- Убийство... - глухо пробормотал Виллингс. - Черт побери. Лори, это скверная штука! Оставь девушку, как она есть, а Нэд пусть сбегает за полицией и врачом.
- Погоди, - ответил Лори, - это что-то непонятное. Видели вы когда-нибудь, братцы, чтоб нож проткнул человека без единой капли крови? А здесь ее нет и в помине, платье чистехонькое, и вода была без кровинки.
Он подошел к девушке, дотронулся до ножа, а потом, став на колени, принялся щупать ей спину. Улыбка раздвинула ему рот чуть ли не до ушей. Резким движением он сорвал с девушки кофту вместе с куском спины и торчащим в ней ножом. Блузники ахнули.
- Должно быть, это профессиональная нищая, - сказал Лори. - Бедняга носила искусственный горб для пущей важности. Внесем ее под навес и приведем в чувства.
Они внесли девушку в глубину баржи, где была устроена под куском брезента убогая ночлежка, положили на солому и принялись стягивать с нее липкую вуаль. Это оказалось нелегким делом. Когда же Лори, орудуя перочинным ножом, сорвал с лица девушки синий пластырь, оказалось, что краска с вуали порядочно-таки высинила лицо. Виллингс, невольно улыбаясь, принес в пригоршне воды. Лори снял с девушки круглые темные очки и принялся обмывать лежавшую перед ним утопленницу. Каково же было удивление всех троих, когда, смыв синюю краску, они увидели перед собой лицо дивной, безупречной красоты!
- Эге! - сказал Лори, срывая безобразную сетку; по плечам девушки рассыпались мокрые каштановые локоны. - Такой нечего было нищенствовать. Чем просить полцента фальшивым горбом, она могла бы загребать сотни долларов своим личиком.
- Да ведь бедняжка была хромая! - жалостливо произнес Нэд.
- Хромая? - протянул Лори. - А вот посмотрим, какая она хромая...
Он нагнулся к ногам и не без удивления оглядел огромные, толстые ноги девушки. Надо сознаться, они были пребезобразные, и одна нога чуть ли не на два вершка длиннее другой.
- Гм, Лори, красотка-то, как видно, разочаровала тебя? - спросил Виллингс.
Но Лори бросился стягивать с девушки высокие грубые башмаки. Они вымокли, и затея была не из легких. Когда же она удалась, Лори с торжеством сунул в нос насмешнику сапожище с искусственной пяткой, отлитой из чугуна, и радостно объявил:
- Я теперь понимаю, почему она не всплыла, а прямехонько пошла ко дну. С этакой гирей ей бы ни в жизнь не всплыть, не подцепи я ее за платье на самом дне.
Виллингс и Нэд на этот раз промолчали. Сильно заинтересованные, они стянули с девушки вместе с чулками целую кучу ваты и тряпок, обнажив две белые, как мрамор, миниатюрные ножки. Перед ними лежала теперь, едва прикрытая остатками мокрой одежды, совершеннейшая красавица.
- Н-да... - сказал Виллингс задумчиво. - Тут есть тайна, братцы. Дадим знать Мику.
- Но прежде ей самой дадим виски, - ответил Лори, открыв девушке рот и вливая сквозь ее стиснутые зубы живительную влагу.
Прошло несколько мгновений, в продолжение которых все трое невольно любовались красавицей. Наконец она вздохнула и открыла синие, как фиалки, глаза.
В ту же секунду смертельная бледность разлилась по ее лицу и шее. В глазах сверкнул дикий ужас. Она вскрикнула, вскочила и бросилась в глубину барки.
- Успокойтесь, мисс! - закричал ей вдогонку Лори. - Право, успокойтесь. Мы честные парни, рабочие здешних мест. Мы вас выволокли со дна Гудзона. А ежели мы сняли с вас горб и пятку, так не беда. Будьте спокойны, в секреты ваши мы не вмешиваемся.
Несчастная повернулась и, снова подойдя к ним, оглядела каждого из них внимательным взглядом.
- Я хочу верить вашим словам, - сказала она медленно. - Вы спасли меня, и это хорошо. Но вы можете подвергнуть меня в тысячу раз худшей участи, чем гниение на дне Гудзона, если выдадите меня кому бы то ни было.
Лори переглянулся с товарищами.
- Беру в свидетели Мика, что не выдадим вас, мисс. Ни я, ни они, торжественно произнес он. - Сильнее этого слова у нас нет. А если вам нужна помощь, то мы можем оказать вам такую, о какой вам и во сне не мерещилось.
- Хорошо, - ответила девушка. - Пусть же кто-нибудь из вас даст мне свою одежду, уничтожив остатки моей собственной, а остальные отведут меня куда-нибудь в сокровенное место и спрячут, потому что в целом Нью-Йорке у меня нет сейчас безопасного приюта.
Прежде чем она договорила свою просьбу, Лори скрылся за брезент и бросил оттуда свои сапоги, штаны и куртку. В это время Виллингс и Нэд собрали в комок ее одежду, привязали ее к тяжелым башмакам и бросили в воду.
- Ребята, - крикнул им Лори, - отвезите мисс прямо на квартиру к Мику, да смотрите, чтоб ни единого волоска с ее головы...
- Ладно, молчи уж. Сиди тут голышом, пока мы не пришлем кого-нибудь.
- И еще одна просьба, - вмешалась девушка, превратившаяся в красивого мальчика-подростка с каштановыми локонами, рассыпавшимися по плечам. Когда вы получите одежду и выберетесь с барки, не откажите сходить к мистеру Друку на Бруклин-стрит, 8. Сообщите ому, что пришли от мисс Ортон, только что сделавшейся жертвой убийцы, но спасенной вами. И пусть он вам передаст все то, что намеревался передать мне. Поняли?
- Точка в точку, - ответил Лори из-за брезента. - Будет исполнено, мисс!
Он долго смотрел в дырочку, как его товарищи вели с барки по головокружительным мосткам на берег прелестного мальчика.
12. МИК ТИНГСМАСТЕР ПОСЛЕ РАБОТЫ
Стемнело. Длинный рабочий день в Миддльтоуне подходил к концу. Высыпали гурьбой измученные рабочие с тех немногих заводов и копей, которые не примкнули к забастовке. Побежали работницы и рабочие из распахнутых дверей деревообделочной. В единственном работающем цехе Секретного еще горели огни и будут гореть всю ночь, хотя этого никому не видно из-за щитов забора, не видно и сверху для летчика; Секретный Джека Кресслинга работает круглосуточно.
А вот и сам Джек. Он катит верхом на серой английской кобыле в горы, туда, где сияет тысячью огней его необыкновенная вилла "Эфемерида", построенная со сказочной роскошью. Пока мягкие серебряные копыта кобылы легко касаются специальной ездовой дорожки, построенной для хозяина города рядом с обычным шоссе, рабочие Кресслинга, измученные тяжелым днем, разбредаются по своим жилищам.
Рабочие Джека живут хуже собак. Не потому, что им платят мало, нет, наоборот, им платят много. Джек Кресслинг изобрел свою систему оплаты. Он держит рабочих только до тридцатилетнего возраста. Чуть отпраздновал свои тридцать лет - иди на все четыре стороны, уступи место другому. А пока тебе еще семнадцать, двадцать, двадцать пять - Джек Кресслинг дает. Он дает щедро - пригоршнями долларов, каждую субботу, из платежной кассы. Но он дает не даром: работайте, работайте, работайте, еще час, еще час, еще час... И, задыхаясь от мысли, что после тридцати - конченный век, их ждет нищета и безработица уже до самой могилы, - рабочие Кресслинга в надежде приберечь хоть что-нибудь на черный день, спеша, как безумные, работают, работают, работают десять, двенадцать, четырнадцать, а после четырнадцати - еще и шестнадцать, двадцать, двадцать четыре часа в сутки, позволяя себе сон единожды за трое суток, перекусывая тут же у станков, грызя кофейные семечки для подхлестыванья энергии и ясности мозга. Но если вы думаете, что они этаким способом хоть что-нибудь да накопят себе ко дню, когда отпразднуют (или оплачут) свое тридцатилетие, то пойдите навестите их, только не в рабочий поселок Миддльтоуна, а пониже, на миддльтоунское кладбище: там они лежат все рядком, и над каждым из них Джек Кресслинг не поскупился поставить памятник.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});