Ее отец думал тем временем свое: 'Как бы разузнать о нем побольше? И побольше о том заговоре, который якобы затеяли Лиер и Густав. Было бы очень неприятно попасть между двумя такими врагами, как ландграф и его брат. Неужели Густав решился посредством Лиера и Романа помешать свадьбе ландграфа?.. Да, мои земли, которые пойдут в приданое, лакомый кусок, но именно поэтому надо, чтоб они достались ландграфу: это укрепит государство…'
Фредерик оделся в куртку попроще. Теперь надо было по возможности обследовать замок.
- Господин Дарон, - обратился он к слуге, что все стоял у дверей, ожидая приказов, - буду признателен, если познакомите меня с замком, расскажете, что и как.
- Все, что пожелает ваша милость, - поклонился слуга.
Замок представлял собой одноэтажное сооружение из толстых мореных бревен на довольно высоком фундаменте из дикого камня и больше походил на огромную избу, чем на крепость феодала. В нем было два просторных зала и множество мелких комнат. На подворье размещались конюшни, склады, хлева для господского скота и прочие мелкие постройки.
Фредерик отметил, что усадьба обычного дворянина в его Королевстве куда более ухожена и приятна взгляду, нежели мрачное жилище барона Криспина. Единственное, что могло радовать здесь глаз, это прекрасный вид на окрестности с крепостной, также бревенчатой, стены. Замок располагался на высоком зеленом холме, а холм изящно огибала небольшая речка, темно-синими петлями уходившая в долину. И вдоль реки и дальше в полях кружили разноцветными лопастями ветряки, гордость земли барона.
- Их довольно много, - заметил Фредерик.
Он и слуга стояли на стене, и Дарон деловито объяснял, что нигде больше нет такого количества ветряков, как в земле барона Криспина. К ним подошли два воина, что несли службу на стенах. Став чуть поодаль, они принялись рассматривать рыцаря-южанина, вполголоса переговариваясь. Фредерик краем уха уловил пару реплик.
- Говорят, он круто машется…
- Ну капитан бы его сделал…
Молодой человек чуть дернул бровью и велел Дарону отвести его к конюшням…
Конюхи у барона были хорошими ребятами, и Мышку окружили должной заботой. Фредерик с удовольствием отметил, что его скакун сыт, напоен и вымыт. Жеребец энергично закивал головой, увидав хозяина.
- Молодец, мальчик, хороший. - Фредерик потрепал его по крутой шее, погладил широкую спину.
Он любил лошадей. Для него, особенно во время судейства, верный конь часто был надежней и преданней человека.
- У вас прекрасная лошадь, сэр, - это сказал барон, заходя в конюшни. - Я слыхал про коней такой масти, но ни разу не видел.
- Масть называется мышастая. Потому и коня зовут Мышка.
- Сколько стоит такой скакун?
Фредерик удивился:
- Я его не продаю.
- Может быть, обмен? Я бы дал вам за него двух своих лучших коней.
- Оставим это, господин барон. Я не торговец и не меняла.
Он чуть поклонился и поспешил выйти из конюшен: такой разговор был ему неприятен. А барон вновь нахмурился: ему, в свою очередь, не понравился тон южанина и его манера так запросто обрывать беседу.
Лежа в отведенной ему комнате на постели (надо сказать, он порядком устал, к тому же грудь и раненая рука разболелись), Фредерик, закрыв глаза, лениво прокручивал в мозгу все то, что произошло за последние дни. И почти жалел, что помог Роксане.
Деликатное покашливание отвлекло молодого человека от размышлений. Открыв глаза, увидал знахарку Орни. 'Белесая, худенькая девочка, - отметил он про себя, - к тому же какая-то запуганная'. Ее соломенного цвета волосы были коротко острижены в кружок, и от этого она напоминала подростка. А светлая кожаная одежда: короткая курточка, штаны с бахромой в боковых швах, широкий узорчатый пояс, на котором болталось несметное количество кулечков и мешочков, - еще больше делали ее похожей на мальчишку.
- Я стучала - вы не ответили. Я решила войти.
- Зачем? - тускло спросил Фредерик.
- Я… я знаю, кто вы, сэр.
Он сел и внимательно посмотрел на девушку. 'Только сейчас заметил, какие у нее большие пронзительные светло-карие глаза. Спросил, чуть растягивая слова:
- И кто же?
- Судья Королевского дома, лорд Фредерик… Вы меня не помните? Конечно, мне ведь было тогда около пяти лет.
Фредерик нахмурился, вороша свою память.
- Двенадцать лет назад Судье Конраду из деревин Корень привели на суд знахарку, мою маму…
- Ах да, - кивнул молодой человек. - Я вспомнил. Твою мать Конрад хотел казнить. Кажется, ее обвиняли в отравлении?
Орни кивнула:
- Мою мать позвали лечить одну тяжелобольную, но было уже слишком поздно. Настои не помогли - женщина умерла, а ее муж решил, что умерла она от снадобий. Он и его родня повели маму к Судье, обвиняя ее в колдовстве и убийстве… Вы были там, на суде, сэр, и вы выступили в защиту моей матери.
Фредерик вспоминал все ярче: он приехал навестить Северного Судью. Тот пригласил его поучаствовать в суде над знахаркой из горной деревни. 'Тебе необходим опыт в разбирательствах такого рода', - так сказал Конрад.
Родня умершей больной тогда громко вопила, требуя казнить худую темноволосую женщину с обветренным скуластым лицом. За ее юбку цеплялось тонкими руками глазастое напутанное дитя.
Конрад уже собирался вынести приговор, удовлетворявший требования мужа и родни умершей, но Фредерик остановил его тихими речами:
- Не судите так поспешно. В самом деле, по словам мужа, умершая серьезно хворала, и сама знахарка говорит, что ее позвали слишком поздно, и снадобья могли лишь облегчить страдания, но не излечить. Да и была ли выгода знахарке травить эту женщину? Она ведь и так врачует людей, постоянно опасаясь неудачи в этом деле. Ремесло лекаря всегда сопряжено с таким риском, ведь врачует-то простой человек, и он не всемогущ. Согласитесь, однозначно обвинить ее невозможно.
- Это так, - отвечал Конрад, - но если сейчас ее отпустить, она может совершать такие ошибки дальше и уже не бояться их, а стало быть, где-то недобросовестно относиться к своему ремеслу.
Фредерик пожал плечами:
- Но разве смерть научит ее чему-нибудь? К тому же у нее совсем маленькая дочь, которой, я думаю, она передаст свои знания.
Конрад чуть нахмурил брови:
- Но не наказать ее нельзя… Ты молод: тебе просто жаль ее, а Судья должен быть беспристрастен.
Юный Судья (ему было тогда всего шестнадцать лет) вновь пожал плечами.
Знахарку решено было не лишать жизни, а заточить в подвал. Она просила, чтобы ей позволили взять с собой в камеру дочь. 'Она без меня ведь умрет с голоду', - говорила женщина. Но Конрад велел отвезти девочку в соседнюю деревню и определить какому-нибудь богатому крестьянину в нахлебницы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});