Читать интересную книгу Разведчики-нелегалы СССР и России - Николай Шварёв

Орлов успешно справился с этой задачей. Его повысили в звании. В газете «Правда» был опубликован текст указа о награждении старшего майора госбезопасности Никольского Льва Лазаревича орденом Ленина за выполнение важного правительственного задания.

Через месяц после прибытия в Мадрид Орлов сообщил в Москву, что в Испании «единой службы безопасности нет». «Единственный выход, — рапортовал он в Москву, — прикомандировать наших советников в местные спецслужбы в наиболее важных городах и военных центрах». Москва поддержала предложение Орлова. Вскоре в Испании начался процесс «сталинизации» республиканских органов власти. Пользуясь неограниченными полномочиями, Орлов показал себя типичным представителем власти. И это не могло не вызвать ответной негативной реакции со стороны республиканской власти.

Генерал Ян Берзин — один из главных военных советников при республиканском правительстве Испании, а до этого — руководитель советской военной разведки (он выводил Рихарда Зорге в Японию). В марте 1937 года он отправил наркому К. Ворошилову конфиденциальное письмо, в котором информировал о протестах республиканских лидеров по поводу репрессивных мер аппарата НКВД в Мадриде.

0 перегибах Орлова знали и на Лубянке. «Берзин абсолютно прав, — признавал в беседах руководитель ИНО (внешняя разведка. — Н. Ш.) Абрам Слуцкий.[2] — Наши люди ведут себя в Испании некорректно».

В октябре 1937 года в Испанию прибыл Михаил Шпигельглас, заместитель начальника ИНО НКВД. Его приезд был вызван некоторыми текущими разведоперациями, к которым была причастна «легальная» резидентура в Париже. Но и к «хозяйству» Орлова он также проявил интерес. Детальное знакомство с испанской резидентурой было намечено на июль 1938 года, причём с заслушиванием годового отчёта резидента.

Вскоре Центром было принято решение провести встречу с Орловым и заслушать его отчёт на борту парохода «Свирь», который к тому времени должен был находиться в Антверпене. 9 июля 1938 года соответствующая шифртелеграмма за № 1734 ушла в Барселону к Орлову.

По признанию Орлова, шифровка, на первый взгляд, выглядела обычным, рутинным вызовом на встречу с одним из руководителей ИНО. Но когда Орлов прочитал её ещё и ещё раз, он понял, что это ловушка, в которую его пытаются заманить. Справедливости ради следует заметить, что настрою на то, что это — ловушка, способствовали безжалостные чистки, которые проводили в НКВД и, разумеется, в ИНО, Ягода и сменивший его Ежов. Главным объектом чистки были старые кадры, и прежде всего руководящего звена.

В июне 1937 года из Лондона был отозван сменивший Орлова резидент нелегальной резидентуры Теодор Малли, который знал, что с ним будет, но предпочёл расстрел бесчестью спасения жизни бегством. Его расстреляли как «германского шпиона».

В июле ещё один резидент НКВД в Париже, В. В. Смирнов (настоящая фамилия С. М. Глинский. — Н. Ш.) также был вызван в Москву и расстрелян за «государственную измену».

Феликс Гурский, ответственный сотрудник ИНО, выбросился из окна своего кабинета на Лубянке.

В общей сложности более 40 офицеров НКВД были отозваны в Москву в 1937 году из-за кордона и там расстреляны.

Отказался прибыть в Москву нелегал Рейсс (настоящие имя и фамилия — Игнатий Порецкий. — Н. Ш.). Получив роковой вызов в Центр в июле 1937 года, он вместе с женой и ребёнком бежал из Парижа в Швейцарию.

Его примеру последовал Кривицкий (настоящая фамилия — Гинзбург), перебравшись из Гааги в Париж, где попросил защиты и убежища у французских властей.

Знал Орлов и то, что его зять Кацнельсон, заместитель наркома внутренних дел Украины, репрессирован. Так что почва для волнений и подозрений у Орлова была. Оставалось лишь сделать выбор. И Орлов этот выбор сделал.

«Подтверждаю получение вашей телеграммы за № 1743», — отрапортовал он в Центр. А 12 июля 1938 года, прихватив из кассы резидентуры 60 тыс. долларов, покинул свой кабинет в Барселоне и отправился, но… не в Антверпен. «Вместо этого, — писал он впоследствии, — я позвонил жене, договорился встретиться с ними в определенном отеле в Перпиньяне и бежал».

Перпеньян — это уже Франция. Затем Париж — Шербур — Марсель — Монреаль. Жизнь за океаном началась с того, что Мария, жена Лейбы, открыла сберегательный счёт в Монреальском банке за № 300 937 на имя Берг Марии Владиславовны.

В Москве первая реакция на исчезновение «Шведа» была бурной. Лубянка, как выразился Павел Суцоплатов, была буквально взбешена: «Я подписал так называемую «ориентировку» по его розыску, которую надлежало передать по нашим каналам во все резидентуры».

В ориентировке указывалось, что причиной исчезновения Орлова и его семьи, скорее всего, является их похищение британской, германской или французской спецслужбами. Дело в том, что, по оперативным сведениям, подобные намерения высказывались представителями именно этих спецслужб. Допускался и такой вариант, как измена.

Когда же на Лубянке получили письмо от «Шведа» из Монреаля, — всё стало на свои места. И в личном деле «Шведа» в августе 1938 года появилась запись о том, что его «бегство рассматриваем как результат испуга и недоразумения». И далее: «Сам факт побега является антипартийным поступком, граничащим с предательством». Каких-либо документальных данных, свидетельствующих о том, что «Шведа» намеревались репрессировать — завлечь в ловушку, как выражался «Швед», и расстрелять, в его личном деле не было обнаружено.

В своих публичных заявлениях в США Орлов неизменно проводил мысль о том, что им были направлены два аналогичных по содержанию письма: одно — Ежову, другое — Сталину, что благодаря именно этим письмам ему удалось шантажировать «Хозяина» и таким образом спасти жизнь себе и своей семье.

В Москве письма Сталину никто не видел. Никто и никогда. Если бы оно было, то наверняка оставило бы за собой какие-то следы: Когда, как и кем оно было переправлено в Советский Союз, как оно попало в к Кремль, как Сталин отреагировал на него и т. д. Бесследными никакие операции не бывают. Но это — не главное.

Главное, что Р. Орлов действительно решил шантажировать Москву: «Если Вы оставите меня в покое, я никогда не стану на путь, вредный партии и Советскому Союзу».

Орлов многое знал, многое мог выдать Западу. Главный же его козырь был — «Зенхен», «Вайзе», вся «Кембриджская группа». Это было главное орудие его шантажа.

Однако внимательно ознакомившись с его письмом и зная его сущность, сущность Лейбы Фельдбина, в Москве пришли к выводу, что Орлов своим письмом загнал себя в угол. Каким образом?

Это лучше всего объяснил его заместитель в испанской резидентуре Наум Эйтингон. Уж он-то знал Лейбу как облупленного! Так вот Эйтингон, как пишет в своих мемуарах Судоплатов, «предложил, несмотря на измену Орлова, продолжать контакты с членами «кембриджской группы», поскольку Орлов, проживая в Соединенных Штатах, не мог выдать своих связей с этими людьми без риска подвергнуть себя судебному преследованию. В 1934–1935 годах Орлов жил в Англии по фальшивому американскому паспорту, поэтому если бы американская контрразведка проверила «кембриджскую группу», то Орлов мог не получить американское гражданство и был бы депортирован из США».

Точку зрения Эйтингона поддержал Судоплатов: «Я не верю, что причина, по которой Орлов не выдал «кембриджскую группу» или обстоятельства похищения генерала Миллера, заключалась в его лояльности по отношению к советской власти. Речь шла просто о выживании».

Орлов, находясь в Испании, информировал Центр о произволе в стране, не имеющим прецедента в Европе (исключая фашистские страны). Естественно, Центру, где практика дел была близка к испанской, не очень нравилось получать такие письма от своего резидента. И это тоже послужило дополнительным стимулом для направления Орлову вызова на «Свирь».

Итак, совершив побег, Орлов прибыл с семьёй в Канаду. Находясь в Монреале, он отправил письмо Н. Ежову в Москву.

Вот текст этого письма в сокращенном виде.

«Ник. Ив. Ежову.

Я хочу объяснить Вам в этом письме, как могло случиться, что я после 19-ти лет безупречной службы партии и Советской власти, после тяжёлых лет подполья, после моей активнейшей и полной самоотверженной борьбы последних двух лет в условиях ожесточенной войны, после того, как партия и Правительство наградили меня за боевую работу в стране, где шла настоящая война, боевым орденом Ленина и Красного Знамени, — ушёл навсегда от вас.

9 июля я получил от вас телеграмму, лишённую всякого оперативного смысла, в которой я ясно прочёл, что мне по диким и совершенно не понятным мотивам устраивается ловушка на специально посланном для захвата меня пароходе «Свирь».

Эта бездарная в оперативном плане шифртелеграмма просто являлась плохой дымовой завесой для заготовленного для меня, человека ни в чём не повинного, коварной ловушки. Для меня стало ясно, что руководство отдела переусердствовало в «чистке» аппарата и пыталось укрепить свою карьеру намерением выдать меня… за преступника, которого необходимо ухищрениями, кстати, очень безграмотными, заманить на пароход, как «врага народа» и потом кричать «Ура!» и ждать награждения, как за хорошо проведённую операцию. Таким образом я знал, что моя судьба предрешена и что меня ждёт неминуемая смерть.