— Виктиарий! — кот мяукнул и пошевелился, чтобы я определила, какая из теней вокруг — он. — Оставляю этот светоч культуры на твоё попечение. Не дай ему зачахнуть непонятым. Помогай как-то, что ли, критикуй. А то звуки, которые издаёт этот его струнник… — Я многозначительно замолчала, и из темноты донеслось сбивчивое бормотание «просто надо чаще репетировать». — Всё. Всем спокойной ночи и творческого вдохновения. Брысь с глаз моих!
Не мешкая, Ковл поднялся и поспешил к своей хибаре, что-то бормоча про новые музыкальные идеи. Похоже он мгновенно выбросил меня из головы. Кот Виктиарий ещё раз мяукнул на прощание и, задрав хвост трубой, двинулся следом. Я тоже зашагала прочь.
* * *
За поворотом топтался Марфин. До моего дома мы шли в изнеможённом молчании.
— Спокойной ночи. — Устало пожелала я, берясь за калитку. Все мои мысли сейчас были только о кровати.
— Ужели и в дом не пригласишь, госпожа ведьма? Доброму молодцу чарку откушать. — Раздался у меня за спиной укоризненный басок.
— Какую чарку? Иди ты спи уже, ради всего, во что веришь! — застонала я, испытывая желание побиться головой о забор. Причём, не своей. Хотя своей тоже можно — всё равно раскалывается.
— Надо победную выпить. — Упрямо гнул своё Марфин. — Для храбрости. А потом я тебя того, госпожа ведьма… — Он резко засмущался и прокашлялся. — Поцелую. Старики всегда сказывают, что добрый молодец после подвига обязательно целует красную девицу. Ты не подумай чего, не осерчай, я сам не хочу, да и ты не красная девица, но обычай народный…
— Прокляну. — Коротко сквозь зубы процедила я. И народный обычай вдруг сделался не таким уж обязательным к соблюдению.
Рассеянно прислушиваясь к удаляющемуся топоту, я помечтала о том, что высплюсь вопреки всему, и вид поутру буду иметь вполне лицеприятный. Разумеется, ничего из этого не сбылось.
Глава 3
Куда несёт толпа
Перелесок, щедро облитый сверху ярким солнечным светом, медленно удалялся под мерный стук и поскрипывание. Лошадь шла неторопливо, тягая за собой плохо смазанную телегу с сеном. В телеге, помимо сена, имелся дед Шульмыш, вилы и я. Вилам было без разницы, где лежать. Зато мне они больше нравились где-нибудь подальше. Лицо обливалась потом на солнцепёке, рубаха подмышками начала им пахнуть. Дед скрючился на своём сидении и, кажется, дремал, посему лошадь тащилась, как кот Виктиарий к Ковлу — медленно, печально и против воли. Поначалу я пыталась взять бразды правления ленивой скотиной в свои руки. Но стоило только потихоньку вытащить вожжи из сухоньких пальцев посапывающего старика и взмахнуть ими, лошадь остановилась, как вкопанная. Я было подумала, что с недосыпу перепутала «но!» с «тпру!», но престарелый сеновоз с кряхтением отобрал у меня незаконно изъятую собственность и пояснил, посмеиваясь в усы.
— Моя ж Игошка так научена, детонька. Чтоб не увёл её никакой конокрад. Как только понукать начинают, она дальше ни шажочка не ступит. Я-то никогда не гоню, а уж чай лошадке двенадцатый годок!
«Детонька» скривилась, придя к неутешительному выводу, что такими темпами доберётся до города разве что глухой ночью. Эта лошадь шла по утоптанной дороге медленнее, чем я могла бы с завязанными глазами по усеянному кочками болоту. Парочка пеших селян, торопящихся по каким-то нуждам в соседнюю деревню, обогнала нас несколько минут назад быстро и с удовольствием. Дед Шульмыш, посчитав вопрос исчерпанным, тронул свою клячу, бормоча «ну, вот потихонечку, потихонечку, так-то оно и лучше будет…». А я перелезла обратно в стог и угнездилась, положив вилы поперёк на колени для пущей безопасности. А то воткнуты-то они воткнуты, но мало ли что.
Толстую юбку сену было не проколоть, поэтому оно мстительно кусалось через тонкую рубашку. Шёлковую блузку, не выдержавшую падения с несущегося во весь опор вампира, пришлось оставить дома. До момента встречи с иголкой и ниткой. Рубаха, в которой я отправилась в путь, принадлежала бабке. Вещь была мне солидна велика в груди, поэтому пришлось изнутри подколоть её булавками в трёх местах и убедить себя, что смогу убедить окружающих, что это такой фасон. Достать какую-то из собственных рубашек с полки в шкафу мне помешал здоровенный паук, притаившийся на резной дверной ручке. Заметить его среди узоров я успела только в самый последний момент. Это, пожалуй, спасло меня от появления ранней седины и заикания. Уже практически перед выходом я предприняла вторую попытку проникнуть в шкаф. Тщательно осмотрев ручку и убедившись, что она свободна, я потянула на себя дверцу и с воплем: «Да чтоб ты подавился!» с грохотом захлопнула её обратно. Надеюсь, давешний паук и вправду подавился. Дверью. Потому что как он сподобился пролезть в закрытый шкаф и сплести паутину от полки до полки, я даже представлять не хотела. Мой страх и так был неприлично велик в размерах. Только пауков, просачивающихся в щели с волос толщиной, мне в нём и не хватало.
Так что пришлось открыть бабкин сундук и долго рыться в поисках чего-то подходящего. На себя я надела самую простую рубашку, что было правильнее всего, учитывая долгую дорогу до города. В сумку же отправилось вытащенное со дна платье непонятного кроя — более скользкое на ощупь, чем шёлк, сшитое как будто из множества тонких нитей, так и не ставших цельным полотном. Лёгкое, как пушинка, и переливающееся на свету всеми оттенками перламутра. Такой вещи на бабке я никогда не видела, да и размером для её фигуры она была явно маловата. Наверняка осталась со времён бурной юности. Я поколебалась, но быстро махнула рукой на все сомнения. Чего без толку пылиться хорошей вещи? На саму свадьбу я задерживаться не собиралась, но если всё-таки придётся, травница из родного села невесты в грязь лицом не ударит! Главное, чтобы из-под расчудесного платья при этом не торчали лапти. Но с этим было решено разобраться уже на месте.
Я пошевелилась в стоге, разминая затёкшие ноги и спину.
— Далеко ещё, дедушка? — крикнула я, повернув голову и вытянув шею, чтобы разглядеть макушку хозяина телеги.
С козел послышался булькающий всхрюк — дед Шульмыш явно очнулся от привычной полудрёмы — потом кашель, прочищающий горло и, наконец, скрипучий доброжелательный голос.
— Почти приехали, детонька. Сейчас вон за тот пригорочек повернём, и уже Долгий Луг.
Мне нравится это «уже»! Если бы мы ехали с той скоростью, на которую я рассчитывала, «уже» наступило бы уже где-то с полчаса назад. Долгий Луг от предыдущих Забродинок находился в каких-то трёх вёрстах. Я мысленно с чувством пообещала себе, что, если не удастся найти телегу побыстрее, пойду пешком. Ещё были подозрения, что дабы наверстать упущенное время, пару вёрст мне придётся пробежать. В длинной юбке, которую надо будет поддерживать обеими руками, и с объёмистой котомкой, бьющей при каждом шаге по бедру. Нет, определённо нужно найти кого-то, кто согласится меня довезти быстро и за умеренную плату.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});