фото отца и м… моего брата. Теперь у меня есть твоя. Все честно.
— Да это даже на компромат не тянет! — руки не дрожите! — Подумаешь, все это и так видели!
— Что же тогда ты покраснела? — осклабился он.
Блин, да не хочется мне, чтобы все это обсуждали больше, чем следовало бы.
— Холодно мне! Не май месяц!
— Боишься зазумлю твой задний бампер и распечатаю?
— Да плевать! Я пошла.
Ушла-то я ровным шагом, с достоинством. А в голове все равно проносились картинки моей пятой точки, обтянутой кожей. Интересно, сколько пикселей в камере его смартфона…
Повезло, что не пришлось выслушивать его шуточки и саркастически намеки — на географии Чернышев не появился. Думала, он вообще решил свалить, но потом он все-таки приперся. Правда со мной не разговаривал. И от него несло каким-то мерзким запашком. Курил что ли?
До седьмого урока — того самого, что Регина Егоровна нам навязала, я больше и не думала о произошедшем. Пошутили — и хватит.
Пока на смартфон не пришло сообщение от неизвестного номера. С фотографией меня на дереве в самом позорном ракурсе из всех возможных.
«Можешь себе на экран блокировки установить. Разрешаю»
Из горла вырвался не вздох раздражения, а настоящий рык. Лев из саванны мне бы точно позавидовал.
— Телефоны сдаем мне, — услышала, не успев переступить порог. Мы что, в тюрьме? Или в супер-секретно охраняемой зоне?
Бабушка поиграла пальцами, подгоняя меня.
— На будущее — чтобы привлечь молодого человека, не надо для это залезать на дерево, — шепнула она. Улыбнувшись…? Так ей весело?
— Ба… — нахмуренные брови снова вернули ей образ Регины Егоровны. — Регина Егоровна, можно я просто дома тесты порешаю целых… три! — оттопырила нужное количество пальцев, как первоклашка. — Пять? Десять?
Больше пальцев на руках у меня не осталось.
Бабушка покачала головой, у меня опустились плечи. Расстроилась — хоть и знала: сказанное при свидетелях, она никогда не заберет назад.
Взяла потрепанную желтую книжку, села за первую парту в среднем ряду. И открыла ее на начале первого пробного варианта. Можно было не заглядывать в конец — бабушка точно вырвала страницу с ключами ответов.
Поставила в тетрадке цифру 1. После заголовка «Часть 1». Руки словно налились свинцом — совершенно не хотелось ничего решать. Что странно — математику я любила больше, чем ту же литературу или русский. Может, все из-за того, что по коридору раздавались приближающиеся шаги. Очень знакомые.
— Владислав Сергеевич, думала, Вы уже не придете, — голос бабушки смягчился. Нет, он явно ей нравился больше, чем я.
— Как я мог, — с улыбкой ответил он, без лишних намёков кладя телефон не учительский стул.
Перекинув рабочую тетрадь формата А4 из одной руки в другую, будто навскидку измеряя вес, он направился в мою сторону.
— Кыш! — все более длинные и цивилизованные слова моего лексикона куда-то попрятались.
— Соколова.
Пришлось прикусить губу и сдвинуть свои вещи с середины парты на край.
Вот как так-то. Я из кожи войну лезу, чтобы располагать к себе людей. Чего уж врать себе — получить похвалу и чуточку внимания мне льстит. А Владу достаточно улыбнуться, нацепить на себя маску покорности — и вот уже даже Регина Егоровна Серпухова, МОЯ БАБУШКА, готова записать его в свои любимчики. Даже весь мой класс решил, как и бабушка, что я полезла на дерево, чтобы не что-то доказать, а зацепить Чернышева.
Обида перекрыла все.
— Регина Егоровна, он же будет списывать у меня! Пусть отсядет.
— Кто еще у кого списывать будет… — хмыкнул он себе под нос.
— Да я точно знаю, что за тебя уроки брат делает, — зло прошипела я в ответ.
— Глупости, — бабушка положила наши телефоны в ящик стола, закрыла на ключ и встала. — У Вас разные издания. Задания не повторяются. Вы решайте, я пока по делам схожу.
— Но…
— Не теряйте времени, Александра.
— Блеск, — откинулась на спинку стула, громко цыкнув.
— Слушай…
Повернулась к Владу, и рот сам сложился в аккуратную «О».
Чернышев строчил в своей тетради, как в последний раз.
— Тебе бы тоже не мешало начать, — бросил он, даже не глянув на меня. У сосредоточенного Влада даже голос казался другим.
— Ты же в курсе, что просто потыкать ответы не сканает, чтобы набрать 80 баллов. Даже не все отличники столько набирают.
— Значит, хорошо, что я не отличник, — уголки его губ дрогнули.
Ха. Ну-ну, то-то у тебя средний бал больше, чем у меня.
— По музыке 4. Пою, как драные кошки под забором.
— Видимо, не на всех твое обоняние распространяется, — прочитывала по третьему разу задание, разглядывая параболу в правом углу листа. Блин, надо бы решать, а не лясы точить.
18
Но рядом с ним не могла должным образом сосредоточиться.
— А на тебя распространяется мое очарование? — Влад буквально навис надо мной. На меня пахнуло уже знакомым запахом кожи, без посторонних примесей, разве что мыла.
Рука дернулась и на тетрадке появилась некрасивая загогулина.
— С чего бы? — отвечала ровным голосом, но старалась не смотреть в его серые глаза. Становилось неуютно.
— Хм.
Он отодвинулся — ручка снова зачирикала в тетради. И только я хотела перевести дух и переключится на вторую часть, как вдруг:
— А мой брат как тебе?
Вроде бы вопрос прозвучал как бы между делом — Влад даже глаз от тетрадки не поднял — но я почувствовала какую-то вибрацию в его голосе, напряжение.
— А тебе какая разница?
Не понимала суть интереса. То он ко мне подкатывает, то спрашивает, как мне его брат… Стремно это все…
— Да просто он спрашивал о тебе.
— Серьезно? — просияла я.
Не знаю, мне это больше польстило или правда порадовало… Второй Чернышев показался более открытым, пусть и не дружелюбным, но искренним. И, как я, любит сериалы, вышедшие в 90-е. Если честно, мне не хватало какого-то настоящего общения в моей жизни — мама, конечно же, не в счет. Подружки, по-настоящему близкой, у меня не было. А парни… До моего перевода они общались со мной только в начальной школе. А потом все свелось к банальному «Дай списать» и «Я хочу сидеть с Соколовой, она же умная!». Поэтому теперь я стараюсь меньше показывать свои результаты. Либо отшучиваюсь, что повезло, либо что память хорошая. Да, по учёбе ко мне теперь не сильно пристают, возможно многие даже считают, что оценки мне ставят за красивые глазки (у доски я отвечаю с неохотой, часто хлопаю ресницами и ошибаюсь. Правда, учителей я смогла убедить, что это своеобразная боязнь сцены). Но