Читать интересную книгу Земля обетованная - Барак Обама

страны угрожала превратить плохую ситуацию в полномасштабный кризис.

Режим унаследовал ядерные объекты, построенные во времена шаха, и согласно Договору ООН о нераспространении ядерного оружия, который Иран подписал после его ратификации в 1970 году, он имел право использовать ядерную энергию в мирных целях. К сожалению, та же технология центрифуг, которая используется для вращения и обогащения низкообогащенного урана (НОУ), используемого в качестве топлива для атомных электростанций, может быть модифицирована для производства высокообогащенного урана оружейного качества (ВОУ). Как сказал один из наших экспертов: "При наличии достаточного количества ВОУ умный школьник-физик с доступом к Интернету может произвести бомбу". В период с 2003 по 2009 год Иран увеличил общее количество центрифуг, обогащающих уран, с сотни до пяти тысяч, что намного больше, чем может оправдать любая мирная программа. Американское разведывательное сообщество было достаточно уверено, что у Ирана еще нет ядерного оружия. Но оно также было убеждено, что режим сузил свой "потенциал прорыва" — промежуток времени, необходимый для производства достаточного количества урана для создания жизнеспособного ядерного оружия — до потенциально опасного уровня.

Иранский ядерный арсенал не обязательно должен угрожать родине США; просто возможность ядерного удара или ядерного терроризма на Ближнем Востоке серьезно ограничит возможности будущего президента США по сдерживанию агрессии Ирана по отношению к своим соседям. Саудовцы, скорее всего, отреагируют на это созданием собственной "суннитской бомбы", что приведет к гонке ядерных вооружений в самом нестабильном регионе мира. Тем временем Израиль, который, по имеющимся сведениям, сам обладает кладом незадекларированного ядерного оружия, рассматривает Иран, обладающий ядерным оружием, как экзистенциальную угрозу и якобы разрабатывает планы превентивного удара по иранским объектам. Любое действие, реакция или просчет любой из этих сторон могли ввергнуть Ближний Восток и Соединенные Штаты в еще один конфликт в то время, когда мы все еще держали 180 000 высокомобильных военнослужащих у границ Ирана, и когда любой резкий скачок цен на нефть мог отправить мировую экономику в еще больший штопор. Временами во время моей администрации мы разыгрывали сценарии того, как будет выглядеть конфликт с Ираном; я покидал эти беседы с осознанием того, что если война станет необходимой, то почти все остальное, чего я пытался добиться, скорее всего, будет перечеркнуто.

По всем этим причинам я и моя команда провели большую часть переходного периода, обсуждая, как предотвратить получение Ираном ядерного оружия — в идеале с помощью дипломатии, а не путем развязывания новой войны. Мы остановились на двухэтапной стратегии. Поскольку с 1980 года между Соединенными Штатами и Ираном практически не было контактов на высоком уровне, первый шаг предполагал прямые контакты. Как я уже говорил в своей инаугурационной речи, мы были готовы протянуть руку тем, кто готов разжать кулаки. Через несколько недель после вступления в должность я отправил секретное письмо аятолле Хаменеи по каналу, который мы имели с иранскими дипломатами в ООН, предложив открыть диалог между нашими двумя странами по ряду вопросов, включая ядерную программу Ирана. Ответ Хаменеи был прямым: Иран не заинтересован в прямых переговорах. Однако он воспользовался возможностью, чтобы предложить Соединенным Штатам способы перестать быть империалистическим хулиганом.

"Полагаю, он не собирается разжимать кулаки в ближайшее время", — сказал Рам после прочтения копии письма Хаменеи, переведенного с фарси.

"Достаточно, чтобы показать мне средний палец", — сказал я.

Правда заключалась в том, что никто из нас в Белом доме не ожидал положительного ответа. Я все равно отправил письмо, потому что хотел доказать, что препятствием для дипломатии является не неуступчивость Америки, а Ирана. Я подкрепил послание открытости широкой иранской общественности традиционным поздравлением с персидским Новым годом (Навруз), которое мы разместили в Интернете в марте.

Как бы то ни было, любые перспективы скорого прорыва были уничтожены в июне 2009 года, когда кандидат от иранской оппозиции Мир-Хоссейн Мусави убедительно обвинил правительственных чиновников в фальсификации результатов голосования, чтобы помочь Ахмадинежаду переизбраться на второй президентский срок. Миллионы протестующих в Иране вышли на улицы, чтобы оспорить результаты выборов, положив начало самоописанному "Зеленому движению", которое стало одним из самых значительных внутренних вызовов исламскому государству со времен революции 1979 года.

Последовавшие за этим репрессии были безжалостными и быстрыми. Мусави и другие лидеры оппозиции были помещены под домашний арест. Мирных демонстрантов избивали, а многие были убиты. Однажды ночью, не выходя из дома, я просматривал сообщения о протестах в Интернете и увидел видео с молодой женщиной, которую застрелили на улице, по ее лицу растекалась паутина крови, когда она начала умирать, ее глаза с упреком смотрели вверх.

Это было тревожным напоминанием о цене, которую заплатили многие люди по всему миру за желание иметь право голоса в вопросах управления, и моим первым побуждением было выразить решительную поддержку демонстрантам. Но когда я собрал свою команду по национальной безопасности, наши эксперты по Ирану посоветовали воздержаться от такого шага. По их словам, любое мое заявление, скорее всего, приведет к обратному результату. Уже сейчас сторонники жесткого режима выдвигают версию о том, что за демонстрациями стоят иностранные агенты, а активисты внутри Ирана опасаются, что любые заявления в поддержку демонстраций со стороны правительства США будут использованы для дискредитации их движения. Я чувствовал себя обязанным прислушаться к этим предупреждениям и подписал серию пустых, бюрократических заявлений — "Мы продолжаем внимательно следить за ситуацией"; "Всеобщие права на собрания и свободу слова должны соблюдаться" — призывающих к мирному решению, отражающему волю иранского народа.

По мере эскалации насилия росло и мое осуждение. Тем не менее, такой пассивный подход меня не устраивал — и не только потому, что мне приходилось выслушивать вопли республиканцев о том, что я потворствую убийственному режиму. Я усвоил еще один сложный урок президентства: мое сердце теперь было сковано стратегическими соображениями и тактическим анализом, мои убеждения подвержены контринтуитивным аргументам; что на самом могущественном посту на земле у меня было меньше свободы говорить то, что я имею в виду, и действовать в соответствии с моими чувствами, чем в бытность сенатором или обычным гражданином, испытывающим отвращение при виде молодой женщины, застреленной своим собственным правительством.

Получив отпор в наших попытках начать диалог с Ираном, а страна погрузилась в хаос и дальнейшие репрессии, мы перешли ко второму шагу нашей стратегии нераспространения: мобилизации международного сообщества для применения жестких многосторонних экономических санкций, которые могли бы заставить Иран сесть за стол переговоров. Совет Безопасности ООН уже принял несколько резолюций, призывающих Иран прекратить деятельность по обогащению урана. Он также санкционировал ограниченные санкции против Ирана и сформировал группу под названием P5+1 — в нее