– Центральный Разум! – сплюнул на грязный пол Малышев. – Фу ты, ну ты – лапти гнуты. Никто не скажет, отчего это мне уже заранее противно?
– Это потому, что… – охотно начал было объяснять Валерка, но не успел, – динамики снова ожили.
– Друзья и помощники! – прогремело над площадью.
Этот голос был совершенно не похож на первый.
Мужской баритон, властный и в то же время мягкий, он словно обращался непосредственно и лично к каждому, слушавшему его, обволакивал и увлекал за собой. Да, обладателю такого голоса можно было верить. В том, разумеется, случае, если не знать, что принадлежит он не человеку.
Но они все это знали. Так же, как и толпа внизу. И все равно слушали молча и чуть ли не заворожено, невольно поддаваясь какому–то мрачному и невыразимо безжалостному обаянию этого голоса.
– Нас предали, – короткой паузы после обращения как раз хватило бы живому оратору, чтобы сделать вдох. – Нас предали те, кому мы в свое время милосердно позволили жить на этой земле в обмен на обещание никогда не лезть в наши дела. И нас предали те, кому мы великодушно подарили свою дружбу и благоволение. И вот чем обернулось наше милосердие и великодушие! Те, кто называет себя Людьми и Охотниками, вчера без всяких на то оснований, сначала напали на наш мобильный танковый патруль, а после вероломно уничтожили посланную на помощь эскадрилью боевых вертолётов. Это произошло здесь, под Москвой и, значит, ответственность за происшедшее лежит в первую очередь на вас, – тех, кто помогает мне в этом великом городе. Люди сумели изготовить огнестрельное оружие! Оружие, которого до сего времени просто не существовало на этой планете! Копьями и мечами танк не уничтожить и стрелами боевой вертолёт не сбить. Но они уничтожили два танка и сбили несколько вертолётов. Как такое могло произойти? Нам известен ответ.
И снова короткая пауза, словно для того, чтобы сделать глоток воды или оценить произведённый эффект.
А эффект, несомненно, был произведён.
Если до этого толпа, заполнившая проспект, казалась всего лишь напряженной и взволнованной, то теперь, словно ледяным ужасом повеяло из динамиков на крышах, и ужас этот буквально сковал людей, не давая им ни вздохнуть, ни шевельнуться.
– Кто–то из вас, жителей города, моих друзей и помощников, создал неизвестное нам оружие и передал его в руки тех, кому давно не подчиняется ничего, что хоть немного сложнее самых примитивных механизмов, – уверенно и безжалостно продолжил баритон. – Законы логики неизменны. Ни те, кто называет себя Людьми, ни те, кто называет себя Охотниками, самостоятельно не смогли бы это сделать. Значит, это сделал кто–то из вас. Потому что больше некому. Только вы допущены к необходимым технологиям. До сих пор мы считали, что наш контроль и наше обоюдное доверие не требуют каких либо дополнительных условий. Оказалось, что это не так. Кто–то из вас обманул мое доверие. И это был не один человек, потому что одному не под силу задумать и осуществить подобное. И этот обман длится не один день, не один месяц и, возможно, не один год. А раз так, то должно последовать наказание. И наказание в таких случаях может быть лишь одно. Смерть. Мы не можем конкретно определить тех, кто нас предал. Да это и неважно. Важен сам факт предательства. Когда–то в древнеримских легионах за бегство с поля боя убивали каждого десятого, не считаясь с тем, действительно виновен тот, на кого пал жребий, или нет. Это был мудрый закон, и мы решили, что пришло время применить его снова.
Голос умолк.
И почти сразу они услышали нарастающий откуда–то сверху рокот, сквозь который улавливалось пока еще не очень близкое, но очень знакомое глухое взрыкивание танковых дизелей.
– Вертолеты, – процедил сквозь зубы Дитц. – И танки. По–моему, этот хренов центральный Разум решил учинить маленькую бойню.
– Что сейчас будет… – пробормотал Валерка, напряженно глядя вниз. – Это просто – мама, не горюй. Паника – это вам не пулемёты.
Толпа на проспекте, наконец, очнулась. А очнувшись, начала действовать, как и всякая толпа, когда ей угрожает смертельная опасность – то есть кинулась спасаться одновременно в разные стороны.
И русские, и немцы, прошедшие бои, смерть и ужас второй мировой войны, прекрасно знали, что паника – это воистину страшная штука, действительно способная сгубить любое воинское подразделение не хуже самого мощного и эффективного оружия.
Но никто из них ни разу не видел ударившуюся в панику многотысячную толпу гражданских лиц.
Те, кто не сумели устоять на ногах, и упали, были немедленно затоптаны.
Те, кого прижало к каменным стенам домов многотонным телом толпы, были тут же раздавлены.
Оказавшиеся посередине между напирающими сзади и сотнями тех, кто, увидев, выворачивающие с ближайших перекрёстков танки, повернул назад, были раздавлены также.
Тысячеголосый визг и крик слились в один вой отчаяния и боли, который перекрыл и рев танковых дизелей, и грохот винтов и затем, когда вертолёты вынырнули из–за крыш ближайших домов и открыли по толпе огонь из пулемётов, усилился ещё и ёще и забился в ущелье проспекта, словно смертельно раненое живое существо.
– Ах, сволочи… – Шнайдер одним движением сбросил с плеча плазменную винтовку и вопросительно глянул на Дитца.
– По воздушным целям, – негромко, но так, что услышали все, приказал обер–лейтенант, – огонь!
И они, разбив прикладами оконные стёкла, начали стрелять.
Квартира на третьем этаже – не самая лучшая позиция, когда нужно вести бой с воздушным противником. Тому достаточно подняться чуть выше или перелететь на другую сторону, чтобы попасть в мёртвую зону и тут же стать недоступным.
Впрочем, одну машину сбить удалось.
Но только одну.
А потом вертолеты засекли, откуда по ним ведётся огонь, и ответили.
Их спасла интуиция.
Та самая интуиция, которая приходит к солдату только с опытом и, благодаря которой, он заранее часто знает, куда именно попадет снаряд или пуля и делает все, чтобы в этот момент оказаться в другом месте.
– Все назад и вниз!! – рявкнул Велга, когда сразу два вертолёта, завершив боевой разворот, хищно повисли напротив окон.
Они успели выскочить из квартиры и ссыпаться на полтора пролёта вниз по лестнице, когда четыре ракеты, сорвавшись с пилонов, нашли цель.
Подхватывая на ходу упавших, матерясь и отплёвываясь от кирпично–извёсточной пыли, отряд вывалился из подъезда без потерь. Если, конечно, не считать таковыми рассеченный бетонным обломком лоб Соболя и пропоротую чуть ли не насквозь куском железных перил, щёку Карла Хейница.
Впрочем, эти несерьёзные раны, быстро залили специально припасенным ещё на Лоне именно для таких случаев клеем и забыли о них, потому что события понеслись вскачь, и нужно было не отстать, чтобы не оказаться в безнадёжном проигрыше.
Ещё недавно совершенно безлюдный двор теперь уже таковым не являлся. Часть обезумевшей толпы хлынула с проспекта сюда в поисках спасения, и теперь десятки насмерть перепуганных людей разбегались в разные стороны и прятались в подъездах, не обращая внимания на вооруженную, странно одетую и никуда, вроде бы не спешащую группу.
Впрочем, кое–кто внимание на них всё же обратил.
Двое мужчин в одинаковых темно–серых костюмах появились не со стороны проспекта, а, наоборот, из глубины двора. Они сильно торопились, но бежать не могли по той причине, что один из них – более высокий и пожилой (седые волосы и резкие морщины на щеках и на лбу) – был явно ранен: его правая штанина была изодрана и обильно залита кровью. Тот, что выглядел намного моложе и был ниже ростом, поддерживал, как мог, своего товарища, перебросив его руку себе на плечи.
Вот они остановились, торопливо огляделись, ища, куда бы им деться, и тут заметили отряд.
Лишь на краткий миг Велга встретился глазами с пожилым и раненым и тут же понял, что тому хватило этих нескольких мгновений, чтобы догадаться или почти догадаться о том, кто явился косвенным виновником только что свершившийся бойни.
Кажется, молодой тоже это понял, так как быстро отвел взгляд и, развернувшись влево, повлёк своего раненого спутника в сторону ближайшего дома.
– По–моему, эти люди могут знать больше других, – негромко сказала Аня. – Так мне кажется.
– Мне тоже, – согласился Велга.
– Догоняем, берём, прячемся в пустой квартире и допрашиваем, – сказал Дитц.
– Да, – кивнул Велга. – За мной, – и уже на ходу добавил, – Только сначала окажем помощь и попробуем просто расспросить.
Разумеется, догнать, взять под руки и затащить в пустующую квартиру на первом этаже ближайшего дома двух, не оказывающих никакого сопротивления мужчин, один из которых к тому же был ранен и уже, практически, терял сознание, не составило никакого труда.