Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Характерно, что практически все персонажи Кутзее, будь то люди, животные, природа — это жертвы, жертвы истории, империи, безличной социальной силы. Герои Кутзее представляют скорее образы, нежели личности, они служат символами тех или иных идей авторского мира. Главными героями Кутзее, с философской точки зрения, являются Земля, История, Время, Свобода, и, наконец, Смерть с ее тайной. За всем этим можно увидеть и самого Бога, но писатель не использует это понятие напрямую. Бог в его художественном мире — это жизнь со всей ее сложностью, противоречивостью и многообразием. И только через бесконечность историй людей можно приблизиться к раскрытию тайн, написанных когда-то Божьим Словом, которые мы до сих пор не в состоянии прочитать до конца.
На страницах своих романов Кутзее передает свой личный и глубоко пережитый опыт, окрашенный пронзительной исповедальной искренностью. Он не только талантливый писатель, но и тонкий психолог, способный придать своим произведениям и художественную выразительность, и философскую глубину.
Литература1. Кутзее Дж. М. Бесчестье / пер. с англ. С. Ильина. М., 2009.
2. Кутзее Дж. М. В ожидании варваров / пер. с англ. А. Михалева, И. Архангельской, Ю. Жуковой. СПб., 2004.
3. Кутзее Дж. М. Дневник плохого года / пер. с англ. Ю. Фокиной. М., 2011.
4. Кутзее Дж. М. Железный век / пер. с англ. М. Соболевой. СПб., 2005.
5. Кутзее Дж. М. Жизнь и время Михаэла К. / пер. с англ. И. Архангельской, Ю. Жуковой. М., 2013.
6. Кутзее Дж. М. Медленный человек / пер. с англ. Е. Фрадкиной. М., 2010.
7. Кутзее Дж. М. Мистер Фо / пер. с англ. А. Файнгара. М., 2012.
8. Кутзее Дж. М. Молодость // Иностранная литература. 2005. № 10, 12.
9. Кутзее Дж. М. Осень в Петербурге / пер. с англ. С. Ильина. М., 2001.
10. Кутзее Дж. М. Сердце страны / пер. с англ. Е. Фрадкиной. СПб., 2005.
11. Кутзее Дж. М. Сумеречная земля / пер. с англ. Е. Фрадкиной. СПб., 2005.
12. Кутзее Дж. М. Элизабет Костелло / пер. с англ. Е. Бросалиной, Ж. Грушанской. СПб., 2004.
13. Coetzee J. M. Boyhood. Scenes from Provincial Life. A Memoir. N.Y.: Penguin books, 1997.
14. Coetzee J. M. Encyclopedia of World Biography, 2nd ed. 17 vols. N.Y.: Gale Research, 1998. Biography Resource Center.
15. Coetzee J. M. Ethics: Philosophical Perspective on Literature // Ethical thought and The Problem of Communication. A strategy for reading Diary of a Bad Year. Jonathan Lear. Columbia University Press, June, 2010.
16. An Independent Journal of Literature, Film, Music, and Ideas [Электронный ресурс] // Журнальный зал. URL: http://www.sobriguetmagazine.com/2008_08_01_archive.Htm
Американская проза
Джон Барт
Я. М. Шаймарданова
Джона Барта часто называют «теоретиком и практиком экспериментальной литературы постмодернизма» [3, 34] и основоположником школы черного юмора, ставя его в один ряд с такими писателями как К. Воннегут, Д. Бартельми, Д. Хеллер и Т. Пинчон. Родился он в Кембридже (штат Массачусетс) в 1930 г. После окончания школы Джон Барт учился в престижнейшем Джульярдском музыкальном училище, потом перешел в университет Джона Хопкинса, где изучал английский язык. После окончания университета Джон Барт занимался преподавательской деятельностью. Первые его романы, «Плавучая опера» и «Конец пути», были опубликованы в 1956 и в 1958 гг. Известность писателю принесла книга «Торговец дурманом», после выхода которой в 1960 г. общественное мнение включило автора в число крупнейших американских писателей XX в. В 1965 г., когда был публикован «Козлик Джайлс», Джон Барт был назван американским писателем номер один. За следующую свою книгу, трилогию «Химера» (1972), писатель был удостоен престижной Национальной книжной премии. Всего, помимо сборников рассказов, эссе и лекций («Пятничных книги»), Барт опубликовал более 10 книг.
Джон Барт достоин быть названным классиком современной американской литературы, «Творцом элитарного интеллектуального продукта» [3, 34]. Несмотря на то что автор через свои тексты редко вступает в диалог с читателем, предпочитая оставаться «университетским» писателем для избранных, считающим, что квалифицированного читателя надо еще воспитать, его творчество пользуется успехом и среди рядовых читателей и среди критиков. Джон Барт становился лауреатом нескольких престижных литературных премий, среди которых — национальная книжная премия за роман «Химера» (1973).
Произведения Джона Барта стоит рассматривать как единое текстовое пространство — его романы автоинтертекстуальны. Как отмечает И. В. Волков, «жонглирование повторяющимися образами, мотивами, претекстами позволяет рассматривать художественное пространство различных и самостоятельных, на первый взгляд, произведений как единый метатекст» [7, 20]. Это связано с его особым пониманием феномена литературы. В одной из «Пятничных книг» (The Friday Book: Essays and Other Non-Fiction) Барт размышляет о «литературе истощения» и «литературе восполнения», раскрывая тем самым свое видение литературы постмодерна. «Под “истощением” (литературы) я не имею ввиду физический, моральный или интеллектуальный упадок, я говорю об истощенных возможностях, о том, что некоторые формы изжили себя, и это, несомненно, серьезный повод для отчаяния» [1, 64], — заявляет Джон Барт. По его мнению, литература на изломе XX и XXI вв., как и искусство в принципе, требует новых форм. Что же входит в эти новые формы? Во-первых, эксперименты с конструкциями, на основе которых Барт строит свои тексты. Например, в «Плавучей опере» не только сюжет простроен вокруг речной прогулки, но и сам текст представляет собой плавание — повествование напоминает движение воды. Образы плавно сменяют друг друга, подчиняясь причудливому ассоциативному ряду рассказчика. С помощью текстовых форм Барт имитирует «приливы» и «отливы», периодически возвращаясь к одним и тем же мыслям. Кроме того, ощутить одновременно затягивающую и чинящую препятствия «водянистость» текста помогают постоянные напоминанию автора о том, что повествование все еще не начато.
В рамках опытов, которые Барт проводит над формой, он экспериментирует и над временем и пространством текста. Эти категории зачастую становятся подчинены повествующему сознанию, которое облачает их в причудливые формы. К примеру, последний на настоящий момент роман Барта, «Всякое третье размышление», повествует о путешествии (прежде всего, по просторам повествующего сознания). Пространство воображаемое сливается с пространством реальным и их уже невозможно различить: зачастую равными становятся события, случившиеся в реальности, и события, произошедшие в сознании. Свойственны Барту и особые временные структуры, особенно автор любит «играть» с человеческой памятью, которая либо не может приблизиться к моменту «сейчас», либо заводит читателя в лабиринт авторского сознания, которое вольно распоряжаться временем как ему вздумается — в его текстах можно найти достаточно примеров «постепенного вспоминания», временных петель, путешествий по волнам памяти и т. д.
Помимо всего прочего, романы Барта гипертекстуальны. На мысли о гипертексте наталкивает наличие у писателя двойного кодирования, с помощью которого он разделяет свою читательскую аудиторию на «наивных» и «искушенных», превращая тем самым свои тексты в лабиринт. Однако игра, которую ведет Барт, часто становится слишком сложной для читателя. Это отмечает и сам автор, признаваясь в «Пятничной книге», что «в 1950 г., когда я опубликовал свой первый литературный опыт в ежеквартальном университетском журнале, рецензент-аспирант откликнулся на него следующим образом: “Мистер Барт видоизменяет девиз модернистов “Пусть рядовой читатель идет к черту!” — он устраняет из него прилагательное”» [9, 53].
Фраза «Пусть читатель идет к черту!» становится, по словам самого Джона Барта, одним из постулатов постмодернизма. В понятие двойного кодирования можно включить также пародирование, самоцитирование и игровой элемент. Не отказывается Барт и от добавления в свои тексты изрядной доли иронии и черного юмора. Интересный авторский прием — «кочевание» героев из романа в роман. Яркий пример — Шахразада, появляющаяся вместе с вписанным самим собой Бартом, и в «Химере» и во «Всяком третьем размышлении» — причем если в первом случае Барт появлялся в реальности Шахразады, то во втором Шахразада сама является автору. С помощью этого приема Барт опять же организует свои тексты в один большой гипертекст. Гипертекст также помогает создать и единая локация места действия — Мерилэнд, о котором упоминается даже в «Химере».
Гипертекст Барта с каждым новым романом становится все сложнее и сумбурнее, даже искушенному читателю в нем часто нелегко разобраться. Повествование, усложненное всевозможными формами, превращается в многоголосый поток сознаний, в котором читателю легко потеряться, поэтому зачастую Барта считают писателем, поступившимся содержанием ради формы. Суждение спорное, но доля правды в нем есть — сам автор утверждает важность и значимость формы, в которую облачен текст. Формы, которыми играет Барт, уникальны, интересны и достойны изучения. Оценить динамику различных текстовых форм позволяет роман Джона Барта «Химера», уникальное явление в литературе постмодерна.
- Язык в языке. Художественный дискурс и основания лингвоэстетики - Владимир Валентинович Фещенко - Культурология / Языкознание
- От первых слов до первого класса - Александр Гвоздев - Языкознание
- О литературе и культуре Нового Света - Валерий Земсков - Языкознание
- Основы русской деловой речи - Коллектив авторов - Языкознание
- Блеск и нищета русской литературы (сборник) - Сергей Довлатов - Языкознание