Читать интересную книгу В тисках - Буало-Нарсежак

Кстати, ему лучше? Ты говорила мне о параличе, а это серьезно. От всего сердца желаю ему скорейшего выздоровления, хотя нам от него ничего хорошего ждать не приходится. Отправляю письмо, надеясь, что ты его скоро получишь, несмотря на все забастовки, которые дезорганизуют почтовую службу.

Очень тебя люблю, моя маленькая Симона. Наша супружеская жизнь началась неважно, но если ты приложишь усилия, она, может, принесет нам счастье. Крепко обнимаю тебя.

Ролан»

Марилена медленно вложила письмо в конверт. «Дуреха» — звучит довольно зло. А ведь она не заслуживает такого презрения, она так восхищалась кузиной. Раскрыла второе письмо. Что еще неприятного она в нем найдет?

«Симона, моя любимая, меня терзают угрызения совести. Пришло время поговорить о нашем будущем. Меня снедает лишь одно желание: видеть тебя, проводить с тобой все ночи напролет. Полагаю, что в Париже ты сможешь жить по своему усмотрению. Или твой деспот отец будет следить за тобой, как за несовершеннолетней?.. Я пошлю куда подальше все свои обязательства. Покажу тебе город, где ты родилась и которого не знаешь. Устрою тебе экскурсии для влюбленных вдалеке от официальных маршрутов. Париж еще полон садов, маленьких бистро, скамеек и стульев в укромных уголках, где можно спокойно обниматься. Знаю: ты сразу же подумаешь, что я вожу тебя по местам, которые раньше показывал другим женщинам. Симона, дорогая, я же ничего не скрывал от тебя о своей прежней жизни. Но время интрижек прошло! Теперь только ты так много значишь для меня. Кроме того, есть немало мест, куда я ходил один отдохнуть после тяжелых дней, а порой и потерпев поражение. С тобой мне предстоит избавиться от многих неприятных воспоминаний.

Жаль, что месяц назад я не дал тебе списка гостиниц, где должен останавливаться, ты могла бы прислать мне письмецо, успокоить, написать, что не пострадала. Но как можно было такое предвидеть?.. Ты хоть на меня не сердишься? За эту оплошность я уже наказан тем, что меня не покидает беспокойство. Все время думаю, а может, у тебя перелом или какое-нибудь увечье, о которых в газетах обычно не пишут, но которые потом долго не заживают. Несмотря на твой запрет, я все-таки позвоню. Как я могу заниматься делами, будучи неспособным сосредоточиться, держать себя в руках? Как я был бы счастлив, если б знал, по крайней мере, что ты тоже страдаешь от этого вынужденного молчания! Иногда дьявол шепчет мне на ухо: «Она тебя забыла. Вы слишком долго жили вдали друг от друга. Ты ей надоел». И я знаю, что он прав. Часто перечитываю твое предпоследнее письмо, где ты пишешь, что жалеешь о встрече со мной и что нам лучше расстаться. Но после этого письма произошла катастрофа, чуть было не унесшая тебя. О себе могу сказать, что она высветила мои чувства. Может, и на тебя она произвела такое же действие? Давай начнем все сначала, любовь моя. Давай превратим наш брак — который ты называешь просто безрассудной выходкой — в прочный союз.

В Париж я приеду дней через десять. От всей души надеюсь, что меня там ждет твое письмо. Если паче чаяния я ничего не обнаружу, что ж, тем хуже, стану звонить до тех пор, пока мне не ответят. Будь что будет! Может, к телефону подойдет твой отец. Тогда ничто не помешает мне… Ладно. Не надо нервничать. Ты опять начнешь упрекать меня за горячность. Да, это так. Бывают моменты, когда я выхожу из себя, дорогая. Вернее, выходил из себя — призываю в свидетели Бога, что не буду больше тебя изводить. Но у меня часто возникало желание написать твоему отцу, чтобы раз и навсегда внести ясность в наши отношения. Думаю, ты зря скрываешь от него наш брак. В конце концов, я не такая уж плохая партия. Отец мой был аптекарем. Вполне достойное занятие! А то можно подумать, что ты состоишь в каком-то морганатическом браке! Тогда у меня больше оснований для упреков, чем у тебя.

Но пусть все это останется в прошлом. Забудем взаимные обиды. Я никогда не соглашусь на развод. До скорой встречи, любовь моя. Чтобы находиться рядом с тобой ежедневно, о чем ты мечтала раньше, я отказываюсь от всех контрактов, а это большие потери. Лучшего доказательства своей преданности я дать не могу.

Завтра на три дня заеду в Милан, а на следующей неделе прилечу в Париж. Если ты ждешь встречи с таким же нетерпением, как я, то мы с тобой — самые несчастные и самые счастливые супруги в мире. Обожаю тебя.

Осыпаю поцелуями.

Ролан»

Марилена подняла голову. Она возвращалась из такого далека, что с удивлением обнаружила незнакомое ей кафе и в зеркале отражение женщины, которой была она сама. Она припудрила лицо, словно скрывая следы поцелуев, предназначенных не ей.

Потом лихорадочным движением вскрыла третий конверт.

«Моя Симона!

Прошу извинить за задержку. Пришлось заехать в Сан-Ремо. В Париж прилечу в пятницу…»

Марилена оторвалась от письма. Пятница… это сегодня. Ролан, может, уже прилетел. Надо возвращаться домой… Вдруг он позвонит… Но она не смогла уйти, не дочитав до конца.

«Я тебе говорил, что затеял в квартире ремонт? Надеюсь, что работа закончена, но не уверен. Может, какое-то время придется пожить в гостинице. Мне опостылела такая бродячая жизнь. Я как какой-то странствующий комедиант и, увы, иногда начинаю понимать, почему ты не торопишься объявить о нашем браке. Но не будем возвращаться к этой теме. Moгу тебе только сообщить, что мне предложили работу в Южной Америке и что я отказался… пока. Окончательное решение остается за тобой. Мне бы хотелось, чтобы ты удержала меня, сделала наконец все необходимое, чтобы мы перестали таиться и начали жить открыто.

Симона, дорогая, выслушай меня! Я глубоко несчастен, меня раздирают противоречивые чувства. Так больше продолжаться не может. В Ницце, перед тем как сесть в самолет, зайду в “Метрополь”, где мы провели первую ночь. Помнишь? В баре не торопясь выпью бокал шампанского за нашу странную любовь. Попытаюсь вспомнить страстную женщину, которой ты тогда была. Не люблю копаться в прошлом, но сейчас именно в нем хочу почерпнуть мужество, которое нам скоро понадобится для принятия решения.

Подумай, дорогая. До скорой встречи.

Твой Ролан»

Марилена убрала письма в сумочку, заплатила за кофе, к которому не притронулась, и вышла из кафе, подавленная светом дня и уличным движением, словно только что посмотрела потрясающий фильм. Хотя она находилась в двух шагах от дома, все равно взяла такси.

«Дуреха»! Это слово стучало у нее в голове, как удары пульсирующей крови. В этом конфликте, первопричины которого она не знала, ей хотелось встать на сторону Ролана, а не Симоны. Теперь она уже называла его Роланом, а не Жервеном. Он стал ей близким человеком. Они оба обмануты. Так что им будет легко договориться, теперь она готова встретиться с ним, довериться ему. Ведь они же родственники. И этот несчастный достаточно настрадался, поэтому он сможет понять, в какую она попала ситуацию. Она еще не знала определенно, о чем его попросит. Одно стало ясно: она больше его не боится. Кто он по профессии? Какой-то художник. Возможно, актер. Симона, вероятно, встретила его на каком-нибудь захватившем ее представлении и потеряла голову. Но актер в роли зятя Виктора Леу — это недопустимо. Какой чудовищный мезальянс! Все это может кончиться только разводом. И Ролан хорошо это понимает. Свою тревогу на этот счет в письмах он открыто не высказывал, но она сквозила в каждом слове. Поэтому, когда он узнает правду, у него не будет никаких причин отказаться от инсценировки развода. Именно этого следует добиться от него, ведя себя мягко и дружелюбно. Из мадам Жервен снова превратиться в мадам Оссель. Потом все станет проще.

Марилена посмотрела на часы. Ролан, может, еще не звонил. Она быстро вбежала в дом и уже с лестничной площадки позвала Марию.

— С отцом все в порядке?

— Да, мадемуазель.

— Никто не звонил?

— Звонил. Уже довольно давно. Мужчина, сказал, что перезвонит.

— Спасибо. Я…

Ее прервал телефонный звонок.

— Вероятно, опять он, — сказала Мария.

Марилена, как сомнамбула, прошла в гостиную.

У нее перехватило дыхание, и она не была уверена, что сможет ответить. Взяла трубку.

— Алло!.. Это ты, Симона?.. Алло…

— Прекрасно. Тогда вот что… Я прилетел сегодня утром, и все обстоит так, как я и предполагал. Маляры работу закончили, но в квартире царит такой беспорядок, какой ты даже не можешь себе представить. Консьержка скоро все приберет, но все равно досадно. Я надеялся, что ты сможешь прийти ко мне. Что ж, тем хуже…

Он замолчал. Шум дыхания, доносившийся до нее с другого конца провода, вызывал волнение.

— Тем хуже, — возобновил он разговор, — или, может, тем лучше. Я не знаю, в каком ты настроении… нет, ничего не говори… оставь мне надежду. В конечном счете я решил, что нам лучше встретиться на нейтральной территории… — (Он вымученно рассмеялся.) — В кафе, например… Кафе нам как раз подходит — ведь там мы поневоле должны следить за своими жестами и интонациями… а нам это сейчас пойдет на пользу… Можешь прийти в половине шестого в погребок «Мариньян»?.. Это на Елисейских Полях… Тебе это удобно?