Лейси с трудом подавила желание убрать ему волосы с лица. Отвернувшись, она открыла дверцу плиты и подбросила дров. Затем вылила остатки питьевой воды из ведра в чайник и поставила на огонь. Чуть-чуть времени — вот и все, что ей нужно. И чуть-чуть пространства. И немного хладнокровия. Тогда она сумеет справиться с любым типом вроде Митча Да Сильвы.
— Вам надо снять с себя одежду, — заметила она, направляясь с ведром за водой.
За спиной у нее раздался приглушенный смех.
— Наконец-то. И как это у вас язык повернулся?
У Лейси вспыхнули щеки.
— Отвяжитесь, Да Сильва, — пробубнила она и хлопнула дверью.
Холодная влажность ночного тумана прильнула к ее горящим щекам, будто мокрое полотенце. Будь он проклят, думала она, яростно нажимая на ручку насоса, качавшего воду. Будь проклят Митч Да Сильва с его опасной красотой, красотой хищника из породы кошачьих, с этим его обаянием светского хлыща. Будь проклята его способность выставлять ее глупой девчонкой.
Она всегда ненавидела мужчин, подобных ему. Мужчин, у которых никогда не бывает никаких сомнений, которые никогда не терпят поражений. Мужчин, чья самоуверенная сексуальность позволяет им колоть ей глаза — неважно, вольно или невольно, — ее невинностью.
Она ничего такого и в мыслях не держала. Голый он или нет — ей плевать. Но щеки у нее все равно запылали. В очередной раз наглые его насмешки заставляют ее краснеть.
— Проклятие, — пробормотала она. — Ох, проклятие. — И плеснула себе в лицо пригоршню ледяной воды.
Только теперь Лейси начинала осознавать всю сложность их совместного пребывания на острове Гнездо Буревестника. А ведь ее предупреждали, нельзя сказать, что она ничего не знала.
Сколько раз Денни повторял, что Митчу нравится вызов! И вот теперь она будет торчать тут перед ним как... как вызов.
— Черт возьми, я и есть вызов, — со все еще горящими щеками ахнула она.
Что еще Денни говорил о нем? Что-то о реакции женщин на брата.
«Точно пчелы на цветы, — объяснял Денни. — Так и вьются вокруг него. Сами, без всяких его усилий, падают к нему в объятия.»
И Лейси понимала по натянутому выражению лица, с которым Денни всегда говорил о неотразимости брата, что это и есть самое больное место в их отношениях.
Да, и это будет самым больным местом и в ее отношениях с Митчем, подумала Лейси, особенно если он собирается продолжать свои двусмысленные поддразнивания.
Надо сказать, кроме мужчин-обольстителей у Лейси имелся еще один предмет ненависти: мужчины-насмешники. Насмешки преследовали ее с детства. Стюарт и Карл и, пожалуй, даже Фред сделали все, чтобы превратить ее жизнь в сплошные огорчения. Они пользовались ее уязвимостью и всегда подкалывали, безошибочно угадывая самые больные места.
Но она не спускала им. Она боролась, и последнее время кузены уже не рисковали дразнить ее. Знали по опыту, что получат сдачи, даже если только попытаются.
Митч Да Сильва не знал. Пока. Она разыграет холодное безразличие, решила Лейси. Сделает вид, что его колкости и насмешки отскакивают от нее, как от стены. Заставит себя терпимо относиться к его иронии и не слышать обидных намеков.
Но Лейси слишком хорошо знала себя. И знала, что наступит момент, когда она уже не сможет притворяться, когда лопнет ее терпение.
— И тогда, Да Сильва, держитесь, — громко объявила Лейси, возвращаясь к дому.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
В теории безразличие было превосходным планом.
Но на практике этот план потребовал чертовски много усилий. Ведь уже через минуту Лейси столкнулась с полуобнаженным мужчиной, даже джинсы у него были приспущены.
Митч все еще сидел на стуле, но уже с голой грудью, а его рубашка и свитер грязной кучей валились на полу. Теперь он стягивал джинсы, стараясь не потревожить лодыжку.
Сердце у Лейси екнуло при виде такого количества голой мужской плоти. Она заставила себя переключить внимание на более интересные для нее части и уставилась на болезненно сжатый рот и капельки пота на лице.
— Сидите, я помогу вам, — скомандовала она и поздравила себя с тем, что голос у нее не дрогнул и не прервался.
Митч откинулся на спинку стула и вытянул ноги, а она, скюнившись, осторожно стащила мокрую ткань с ног и лодыжки. Фактически Лейси первый раз увидела, что же случилось с ногой. Она тихо ахнула и закусила губу при виде распухшей, посиневшей ноги.
— Не ахайте, мне гораздо больнее, чем вам, — натянуто проговорил Митч.
Лейси ничего не ответила, потому что не сомневалась, что ему больнее. Мало того, теперь она понимала, что добрая часть его насмешек была просто способом скрыть боль. Она подтянула один из деревянных кухонных стульев, положила на него свернутое полотенце, подняла его ногу и осторожно поместила на эту импровизированную подушку.
Не поднимая глаз, намеренно избегая вида голых, поросших волосами ног, Лейси намочила в ледяной воде другое полотенце и выжала его почти досуха. Потом туго обмотала лодыжку и приступила к лицу.
Митч был не из легких пациентов. Когда она принялась легонько вытирать ему лоб и щеки, он наградил ее богатейшим репертуаром гримас и ужимок. Но еще неприятней, чем акробатика лица, были слова, которыми он ее сопровождал. Самым невинным из этих комментариев казалось порыкивание примерно такого рода:
— Господи, Феррис, это же лицо, а не пол. Незачем его так скрести.
— У вас в ранах грязь, — кротко отвечала Лейси. — Мне надо прочистить их.
— Но зачем же делать это с таким садистским удовольствием?
— А почему бы нет? Здесь так мало удовольствий.
— Я думал, вам нравится остров. — Он приоткрыл здоровый глаз и посмотрел на нее.
— При соответствующих обстоятельствах.
— А теперь не соответствующие? — Уголок его рта вздернулся кверху.
— Сами судите.
— Мы, Феррис, могли бы прекрасно провести вместе время, — минуту спустя проговорил он, и она заметила в его здоровом глазу поддразнивающие искры.
— Завтра я буду работать на другой стороне острова, прекрасно проводя время, — спокойно объявила она. — Что касается вас, то хорошо еще, если вы сможете подняться с постели.
Темные ресницы снова закрыли здоровый глаз.
— Испортила все удовольствие, — пробубнил он и сморщился, когда она стала промывать открытую рану на щеке. — Спокойнее, Феррис, не сдирайте кожу.
— Вы ее уже содрали, мне ничего не осталось, — вздохнула Лейси. — Если хотите знать правду, вам придется накладывать шов.
— Ни за что. — Он опять открыл глаз. — Буду жить так. И не надейтесь, с иголкой вы ко мне и близко не подойдете.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});