Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как раз подобного рода размышлениям я, будучи молодым врачом, предавался в тот самый день зимой с 1900-го на 1901 год, когда в нашу психиатрическую клинику был доставлен пациент, история которого не дает мне покоя по сей день. В документах он значился как Джо Слейтер (или, может, Слаадер) и выглядел как один из типичнейших уроженцев Катскильских гор[25] — этих отталкивающего вида потомков ранних поселенцев, трехвековая изоляция которых в дикой горной местности, почти не посещаемой чужаками, привела к явственному вырождению, особенно если сравнивать с прогрессом их соплеменников, чьи предки когда-то облюбовали более подходящие для проживания и ныне уже густонаселенные районы. В среде этих опустившихся и деградировавших людей (на Юге таких именуют «белой швалью») не действуют законы и моральные понятия, а коэффициент их умственного развития, вероятно, является самым низким среди всех групп американского населения.
Джо Слейтер прибыл в клинику под конвоем четверых полисменов как лицо, представляющее опасность для общества, однако при первой встрече я не заметил в нем ничего угрожающего. Хотя он был довольно высокого роста и, похоже, обладал немалой физической силой, его скорее можно было счесть безобидным увальнем, каковое впечатление складывалось при виде этого вечно полусонного выражения маленьких водянисто-голубых глаз, жиденькой светлой бороды, никогда не знавшей бритвы, и безвольно отвисшей нижней губы. Точный возраст Слейтера был неизвестен, поскольку в его родных краях никто не регистрирует рождения и смерти, да и постоянные семейные связи там практически отсутствуют; но на основании таких деталей внешности, как обширная залысина и плачевное состояние зубов, главный врач при предварительном осмотре дал пациенту около сорока лет.
Из медицинских и судебных заключений мы выяснили, что этот человек, бродяга и охотник, всегда выглядел странным в глазах своих сородичей. Он имел привычку спать дольше обычного, а по пробуждении рассказывал невероятные вещи в столь причудливой манере, что это порождало страх даже в заскорузлых душах людей, начисто лишенных воображения. Необычной была именно манера, а не язык, ибо он всегда говорил на корявом наречии тех мест, но в интонациях и эмоциональных оттенках его речи заключалось столько экспрессии и загадочной мощи, что слушателей неизменно охватывало ощущение чего-то пугающе чужеродного. Да и сам он зачастую был напуган и озадачен не менее своих слушателей, а в течение часа после пробуждения напрочь забывал свои рассказы — или, по крайней мере, то, чем эти рассказы были вызваны, — и возвращался к туповато-равнодушному состоянию, характерному для этих горцев.
С возрастом утренние припадки у Слейтера становились все более частыми и буйными, пока около месяца назад не произошла трагедия, ставшая причиной его ареста. Однажды около полудня, после глубокого сна (которому предшествовала попойка, начавшаяся около пяти часов дня накануне) он пробудился с таким жутким, душераздирающим воплем, что несколько ближайших соседей поспешили к его хижине — подобию грязного хлева, где он обитал со своей родней, столь же малопривлекательной, как и он сам. Между тем Слейтер выскочил из хижины на снег, воздел руки и начал высоко подпрыгивать, крича, что хочет попасть «в большой-большой дом, где свет на потолке, на стенах и на полу и где слышится громкая чудная музыка». Двое довольно крепких мужчин попытались его удержать, однако он сопротивлялся с силой и яростью, свойственной безумцам, громогласно выражая желание найти и убить какую-то «светящуюся тварь, которая трясется и хохочет». В конце концов он сильным ударом сбил с ног одного из противников и набросился на второго с воистину дьявольской кровожадностью, исступленно вопя, что «прыгнет высоко-высоко и огнем спалит все, что попадется на пути».
Члены его семьи и соседи в панике бежали прочь, и только примерно через час самые отважные из них вернулись на место происшествия. Слейтера там уже не оказалось, а на снегу лежало кровавое месиво, еще недавно бывшее живым человеком. Никто из местных не решился преследовать убийцу, понадеявшись, что он и так погибнет в горах от холода; но когда через несколько дней поутру его вопли донеслись из отдаленного ущелья, стало ясно, что он как-то ухитрился выжить. Тогда все жители деревни согласились, что с этим делом пора кончать, и собрали вооруженный отряд, цели и функции которого (какими бы они ни были изначально) обрели вполне законный характер после того, как редкий в тех краях полицейский патруль случайно наткнулся на преследователей и, выяснив обстановку, присоединился к поискам.
На третий день Слейтера нашли без сознания в дупле дерева и доставили в ближайшую тюрьму, где он был обследован психиатрами из Олбани после того, как пришел в себя. Свои действия он объяснил чрезвычайно просто. По его словам, однажды он порядком нагрузился виски и заснул где-то на заходе солнца, а на другой день очнулся, стоя с окровавленными руками на снегу перед своей хижиной, а рядом лежало растерзанное тело его соседа, Питера Слейдера. Придя в ужас от увиденного, он бросился в лес, желая только оказаться как можно дальше от места преступления, им же, судя по всему, и совершенного. К этому он ничего не смог добавить, несмотря на все усилия экспертов, тщательно формулировавших вопросы в попытке хоть немного прояснить обстоятельства дела.
В ту ночь Слейтер спал спокойно и поутру держался как обычно, разве что в выражении лица произошли некоторые изменения. Наблюдавший пациента доктор Барнард подметил особенный блеск в его выцветших голубых глазах и чуть более твердую линию обычно отвислых губ, что могло указывать на принятие какого-то волевого решения. Однако в ходе последовавшего врачебного опроса пациент выказал все ту же типичную для горцев тупую безучастность и только повторил все сказанное накануне.
На третье утро с ним случился первый зарегистрированный припадок. После беспокойного сна он пробудился в состоянии бешенства столь сильного, что лишь совместными усилиями четырех санитаров удалось надеть на него смирительную рубашку. Психиатры внимательно прислушивались к его речам, поскольку их еще ранее заинтересовали кое-какие необычные детали в путаных и зачастую противоречивых показаниях его родственников и соседей. Исступленный бред пациента на грубом горском диалекте продолжался в течение четверти часа; при этом упоминались громадные дворцы из лучей света, безбрежные пространства, волшебная музыка, призрачные горы и долины. Но более всего он говорил о некоей загадочной «светящейся твари», которая трясется, хохочет и издевается над ним. Это огромное, неясных очертаний существо воспринималось пациентом как главный враг, и его сильнейшим желанием было убить этого врага, свершив долгожданное возмездие, с каковой целью он намеревался «пролететь сквозь пустоту» и «спалить все преграды». По прошествии пятнадцати минут пациент прервал свои бредовые излияния на полуслове. Огонь безумия погас в его глазах, и он с тупым недоумением поинтересовался у врачей, как и почему он оказался связанным. Доктор Барнард распорядился снять с него смирительную рубашку, и на протяжении всего дня Слейтер был свободен от пут. Однако вечером доктор уговорил его добровольно подвергнуться смирительной процедуре — для его же собственного блага. На сей раз больной признал, что порой несет какую-то несусветную чушь, сам не ведая почему.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Мифы Ктулху - Говард Лавкрафт - Ужасы и Мистика
- Зов Ктулху - Говард Лавкрафт - Ужасы и Мистика
- Зов Ктулху / The Call of Chulhu - Лавкрафт Говард - Ужасы и Мистика