Читать интересную книгу Проблемы теории романа - Георг Лукач

У Бальзака ситуация несколько несходна по своему формальному концу с Фильдингом, но и на анализе его романа мы убедимся, что ситуации, схемы, выражаясь грубо, которые лежат в основе композиционного, стилевого, характеристического, портретного построения в античном — и буржуазном романе, при внешнем формальном сходстве, глубоко различны и не только по тому содержанию, которое в них вложено, но и по художественным средствам, в которых они воплощаются и которые на первый взгляд могут показаться чем-то несущественным и случайным.

Поэтому — спрашивается: имел ли право т. Лукач исходить при определении романа из романа буржуазного, или он должен был тянуть за собой античный, средневековый роман, уравнивать их в правах и потом путаться в разных пустых, никчемных абстракциях? Он имел это право.

Попутно коснемся следующего вопроса: т. Мирский и затем В. Ф. Переверзев ставили вопрос: если единство личности и общества есть условие героизма и эпоса, то почему же в буржуазном обществе в моменты революционного подъема, когда это единство временно осуществлялось, почему там не возник эпос? На этот вопрос совершенно простой ответ дает Маркс. От В. Ф. Переверзева можно требовать знания текстуально всем известных вещей Маркса.

Маркс говорит в "18 брюмера", что буржуазное общество по самой природе своей не способно ни к героизму, ни к самопожертвованию. Но в период революционного подъема передовые борцы буржуазного общества нуждаются в известном самообмане, во вдохновляющих иллюзиях, которые внушала бы им уверенность, что они борются не за "отцов семейства", не за расчетливых лавочников, а за благо и счастье всего человечества. Этот героизм-результат внутренней иллюзии, проистекающей из определенной исторической ситуации, был, следовательно, явлением искусственным для буржуазного общества в широком историческом смысле. Здесь оппоненты путают две вещи. Одно дело героизм, который может служить предметом эпического изображения а другое дело героизм, который может служить предметом лирического изображения, И это мы видим даже у древних греков. Там, где подчинение личности интересам целого, интересам рода, семьи было явлением закономерным, естественным, там была почва для эпического изображения героизма. А там, где героизм мог быть только исключением, следствием иллюзии и самообмана, там эта почва для эпического героизма исчезает. И вот почему буржуазная английская революция, буржуазная французская революция могли создавать произведения, полные революционного пафоса. — напомню Мильтона. Давида, пьесы Шенье, — но не могли создавать эпических поэм, требующих пластической героики, невозможной в буржуазном обществе.

Тов. Лукач, по мнению В. Ф. Переверзева, противоречит сам себе: с одной стороны, роман-чисто буржуазная форма, а, с другой стороны — роман развивается у нас, если единство личности и общества у пролетариата есть, если при социализме и при коммунизме оно становится общественным законом, то почему же Лукач говорит о социалистическом романе, а не о героической поэме.

У Маркса сказано совершенно точно, что эпос в своей классической форме уже не может быть создан, не может быть возрожден и что отчасти в этом и заключается его художественное обаяние: мужчина не может стать ребенком, но становясь смешным — говорит Маркс в известном месте из "Введения" к "Критике политической экономии", — но почему он не должен радоваться наивности ребенка, почему он не должен видеть в нем тот идеал, ту цельность отношения к миру, к которым он должен стремиться? А Переверзев проделывает школьные фокуснические штуки, — раз единство личности и общества существует при родовом и при коммунистическом строе, так это, значит, одинаковые фермы жизни, искусства, морали и т. д. Ясно, что речь задет о вещах формально сходных, но по существу совершенно различных. В. Ф. Переверзев, который клянется классовой борьбой, но не умеет видеть классовых различий в таких, казалось бы, абстрактных вещах, забывает, что единство личности и коллектива при коммунизме мы вовсе не мыслим по образцу греческого родового строя. Разве мы идем к единству, которое происходит от недостатка материального развития, которое связано с неразвитостью? Разумеется, мы идем к такому общественному строю, когда личность свободна, не связана никакими путами, ни родовыми, ни семейными, ни принудительно-общественными, к истинной свободе, вытекающей из уничтожения частной собственности, уничтожения классов.

Отсюда: может ли нас удовлетворить греческая эпическая манера изображения жизни, которая не показывает нам в достаточной мере развития индивидуальных характеров? Нет, конечно. Связанность и скованность индивидуальной жизни, которая кажется нам холодной в греческой пластике, которая кажется нам слишком спокойной, слишком отчужденной в греческом эпосе, и делает греческий эпос невозродимым органически. В то же время мы не отбрасываем вовсе роман, как художественную форму, а признаем его художественное положительное значение. В чем это значение, говоря кратко? В том, что роман впервые в истории литературы плотно и прочно завоевал право на изображение индивидуальности художественными средствами, — личности как личности. Сделал он это односторонне, противопоставляя интересы личности интересам коллектива, то известная часть истины в нем есть. Поэтому мы говорим, что то искусство, к которому мы стремимся, вовсе не должно быть повторением греческого эпоса и не должно быть повторением буржуазного романа. Новая социалистическая форма искусства соединяет в себе достижения античного искусства с эстетическими достижениями буржуазного общества.

Что касается нашего романа, то Переверзев попрежнему исходит из той точки зрения что если буржуазное общество падает, то с ним вместе должна падать и вся его культура и роман. Правильно, эта культура падает как таковая, но объективное содержание в этой культуре есть или нет, я вас спрашиваю? Очевидно, В. Ф. Переверзев представляет себе дело по своему старому шаблону: раз есть класс-нет объективного содержания, раз есть объективное содержание — нет класса. Если роман — буржуазная форма, он возникает и гибнет вместе с буржуазией; если роман имеет объективное содержание, значит, он во все времена существует. Это совершенная метафизика. Примитивный народный эпос в буржуазном обществе погиб. Буржуазный роман, как типичная буржуазная художественная форма, погибнет с буржуазным обществом. Но положительное содержание романа, на которое я указывал, останется в нашем искусстве. Но, разумеется, наш роман, роман, социалистического реализма в корне отличается от романа буржуазного. Это отличие идет прежде всего по линии его сближения с эпическими формами.

Работа т. Лукача ценна тем, что она позволяет нам разрушить предрассудок, будто все жанры, все литературные формы существовали от века. Она доказала историческую роль и историческую обреченность романа в старом смысле слова, но доказала и то, что в наших условиях положительное содержание романа будет постепенно приобретать эпические черты.

Приведу пример из другого искусства (в литературе этот процесс пока менее ясен). Посмотрите на фильм "Чапаев". Чем он отличается от кино-романов и кино-повестей о гражданской войне, о быте, которых мы видели тысячи? Тем что в "Чапаеве" впервые мы видим осуществление средствами кино элементов эпоса, и притом эпоса героического. Это то направление, в каком наше искусство будет двигаться и в каком оно уже, в области кино, движется. Доклад т. Лукача позволяет нам предвидеть и наметить перспективы нашего художественного движения. А литературные "теоретики", подобные В. Ф. Переверзеву. уходят от истории, от жизни и замыкаются в своих формально-логических, схоластических категориях. Мимо их носа проскальзывает живая жизнь, а они все еще толкуют, что эпос всегда был, роман всегда был, все всегда было… Скучная история, товарищи!

М и р с к и й. — Те слова из моего выступления, которые цитировал тов. Нусинов, действительно, если их понимать как выражение какой-то теории, достойны всякого нападения. Однако я имел в виду только одно: я нахожу достоинством статьи тов. Лукача отсутствие мелкого социологизироваиня, отнесения разных форм и разных видов буржуазного романа к разным прослойкам: в статье есть взгляд на буржуазный роман как на целое, взгляд, который помогает нам понять роман (и вообще буржуазную литературу) как проявление определенного буржуазного типа сознания, который противополагается, с одной стороны, добуржуазному, феодальному типу сознания, с другой стороны, тому типу сознания, который осуществляется на наших глазах.

Тов. Лукач мыслит большими историческими категориями; в этом я вижу достоинство доклада, его актуальность. Мы сейчас работаем над созданием нового типа сознания, и эта точка зрения для нас наиболее важна, а всякие мелкие подразделения различных прослоек внутри истории буржуазной литературы для нас совершенно второстепенны. Это не значит, конечно, что внутри буржуазии мы не должны делать чрезвычайно больших различий. Буржуазная демократия есть одно, консервативная буржуазия есть совершенно другое. Но и тут разница вовсе не в прослойках, не в мелкой социологии, а прежде всего в политике.