Читать интересную книгу Живописный труп - Мария Санти

выполнял поручения, но одновременно он работал так, как будто делал одолжение.

Оскар не любил других мужчин, считая, что они ему завидуют. Он считал, что дружба между мужчинами невозможна в принципе, только конкуренция, и водил хлеб-соль с женщинами. В одной анкете для таможни в графе «профессия» он написал «хороший парень».

Одна из его любовниц покупала книги про медитацию, и он из интереса полистал одну из них. Так он узнал, что он просветленный. Состояние не-ума, звенящей внутренней тишины, функциональных мыслей, каждая из которых лишь отклик на сиюминутную реальность, – все то, за чем рефлексирующие люди ездили в Индию, было у него от рождения и бесплатно. По большому счету он мог бы это даже преподавать, но у него были другие планы. Гораздо более привлекательные.

Смородине позвонила Ягужинская:

– Как там вишенки?

– Кто?

– Анечка и Жизель. Жизель считает Аню «блаженной» и «добренькой», говорит, что ее при рождении пыльным мешком по голове ударили. А Анечка считает, что характер Жизели – точный отпечаток подошвы патриархата. Обычно на вернисажах люди стараются пообщаться с большим количеством присутствующих. А эти только заметят друг друга, так сойдутся у какой-нибудь картины и спорят, фотографируясь в процессе, пока им уборщица не скажет, что пора домой.

– Необычная дружба.

– Они не подруги. Жизель даже не ходит к Ане как клиентка, а Аня лучший косметолог Москвы. Они хорошая команда. Нравятся друг другу как декорации.

– Кажется, они ушли на реку. Им здесь очень нравится, говорят, фоны хорошие.

Перед тем как уехать, Смородина хотел почитать местную газету. Он помнил, что оставил ее при входе. Но там ее уже не было. Генерал ее не брал. И был очень недоволен тем, что его оставили без прессы.

– Жаник, ты же все знаешь. Ты просто боишься принимать собственные решения. Другие люди, они не боятся. Они живут! Чувствуют жизнь. Что ты молчишь?

– Мне все это надоело.

– Вот видишь, ты уходишь от обсуждения.

Соскакиваешь.

– Мне страшно. Он меня чуть ли не шантажирует.

– Видишь, ты хотела его использовать, и сама оказалась использованной.

– Нет, он мне нравился.

– Ты говорила, что он тупой.

– Но это правда.

– Если бы он тебе нравился, он бы тебе весь нравился. И ты знаешь, что это правда. Ты надеялась его съесть. И сама оказалась использованной.

Уже ночью у себя дома, чувствуя, что уснуть не получится, Платон Степанович вышел в гостиную, сел в кресло, взял большой лист бумаги и принялся чертить. Итак, что ему было известно? Существуют генерал и его племянница, которые, возможно (хотя Березин и пяти минут не потратит просто так), владеют какой-то ценной землей. Какой? Собственник не захотел ему рассказать. Генерал максимум видит пятна, и то в движении. Однако он делает вид, что у него нет никаких проблем со зрением. Окружающие? То ли в этой семье не принято уделять друг другу внимание, то ли… В воскресенье на прогулке племянницу, если верить Оскару, окликнула какая-то женщина, основательно ее тем самым испугав. В то же воскресенье в гостях была богемная девушка Анна, лучший косметолог Москвы, которая забыла дома у совершенно неинтересной женщины Эльвиры красивые фоны. В чем мог быть ее интерес? Эльвира не особенно умна, говорит неинтересно, как будто жует мочало. А у Анны, очевидно, есть выбор. Во вторник в парке упала с лестницы пожилая дама, но, кажется, это не имеет к делу никакого отношения.

В четверг из дома два раза подряд пропадает газета, в которой сообщается о застройщиках, проводящих кампанию по ликвидации старого парка. В парикмахерской циркулирует слух, что восемнадцатилетняя племянница на самом деле прожженная преступница, на совести которой уже один труп. Сплетни не стоило принимать к рассмотрению. Когда они с Аленой поженились, она не стала менять фамилию, потому что хотела сохранить связь с профессиональными заслугами своих родителей. И однажды в библиотеке рядом с домом, где они всей семьей подкармливались современной литературой, Алена случайно услышала, что она вышла замуж за вдовца с ребенком, но к пасынку относится неплохо, «не бьет, кормит». Из храма знаний Алена направилась прямо в загс, где взяла фамилию мужа. Книгу она в тот день так и не сдала.

Все это Платон Степанович тщательно зафиксировал и уже потом, на следующем листе, начертил схему, где главная роль была отведена исчезновению газеты, потому что это было единственным фактом. Все остальное было домыслами. В конце концов, люди живут, как у них получается, а не так, как это удобно стороннему наблюдателю. Конечно, он давно не выезжал к клиентам за город, если им нужен был только брачный договор. Но в данном случае он навязался Абрамовым сам. Почему? Чутье. Он не мог этого объяснить. Он прикрыл глаза и начал барабанить пальцем по столику рядом с креслом – скок-поскок, скок-поскок. Потом он улыбнулся. Роль консильери при крестном отце семьи Абрамовых его развлекала.

Завтрак

Двенадцатилетний Порфирий читал все, что не было закрыто от него какой-нибудь непрозрачной поверхностью. Он мог отметить, что инструкция к туалетной бумаге составлена хорошо, а сопроводительные материалы к ортопедическому матрасу, напротив, нуждаются в переводе с русского на русский. Платон Степанович знал, что в неблагополучных семьях дети нередко взрослеют слишком рано. И нет, это не помогает им в дальнейшем. Тяготы и лишения только отнимают силы и время. То, что они делают сильнее, – сказки для битых. Иногда он начинал беспокоиться: вдруг на сына давит его рассеянность? Что, если он отнимает время, которое тот должен проводить в беспечности? В их первый день без матери Платон Степанович отправился готовить обед. Включил конфорку. Задумался. Через полчаса на кухню пришел голодный подросток, надел фартук, приготовил салат, разогрел суп и второе, выключил конфорку, покормил родителя. Хорошо ли это?

Чай остывал. Адвокат ковырял творог с фруктами, но думал о другом.

– Папа, ты хорошо себя чувствуешь?

– Мне кажется, что я заставляю тебя готовить.

Сын, а точнее двенадцатилетний ксерокс с Платона Степановича, посмотрел на него с удивлением.

– Нет. Я просто хочу есть. Как и ты.

Смородина-младший не был вундеркиндом, но он был от природы вдумчивым, усидчивым и рос в среде, где эти качества поощряли. Как и большинство детей, к своим врожденным качествам он относился как к естественным и искренне не понимал, как можно быть другим. Например, невнимательным. Однако он не считал отца рассеянным или, упаси бог, беспечным. Он понимал, что папа умнее всех окружающих людей.

– Вообще, ты прав. Я ведь люблю творог. Но что-то в голове