— Граф, ты напрасно переживаешь из-за этого убийства, — начал ни к селу ни к городу, с поучения, он. — На самом деле ты оказал им милость. Просто вы, людишки, этого не понимаете. Придумали себе противоестественную мораль и мучаетесь.
— Можно подробнее? — не стал одёргивать, «сам справлюсь», я. Интересно, как на произошедшее смотрят чужаки? Они не просто «не мы», они чуждые нам! Люди с иной философией и иным взглядом на мир.
— Конечно, — уверенно кивнул он. — Они проиграли. Потерпели поражение. Это ни хорошо, ни плохо, просто так есть. А проигравший должен или покориться воле победителя, или уйти за грань, сохранив честь, если не может. Третьего не дано. Нужно было лучше сражаться, лучше продумывать битву, нужно было лучше готовиться, но раз ты УЖЕ проиграл — то проиграл, и надо смириться.
Эти воины не смирились с поражением, не смогли принять покорность. Но у них не хватало духу уйти за грань. Просто потому, что слабаки. А раз так, то ты оказал им, слабакам, милость. Они должны быть благодарны тебе за то, что отпустил! Это достоинство, истинное благородство, а никак не акт излишней жестокости.
— Я мог просто не ставить им условия, на которые они не могли пойти, — попытался парировать я, стараясь, чтобы запущенные в работу мозги не вскипели и не вывалились, пробив черепушку.
— Но ты поставил! — пронзил меня взглядом эльф, и в его глазах я прочитал хорошо скрытую насмешку. Не надо мной, а над глупостью нас, людей, не понимающих прописные для них, носителей единственно верной морали, истины. — Граф, ты был в своём праве. Ты сделал не то, что хотела твоя гордость и твоё чувство эстетического наслаждения власти над более слабым. То, что ты заставил их делать, было необходимо для твоих поступков в будущем, как бы кому ни казалось. Меня сложно обмануть, я много пожил и понимаю, когда люди что-то делают с пленными, чтоб потешить самолюбие, а когда хотят получить длительный эффект. Ты работал не на эйфорию, а на будущее. А значит был в своём праве… Хотя ты был бы в нём даже если бы захотел потешиться видом их унижения, но я не буду углубляться.
— У самурая нет Цели, у самурая есть только Путь! — процитировал я, ибо философии были чем-то схожи. — М-да…
— Мы все — дети Природы! — то ли парировал, то ли поддержал эльф. — В природе слабый проигрывает сильному и становится его добычей. Его мясом. Его пищей. Никаких условий! Только воля победителя. Захотел — съел. Не захотел — припрятал, съест позже. Никаких торгов, унижений и прав жертвы, только безграничная воля победителя!
— Но при этом победитель также не делает того, что было бы глупым или бессмысленным, — наконец, понял я. — Ему нужно поесть — он ест. Накормить своего волчонка — он кормит. Он не смотрит, как умирает в муках пойманный им олень; он просто использует его тело для удовлетворения потребностей, а муки оленя — сугубо вторичны.
— Вот именно! Наконец, я смог донести это! — Эльф поднял кубок, отсалютовал и пригубил. Я взял со стола свой и последовал его примеру. Кажется, насчёт самураев и культов не так уж и не прав. Эльфы — чёртовы фанатики со своим собственным кодексом чести. Но с нашим пониманием слова «честь» там ничего общего нет. Скорее это порядок вещей, обусловленный эволюцией и естественным отбором; порядок вещей, в котором их цивилизация росла, мужала и поднималась над серостью окружающих… Миров?
— Хорошо, убедил… Уважаемый…
— Эйк. Пусть будет просто Эйк… — представился эльф и довольно улыбнулся.
«О птичках» закончили, и он поставил меня, сопляка, на место. На положенное мне место сильно выше того, куда я ставил себя сам. Вознёс меня. Перед самым началом переговоров. Что не может не засчитаться. И от необычности ситуации (торгуясь перед переговорами наоборот, принято себе набивать цену, роняя авторитет противника) я просто шизел. Грёбанные эльфы!
— Почему Эйк? У вас вычурные имена и целый культ, как не оскорбить неправильным их произношением. — уточнил я. Сейчас важна каждая деталь. Дай бог не ошибиться в стратегии разговора, и имя — первый момент, где легче всего попасть впросак.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Именно потому на мероприятиях, где это может мешать, например, на войне, мы используем то, что ты назвал словом «оперативный позывной». И смело одарил им Натанириэль, дав ей боевое прозвище «Наташа». Может ты будешь доволен, а может тебе всё равно, но рыси, посовещавшись, оставили ей это прозвище навечно, Как награду за блестяще проведённую операцию.
— И как кару за неё же, — усмехнулся я.
— Доля правды в этих словах есть, — не стал спорить Эйк. — Но она на самом деле молодец. Лес доволен ею, а её прозвище останется и как напоминание, что нельзя быть беспечной, и как напоминание, что даже в безнадёжных ситуациях не надо сдаваться. Это достойный позывной, Лес утвердил его.
Я кивнул, дескать, да, ваша мудрость зашкаливает, сеньоры.
— Я могу называть тебя позывным «Рома», как ты разрешил ей? — перешёл он к делу.
— Да, можешь. — А почему бы и нет? Это именно ПОЗЫВНОЙ. Боевое прозвище. Грубо говоря, я могу стать «Рикардо Рома» вместо «Рикардо Пуэбло». Но никак не «Рома Пуэбло».
— Ро-ма… — потянул Эйк. — Так ведь назывался ваш Великий Город из ТОЙ жизни? — задумчивая пауза, и отвечать не требовалось. — У тебя всё очень хорошо с самомнением.
Снова усмешка, но такая, что еле-еле уловимая. Издевка, произнесённая с уважением. Знаете, есть чепушило, хлестающееся в таверне за кружкой пива, какой он крутой, вроде рыбака, показывающего, какую рыбу поймал, или охотника, демонстрирующего размер лапы побеждённого им медведя. И снисходительные улыбки тех, кто его слушает — да-да, мели Емеля твоя неделя. Я с этим «Ромой» в его глазах хлестался не меньше, чем тот тип в питейной, но мне при этом эльф мысленно давал право говорить и делать так, как говорю и делаю, каким бы гротескным хвастовством это ни выглядело. И это вновь приятно зацепило. А потому я, не мудрствуя, задал главный вопрос:
— Эйк, почему я?
Повисла тишина. Эльф не ждал такого резкого перехода к сути. Нахмурился, отпил ещё глоток, поставил кубок. Откинулся на спинку кресла и облегчённо выдохнул.
— Спрашиваешь вот так сразу? Даже не спросишь, почему «сейчас»? Сразу «ты»?
— Так давно пора, потому сейчас. — Я пожал плечами, дескать, что я, банальщины не понимаю? — Но почему я? Что, во всём людском мире не нашлось ни одного достойного человека для контакта? Вы с нами торгуете… Или мы с вами. У нас даже послы друг друга есть. Торговые представительства. Вы не в изоляции и знаете, как мы живём и какие у нас расклады. И так — столетия. Я сомневаюсь, что вы выскочили из Леса только потому, что я освободил вашу разведчицу, из благодарности. Из благодарности вековые устои не ломаются! Однако ваше войско здесь, под моими стенами, готовится к первому совместному походу за многие сотни лет. Что же произошло?
— Первому совместному походу вообще, — улыбнулся эльф. — За полторы тысячи лет, что вы здесь.
О как! Не знал. Ай да я!
— Итак, чем обязан? — теперь откинулся на спинку я, стараясь выглядеть максимально расслабленным. — Только не говори, что раньше не приглашали. Не поверю.
— Приглашали. — Искромётная улыбка. — Но нам это было не интересно. А почему ты? — Театральная пауза. — Ты знаешь ответ, Ро-ма. Должен его понять. Особенно после моих слов о победителе и жертве.
— И всё же? — вот лис, а? Лис этот сова! — Я хочу услышать, а не догадываться. От моего правильного понимания слишком много зависит. Судьба контакта между нашими народами на ближайшие пару-тройку сотен лет. Это слишком большая ответственность для разночтений.
— Тогда начну немного издалека. — Гость поёрзал, устраиваясь поудобнее. — Мы — дети Природы, Рома. И живём по её законам. А вот вы… — Вздох. — Точнее ОНИ…
Пауза.
— Рикардо, ты — Игрок. А они — скот. Наверное, только поэтому.
Снова пауза. Видно для моих встречных вопросов, но я молчал.
— Давай для грубой аналогии назовём всех живущих мыслящих терминами «волки» и «бараны». Ибо так получилось, что все ими и являются.