— Что вы намерены делать?
— Мы двигаемся на запад. Храмовники пошли на запад, так что и нам нужно туда. А вот почему ты здесь?
Асаван пожал плечами. Он не мог этого объяснить.
— Я хотел помогать везде, где смогу. На спине титана я никому не приносил пользы.
Кое-кто из группы нарисовал в воздухе аквилу и бормотанием выразил свое восхищение.
— Ты хочешь пойти с нами, толстый жрец? Думаю, тебе понравится то, что ты увидишь на западе.
— А что на западе? — спросил Асаван.
— Куча горящих промышленных кварталов, слишком много мародеров, чтобы мое бедное сердце могло бы думать об этом сейчас, и, конечно, храм Вознесения Императора.
— О каком таком храме ты говоришь? О монастыре? Соборе?
Магерн покачал головой:
— И то, и то. И даже больше. Это церковь, построенная первыми колонистами, которые прибыли на Армагеддон.
Асаван инстинктивно чуть не приказал своему сервочерепу записать это.
— Вы хотите сказать, что первая построенная в Хельсриче церковь все еще стоит? Что она пережила Первую Войну с демоническими армиями? И осталась целой во время Второй Войны, когда Великий Враг впервые пришел в этот мир?
— Ну… ага, — ответил Магерн.
Провидение. Вот в чем дело. Вот почему он покинул титан, и вот почему Бог-Император привел его через город к этим людям.
Андрей фыркнул, услышав вопросы жреца:
— Это не просто первая церковь, построенная в Хельсриче, мой толстый друг. Это первая церковь, возведенная на всей планете. Когда первые поселенцы молились Императору, они молились в храме Вознесения Императора.
Асаван почувствовал, как у него задрожали руки.
— Как мы собираемся туда добраться?
Андрей жестом указал на широкую поднимавшуюся дорогу в отдалении:
— Пойдем по магистрали Хель. Как же еще?
Артарион стоял в стороне от остальных.
Занятое ими здание когда-то было часовней, служившей духовным центром промышленного района. Теперь от нее остались лишь дышавшие на ладан руины. Артарион приостановил изучение комнаты с алтарем, заметив пятна крови на осыпавшихся камнях.
Запах крови был старым. Кого бы ни завалило внизу, он был мертв уже не один день. Артарион принюхался сквозь фильтры шлема. Женщина. После того как ее завалило, крови вытекло немного. Мертва дня три; слабый букет запахов был лишь примесью в воздухе.
Он отошел от остальных как для того, чтобы провести обряд обслуживания над оружием, так и из-за Приама, который ворчал о Саламандрах.
Когда Артарион опустился, чтобы сесть рядом с пирамидкой, под которой покоилась женщина, броню в колене на пару секунд заклинило. Предупреждающие руны вспыхнули на дисплее. Вместо того чтобы погасить их, рыцарь раскрыл зажимы, снял шлем и вдохнул запах огня, пепла и кирпичной пыли. Это все, что осталось от Хельсрича. Сочленение с хрустом вернулось к работе, и рыцарь со вздохом сел.
В болтере, цепью прикованном к бедру, почти не осталось зарядов. Он еще не сказал об этом остальным, но знал, что они наверняка испытывают ту же трудность. Перед кровавой неделей в порту припасы, доставленные Крестовому Походу Хельсрич с «Вечного крестоносца», сократились до грузового отсека «Громового ястреба», наполовину заполненного болтами, и полупустого ящика с зубьями для цепных мечей.
Сам выключенный и безмолвный челнок стоял во дворе фабричного комплекса, почти в двух километрах к западу, в квартале, который все еще находился под имперским контролем.
Артарион проверил почерневшее от огня дуло болтера, вертя оружие в руках и пальцами проводя по выполненным золотом надписям на стволе болтера. Список выигранных битв и защищенных миров…
Не произнеся ни слова, он вновь опустил оружие.
— В них нет ничего, что могло бы нравиться. — Приам сплюнул, меряя шагами комнату для молитв. — Они ведут войну, чтобы обороняться, чтобы защищать. Все в них направлено на сохранение того, что уже есть у человечества.
Бастилан точил боевой клинок, водя оселком по остриям гладиуса. Маленькая комната была заполнена топотом ног Приама и шипящим царапаньем точильного камня.
— Это неверно, — добавил Приам. — Я не хочу оскорбить их как воинов. Но высаживаться в городе только для того, чтобы защитить горожан? Это же безумие!
Ш-ш-ш, ш-ш-ш.
— Брат, почему ты не отвечаешь?
— Я мало что могу сказать.
Ш-ш-ш, ш-ш-ш.
— Ты плохо думаешь обо мне из-за моих взглядов? Бастилан, но ты же знаешь, что я прав.
— Я знаю, что ты ступил на зыбкую почву. Не порочь честь братского ордена. Саламандры пролили за эту неделю столько же крови, сколько и мы.
— Дело не в этом.
Ш-ш-ш, ш-ш-ш.
— Вот где мы не можем прийти к согласию, брат. Но ты еще молод. Ты поймешь.
Приам не стал сдерживать смешок:
— Не опекай меня, старик. Я знаю, о чем говорю. Ты успокоен прошедшими годами и слишком сдержан, чтобы признать это.
— Я не стар, — рассмеялся Бастилан.
— Не смейся надо мной!
— Тогда перестань меня смешить. Какие два ордена сражаются за одно и то же? И какие следуют одним и тем же принципам? Мы рождены в разных мирах и воспитаны разными учителями. Прими это как данность и относись к ним как к союзникам.
— Но они ошибаются! — Приам неверяще уставился на старшего воина. Как Бастилан может быть таким бестолковым? — Они могли высадиться где угодно в городе. Они могли убить одного из командующих ксеносов. Но вместо этого они были среди нас в порту, чтобы защитить людей!
— Именно за этим они и пришли. Не путай сострадание с тактическим идиотизмом.
— Но это же так. — Приам сдержался, чтобы в довесок к словам не взмахнуть клинком. Рубить перед собой можно было только воздух, хоть он и чувствовал острое желание обнажить сталь. — Они сохраняют. Защищают. Мы Астартес, а не Имперская Гвардия! Мы копье, направленное в горло, а не молот. Мы — все, что осталось от Великого Крестового Похода, Бастилан. За десять тысяч лет мы, и только мы, сражались, чтобы привести к согласию миры Императора. Мы не сражаемся за людей Империума, мы сражаемся за сам Империум. Мы атакуем. Атакуем!
Ш-ш-ш, ш-ш-ш.
— Не здесь. Не в Хельсриче.
Приам упрямо набычился. Этот мерзавец Бастилан всегда так поступает с ним. Несколькими насмешливыми фразами перечеркивает все, что пытается сказать Приам. Это очень, очень раздражает!
— Хельсрич… — Теперь воин говорил уже спокойнее, менее горько и каким-то образом менее уверенно. — С самого начала в этой войне все мне кажется неправильным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});