— Он здесь? В Семи Городах?
— Был здесь. И направлялся, я думаю, к Императрице. Насколько я понял, он хотел… хм, обсудить… с ней ряд вопросов. Лично.
— Кто ещё это всё знает?
— Никто, сэр. Мне говорили, что «Мостожоги» уничтожены. Но могу вам сказать, что Калама среди них не было. Он был здесь, сэр. А где он сейчас, знает, наверное, лишь сама Императрица.
Что-то шевельнулось в траве на расстоянии двадцати шагов от них. Ещё пёс этот. Худ его знает, что он там собрался делать.
— Ладно, капитан. Пока что держи Геслера в арьергарде. Но в какой-то момент — перед битвой — мы должны его проверить. Я должен знать, можно ли на него полагаться.
— Так точно, сэр.
— Зверь твой вон там бродит.
— Знаю. И так — каждую ночь. Будто ищет что-то. Я думаю… Колтейна. Ищет Колтейна. И от этого у меня сердце разрывается, сэр.
— Ну, капитан, если пёс и вправду ищет Колтейна, то я сильно удивлюсь.
— Почему, сэр?
— Потому что этот ублюдок здесь. Нужно быть слепым, глухим и напрочь безмозглым, чтоб его не заметить, капитан. Доброй тебе ночи.
Кулак повернулся и зашагал прочь. Ему хотелось сплюнуть, но Гэмет знал: горечь во рту так просто не уйдёт.
Костёр давно прогорел. Закутавшись в плащ, Смычок сидел перед ним, смотрел и не видел слоистых брусков пепла, в которые превратились кизяки. Рядом с сержантом лежал щуплый хэнский пёсик, которого, по словам Истина, звали Тараканом. Зверёк грыз кость крупнее его самого, и будь у кости зубы и настроение, она сама в два счёта управилась бы с этой собачкой.
Подходящая компания, чтобы скоротать унылую ночь. Со всех сторон лежали, завернувшись в одеяла, солдаты его взвода. Они слишком устали, чтобы напиться: сперва возводили частокол, а потом отстояли первое держурство, так что набитые желудки быстро всех усыпили. «Вот и хорошо, — думал сержант, — окажутся среди тех немногих, кого через несколько колоколов не будет мучит похмелье». Даже Спрут ещё не проснулся, хотя вставал обычно рано, — а может, просто лежал с открытыми глазами спиной к костру.
Неважно. Одиночество Смычка в компании не развеялось бы, во всяком случае, в такой компании, какую здесь можно найти. Да и делиться своими мыслями он сейчас был совершенно не расположен.
Взвод глотал пыль, почитай, с самого начала похода. Неподходящее место для морпехов, если только хвосту колонны не грозило нападение солидного отряда врагов. Но нет. Кенеб их наказывал, и Смычок понятия не имел, за что. Даже лейтенант, который умудрялся практически не являться лично, чтобы командовать взводами, сомневался в мотивах капитана. Но не слишком-то и огорчался, конечно. С другой стороны, как же Ранал надеется сделать звёздную карьеру, если его солдаты откашливают пыль всей Четырнадцатой армии?
А с другой стороны, мне-то, наверное, уже и всё равно?
В ночном воздухе стоял зловонный запах желчи, точно сама Полиэль бродила по лагерю. Внезапное появление трёх тысяч опытных воинов заметно подняло боевой дух армии — Смычок только надеялся, что дурного предзнаменования в похмелье не будет.
Ладно, давай-ка всё обдумаем. У этой армии появился шанс. Ей уже не нужны ублюдки вроде меня. Да и зачем мне тащиться обратно в Рараку? Мне там и в первый раз не понравилось. Я уже не тот болтливый, юный дурень — не тот, кем был прежде. Неужто я вообразил, будто смогу что-то вернуть, отнять у этой священной пустыни? Что именно? Ушедшие годы? Разгон и запал, что принадлежат молодым? Таким солдатам, как Улыбка и Корик, Флакон и Битум. Я-то пришёл, чтобы отомстить, но как-то это не радует брюхо, как бывало раньше, — видит Худ, ничто уже не радует. Ни месть. Ни верность. Ни даже дружба. Будь ты проклят, Калам, ты меня должен был от этого отговорить. Вот прямо в Малазе. Назвал бы меня дурнем прямо в лицо.
Рядом возник крупный пёс Геслера.
Таракан зарычал, и более крупный зверь замер, принюхался, а затем улёгся в нескольких шагах. Малыш снова принялся грызть кость.
— Подходи уже, Геслер, — пробормотал Смычок.
Сержант тут же появился — с кувшином в руке. Уселся напротив Смычка, некоторое время разглядывал свой кувшин, а затем с отвращением фыркнул и отшвырнул его в сторону.
— Не выходит напиться, — заявил он. — Не только у меня, Ураган с Истином тоже не могут. Мы прокляты.
— Бывают проклятья и погорше, — пробормотал Смычок.
— Так-то оно так, но всё равно. Хуже, что я уснуть не могу. Все мы не можем. Мы ведь были на Ватарской переправе — мы туда «Силанду» пригнали, чтобы дождаться «Собачью цепь». Тут мне в нос двинули — от души. Вот я удивился. Но всё равно не лежит душа снова на Ватар смотреть. После всего, что там случилось.
— Ну, если мост не смыло… — отозвался Смычок.
Геслер хмыкнул.
Некоторое время оба молчали, затем:
— Сбежать задумал, да, Скрип?
Тот нахмурился. Геслер неторопливо кивнул:
— Тяжело их терять. Друзей, в смысле. Начинаешь гадать, зачем вообще шевелится этот мешок костей и мускулов. Вот и бежишь. А потом что? Да ничего. Ты уже не тут, но где бы ни оказался, ты всё одно там.
Смычок скривился:
— Ты хоть сам-то себя понял? Послушай, дело ведь не только в том, что случилось с «Мостожогами». Дело в том, чтобы быть солдатом. Чтобы заново совершать всё то же самое. Я понял, что мне и в первый-то раз не понравилось. Приходит такой момент, Геслер, когда уже неправильно тут быть, неправильно это делать.
— Может, и так, только ко мне не приходил ещё. Вся суть в том, что́ ты хорошо умеешь. А ничего больше, Скрип. Ты уже не хочешь быть солдатом. Ладно, а чем заниматься-то будешь?
— Я когда-то был подмастерьем каменщика…
— Только подмастерьям лет по десять обычно, Скрип. Они — не ворчливые деды вроде тебя. Слушай, для солдата есть только одно дело — служить. Хочешь прекратить? Ну, вот будет битва. Полно возможностей. Можешь на меч броситься — и всё, конец. — Геслер помолчал, а затем ткнул пальцем в Смычка. — Но не в этом беда, верно? Всё из-за того, что у тебя теперь есть взвод, ты за них отвечаешь. Вот что тебе не нравится, вот почему ты надумал сбежать.
Смычок поднялся:
— Иди собачку свою приласкай, Геслер.
И он отправился прочь, в темноту.
По мокрой от росы траве сержант добрался до линии частокола. Караульные глухо выкрикнули свои предупреждения, он ответил и вскоре вышел за пределы лагеря. Небо начало светлеть, звёзды померкли. Накидочники тучами летели к лесистым холмам над Ватаром. Иногда их прореживал ризан, и тогда тучи взрывались, только чтобы вновь сгуститься, как только опасность минует.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});