Сопровождая великого князя во время его путешествия по Апеннинскому полуострову, камергер Тютчев в декабре 1838 года прибыл в Геную, где сначала встретился с братом Николаем, а через несколько дней — с Эрнестиной, приехавшей к нему из Парижа. Когда дипломат вернулся в Турин, она последовала за ним. С этого момента Федор Иванович и его возлюбленная уже не расставались.
Вскоре, 1/13 марта 1839 года, надворный советник Тютчев, действуя в рамках существовавшей тогда традиции, обратился к вице-канцлеру графу Нессельроде с просьбой разрешить вступить в новый брак. Не входя в подробные объяснения и адресуясь к «снисходительной доброте», великодушию и благосклонности министра, Федор Иванович одновременно попросил графа Карла Васильевича об отпуске на несколько месяцев. Он писал как светский человек, а не как чиновник и позволил себе в официальном письме сослаться на устное разрешение, еще зимой переданное ему светской знакомой (граф-де не имеет ничего против временной отлучки Тютчева с занимаемого поста). Между тем граф Нессельроде своим письмом от 17/22 апреля 1839 года, дав подчиненному разрешение на брак, отказал ему в отпуске. У министра были свои резоны: старший советник временно исполнял должность поверенного в делах, и нельзя было позволить, чтобы до прибытия нового посланника дипломатическая миссия оставалась без официальных лиц. Не дожидаясь письменного разрешения, дипломат покинул Турин. Его самовольная отлучка с занимаемого поста была не просто нарушением дисциплины, а серьезным должностным проступком и едва ли не преступлением: есть сведения, что Тютчев взял с собой дипломатические шифры и другие важные служебные документы, которые потерял «в суматохе свадьбы и путешествия»[15]. Существуют три различные версии того, что произошло.
И. С. Аксаков: «Исправляя, за отсутствием посланника, должность поверенного в делах и видя, что дел собственно не было никаких, наш поэт, в один прекрасный день, имея неотложную надобность съездить на короткий срок в Швейцарию, запер дверь посольства и отлучился из Турина, не испросив себе формального разрешения. Но эта самовольная отлучка не прошла ему даром. О ней узнали в Петербурге, и ему повелено было оставить службу, причем сняли с него и звание камергера… Тютчев однако не поехал в Россию, переселился опять в знакомый, почти родной ему Мюнхен, в ожидании пока в Петербурге разъяснится недоразумение и примирятся с оригинальною выходкою дипломата-поэта»{106}.
А. О. Смирнова-Россет: «Он был первым секретарем в Турине, посланник попросил отпуск на шесть недель, за это время у Тютчева умирает жена. Мсье оставляет архивы у фабриканта сыра и отправляется разъезжать от потрясения, чтобы найти вторую жену. Находит ее в Швейцарии и женится. Не получая известий из Турина, встревоженный Нессельроде велит написать начальнику канцелярии. Тот отвечает, что первый секретарь уехал, не доверив ему архивы. Вы хорошо понимаете, что нет возможности держать в министерстве подобного человека»{107}.[16]
Г. В. Чагин: «Что же касается внезапной отлучки Тютчева из Турина, когда он якобы запер дверь и уехал, не получив на то формального разрешения, — этого просто не было. Это был миф, придуманный, скорее всего, им самим и подхваченный потом его биографами. На самом деле все обстояло гораздо прозаичнее и деликатнее: поэт, узнав, что Эрнестина беременна, естественно, не мог оставить ее в таком положении на пересуды окружающих. Вот почему он с мая везде сопровождал ее, — до службы ли было влюбленному поэту? Когда же он прознал, что продолжительный отпуск для него в будущем не столь реален и, кроме того, против него и в миссии, и в Петербурге начались какие-то козни, то служба для него и вовсе потеряла всякий интерес. Вот почему в дальнейшем он, в общем, спокойно отнесся к своей отставке и переселился в столь знакомый ему Мюнхен»[17].
Итак, существуют три версии. Первая версия изложена в посмертной биографии поэта и принадлежит его зятю, благоговевшему перед памятью Федора Ивановича. Вторая версия восходит к устному рассказу графини Нессельроде, супруги министра и известной мастерицы школы злословия. Ее рассказ дошел до нас благодаря воспоминаниям светской дамы, которая «шутки злости самой черной / Писала прямо набело»{108}. Эта версия великолепно доносит до нас интонацию светских сплетен. Александра Осиповна Смирнова прекрасно относилась к Тютчеву и ценила его как остроумного собеседника. Канцлерша Нессельроде оказывала ему покровительство. Но ни та ни другая не могли отказать себе в удовольствии позлословить насчет своего хорошего светского знакомого, обществом которого они дорожили. Третья версия принадлежит известному знатоку жизни и творчества поэта и отражает точку зрения современного исследователя, дающего оценку событиям более чем полуторавековой давности.
Само наличие этих версий и отсутствие однозначного рационального объяснения свидетельствуют о неординарности сложившейся в Турине ситуации. На минуту забудем о том, что Тютчев — гениальный поэт. Посмотрим на дело трезвым взором. Дипломатический чиновник высокого ранга самовольно покидает свой весьма значительный пост, в суматохе теряет служебные документы особой важности (напомню, речь идет о дипломатических шифрах) — и за это подсудное дело фактически не несет никакого наказания. Надворного советника Тютчева могли отдать под суд, лишить чинов и дворянства с последующей ссылкой в Сибирь. По меньшей мере его должны были, пользуясь формулой тех лет, выключить из службы, то есть уволить в отставку с соответствующей записью в формуляре, исключающей повторное поступление на государственную службу. Посмотрим, как на самом деле развивались события.
Первого октября 1839 года Тютчев якобы «по его желанию» отзывается от должности старшего секретаря русской миссии в Турине. Чиновнику всего лишь мягко намекают на неуместность его поведения, ведь он до сих пор не вернулся в Турин! Об отставке пока нет ни слова: надворный советник остается в ведомстве Министерства иностранных дел. Лишь 6/18 октября сам Тютчев подает графу Нессельроде формальное прошение об отставке с должности старшего секретаря императорской миссии в Турине. Он хочет остаться на государственной службе и просит у министра разрешения отложить свой приезд в Россию до весны, мотивируя эту просьбу тяготами зимнего переезда для своих малолетних детей. Просьбу удовлетворяют. 8 ноября Тютчева увольняют с должности старшего секретаря, но оставляют до нового назначения в ведомстве Министерства иностранных дел. 10 ноября ему предоставляют отпуск сроком на четыре месяца, «с позволением оставаться в чужих краях»{109}. Более того, 22 декабря 1839 года провинившегося чиновника производят в коллежские советники «с двумя годами старшинства»{110},[18] в новом чине. Статский чин коллежского советника соответствовал воинскому чину полковника — это был VI класс Табели о рангах, и его обладатель мог претендовать на весьма значительный пост, а старшинство в чине делало подобные претензии обоснованными.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});