— Так-так, — усмехаясь, протянула Айви. — Какое красноречивое молчание. Хотя, знаешь, по идее я должна быть тебе благодарна. Если бы меня не исключили из университета, я бы не узнала, кто ты есть на самом деле, и не стала бы тем, кто я сейчас.
— Ты думаешь, что знаешь, кто я есть на самом деле? — Его брови приподнялись, но как-то устало, неохотно.
— Ну, может, не знаю, а знала, — сказала Айви и поправилась: — Точнее, думала, что знаю.
Его тихий смешок заставил ее напрячься.
— Если ты была обо мне такого мнения, почему вышла за меня замуж?
— Если бы ты знал, как я об этом сожалею!
Его лицо стало непроницаемым.
— Мне жаль это слышать.
Он смотрел куда-то сквозь нее, и Айви поежилась. Она соврала. Их брак был действительно неудачный, но сейчас она подумала, что в этом была и ее вина. Разве она заботилась о том, чтобы заглянуть за фасад того легкомысленного и беспечного парня, каким он стремился всегда казаться и в которого превратился после свадьбы? Приходилось признать, что она никогда не задумывалась о том, что свобода действия и свобода выбора — не одно и то же. Ее социальное положение предоставляло меньше свободы действия, но свобода выбора почти всегда оставалась за ней. Дилан, будучи единственным сыном и наследником нефтяной империи, обладал гораздо большей свободой действия, но была ли у него свобода выбора? Была. Однако, как ни парадоксально это звучит, в гораздо меньшей степени, чем у нее. Айви вдруг вспомнила, как раньше, еще до свадьбы, он обожал математику. Вместо этого он управляет нефтяным концерном. О чем это говорит? Это может говорить только об ответственности, в которой она ему раньше отказывала.
Когда молчание стало почти осязаемым, раздался стук в дверь.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Никогда не оглядывайтесь назад. Все, что было, прошло. Если вы думаете, что уже достигли конечной станции, то ошибаетесь. Жизнь — это всегда путешествие, а в пути иногда требуется отдыхать, верно?
(из книги Айви Мэдисон «Развод: путеводитель современной женщины. Счастливые мгновения одиночества».)* * *
— Айви, ты у себя?
— Входи, — с облегчением позвала Айви.
Дверная ручка повернулась, но дверь не открылась.
— Айви, открой дверь. От кого ты прячешься?
Айви перевела недоверчивый взгляд на Дилана. Он открыл дверь, вошел и запер? Зачем?
— Эй, открывай же! Ты что, спишь?
— Уже открываю.
— Ты не знаешь, где Дилан? — не успев переступить порог, спросила Дейдре. Она уже немного оправилась от случившегося, и ее лицо приобрело нормальный оттенок, но спустя секунду оно порозовело.
— Дилан?
Она откашлялась, бросив многозначительный взгляд на полуобнаженную фигуру Дилана на кровати Айви, затем на нее.
— Да? — просто спросил Дилан, словно не видя ничего предосудительного в том, что он, полуобнаженный, лежит на кровати Айви в ее спальне, а сама она кутается в халат.
Глаза Дейдре заинтересованно вспыхнули, когда она посмотрела на свою подругу. Айви сделала вид, что этого не заметила.
— Тебя все ищут, — обратилась к нему Дейдре. — Нужно сделать последнюю примерку костюма.
— Думаю, будет лучше, если я спущусь. — Он встал, непринужденно надел рубашку, но прежде, чем выйти, негромко сказал: — То, что только что произошло, без преувеличения можно назвать весьма познавательным.
Как только дверь за ним захлопнулась, Дейдре живо обернулась к кузине:
— То, что только что произошло?..
— Совсем не то, что ты подумала, — несколько сухо сказала Айви.
— Я уж и не знаю, что думать…
— Мы разговаривали.
— На кровати, конечно, можно разговаривать. Дилану, наверное, было жарко, поэтому он и снял рубашку, — глубокомысленно заметила Дейдре.
— Так получилось. Как Дилан и сказал, все, что здесь только что произошло, было познавательным. Мы говорили о нашем браке. Точнее, о том, кто из нас виноват, что он распался.
— И?..
— Мы остановились на том, на чем и десять лет назад, а именно: наш брак был ошибкой.
Засветившиеся от радости глаза Дейдре снова потухли.
— Вы говорили только об этом?
— Мне жаль тебя разочаровывать, Дейдре, но твоя надежда на то, что мы можем быть снова вместе, весьма оптимистична, но безосновательна.
За ужином Дилан ни разу к ней не обратился. Почти на нее и не смотрел. Это должно было обрадовать Айви, но она почему-то не чувствовала радости. Почему-то она чувствовала себя уязвленной его безразличием. И еще виноватой. За те последние слова, сказанные ему в спальне.
Кусок не шел ей в горло. На ее счастье, ужин закончился быстро, потому что на этот вечер была назначена последняя примерка.
Три месяца назад, пройдя через полсотни примерок, близнецы наконец определились с выбором платьев, а мать Блейка одобрила платье невесты. Или, правильнее сказать, навязала его Дейдре.
Глядя на себя в зеркало, Айви пришла к выводу, что ее платье получилось выше всяких похвал.
— Великолепно, — ахнула швея, поправив тонкую бретельку на плече у одной из близняшек.
Бросив на себя последний взгляд, Айви обернулась. Близнецы также уже были одеты и, приходилось признать, производили впечатление. Дверь ванной, за которой скрылась Дейдре больше получаса назад, по-прежнему оставалась закрытой.
— Невеста, вы скоро? — позвала швея.
Щелкнул замок, дверь чуть приоткрылась, затем раздался голос Дейдре:
— Айви, пожалуйста, зайди ко мне.
Дверь захлопнулась.
— Ну что еще? — недовольно сказала одна из близнецов. — Долго нам ее еще ждать?
— Я узнаю, в чем дело, — спокойно сказала Айви, поднимая юбку, чтобы не запачкать и не наступить на подол. — Дейдре, дорогая, открой.
Дверь снова открылась, откуда высунулась голая рука, которая буквально втащила ее в ванную. Айви еле успела сделать еще шаг вперед, иначе ее подол был бы прищемлен.
— Что случилось? Ты еще не одета? — мягко спросила она, глядя на кузину.
Одной рукой Дейдре придерживала платье у груди, стоя в наполовину надетом платье. Ее лицо горело, тело покрылось красными пятнами, а на лбу выступили капельки пота.
— Я слишком толстая, — чуть не плача сказала Дейдре. Она повернулась к Айви спиной. — Молния не застегивается.
— И это все? Тебе нужно было позвать меня пораньше, и мы мигом бы справились с этим.
— Ты не понимаешь, — с остервенением, обычно не присущим ей, произнесла Дейдре. — Я не смогла ее застегнуть не потому, что мне было неудобно это делать, а потому, что молния не застегивалась. Я дергала и дергала ее до тех пор, пока не услышала треск. — Ее голос снова наполнился слезами. — Разве ты не видишь эту дырку?