии есть кочующая генетическая аномалия. Касающаяся сексуальных перверсий, связанных с садизмом. Подарочек от древних приматов. Есть такая зверюшка. Сумчатая мышь. Маленькая, но когда впадает в раж, трахает все, что движется и похоже на самку, рвет на куски соперников… пока не падает дохлой. Вот и наш командир. Поэтому он так лютует. Может, его баба отшила?
— Он не японец, а метис. И не надо гнать на японцев. Они благородные воины и союзники нашего…
На этом месте он распахнул двери и влетел в комнату. Злой, как ёкай — злой дух. Или даже Они (с ударением на первый слог) — демон-людоед. Уж про озабоченных сумчатых мышей они лучше бы молчали. Для него это был больной вопрос.
— Что здесь происходит?!
На лицах их появился неподдельный страх. Но, надо отдать должное, этот студент-культуролог держался