Читать интересную книгу Еще един год в Провансе - Питер Мейл

Клиенты выбирают, нюхают, покупают. Они уносят покупки в синих полиэтиленовых мешках, осторожно держа их подальше от себя, потому что рыба все еще трепыхается.

За торговыми местами рыбного рынка начинается пестрое разноцветие как будто сросшихся бортами маломерных судов. По ним можно удалиться на несколько сотен ярдов от берега, не замочив ног. Плавучие распивочные, гоночные, прогулочные; роскошные посудины, сияющие десятком слоев лака; толстопузые паромы, которые могут переправить вас на маленький остров с мрачной репутацией.

Замок Иф, старший брат тюрьмы Алькатрас в бухте Сан-Франциско, был построен в шестнадцатом столетии и использовался для удержания нежелательных лиц вне границ города. Слабым утешением для заключенных служил чистый морской воздух, а вид Марселя, живописно раскинувшегося всего в миле, усугублял их душевные мучения. Драматическая ситуация подсказывала сюжет, и таким образом появился никогда не существовавший в реальности узник замка Иф, знаменитый граф Монтекристо. Его изобрел Александр Дюма-отец, которому довелось стать свидетелем административной легализации своего детища. Власти, не желая разочаровывать читателей, еще при жизни автора санкционировали оформление камеры графа Монтекристо. На одного фиктивного заключенного пришлось, однако, множество подлинных. Здесь содержались тысячи протестантов перед отправлением гребцами на галеры. Примером абсурдности законодательства, свойственной отнюдь не только нашему времени, может служить мсье де Ниозель, преступление которого состояло в том, что он не снял шляпу в присутствии короля. Кошмарное преступление стоило ему шести лет одиночного заключения на острове. Неудивительно, что точку королевскому правлению во Франции поставила гильотина.

Мы подумали, что непродолжительная морская прогулка станет добрым началом насыщенного дня, и направились к билетной будке паромной переправы. Молодой человек за окошечком нас разочаровал.

— Не сегодня. Погода.

Погода нам казалась идеальной. Солнце, ясно, чуть ветрено. Паром, отдыхавший тут же, рядом, казался достаточно капитальным, чтобы пересечь Атлантику, и уж конечно без труда одолел бы зеркальную лужицу, отделявшую причал от замка Иф. Мы спросили, чем нехороша погода.

— Мистраль.

Легкий бриз действительно наблюдался, но не более. Шторм не предвиделся.

— Какой мистраль?

— Ожидается.

— А зачем же вы здесь сидите?

На этот вопрос он ответил первым на нашем счету за тот день пожатием плеч. Мы поплелись обратно, но тут нас остановил смуглый коротышка, ткнувший пальцем в фотоаппарат, болтавшийся на плече жены.

— Спрячьте. Вы в Марселе.

Мы огляделись, ища глазами карманников и грабителей, пьяных матросов-дебоширов, джипов с боссами преступного мира, прячущимися за тонированными стеклами. Никого не обнаружили. Солнышко припекало, кафе жужжали разноголосицей посетителей, на тротуарах неторопливое многолюдье средиземноморского города. Мы заметили, что марсельские улицы предлагают взору более упитанный вариант прохожего, нежели улицы сельских городков; за полчаса нам встретилось больше индивидов выше средней упитанности, чем обычно мы видели за неделю. Цветовая гамма населения радует глаз многообразием, спектр простирается от смуглого и кофе со сливками до глянцево-черного сенегальского.

Мы свернули на Ла-Канбьер, широкую улицу, ведущую к востоку от порта. Когда-то южные Елисейские Поля, она претерпела изменения по шаблону многих центральных городских магистралей мира, и если вас не интересуют банки, представительства авиалиний, туристические агентства, то мало что вас здесь привлечет. Однако не отчаивайтесь, сверните влево на бульвар Дюгомье, и вас с лихвой вознаградит вокзал Сен-Шарль. Точнее, лестница, ведущая туда. Безудержная фантазия девятнадцатого века, грандиозная кинолестница, украшенная статуями Азии и Африки, прекрасный парадный вход в Марсель — если вы не отягощены объемистыми чемоданами. А если ноги у вас уже гудят от передвижения пешком, здесь вы можете нырнуть под землю и воспользоваться услугами марсельского metro.

Мой опыт передвижения подземным городским транспортом сводится к длинному перечню провалов. Я блистательно блуждал в недрах Лондона, Нью-Йорка, Парижа, потеряться мне не дольше, чем другому билет купить. Но марсельская схема подземки настолько проста, что в ней способен сориентироваться даже человек с топографическим кретинизмом. Через четверть часа мы уже вышли к югу от Старой гавани, Vieux Port, направляясь куда-то на ланч.

Давно прогулки по городам не доставляли мне такого удовольствия. Над современными постройками, как бы благословляя их, возносилась золотая базилика Нотр-Дам де ла Гард. Под нами море, в отдалении острова Фриуль, прекрасный вид, ласкающий воздух. Фигуры, распростертые на склонах и уступах между дорогой и морем, впитывают загар мягкого бабьего лета. Некто, кажется совершенно голый, если не считать резиновой шапочки на голове, плывет брассом, выделяясь светлым пятном на темно-голубом фоне воды. Больше похоже на июнь, чем на октябрь. Береговая линия изрезана чередой мелких бухточек, называемых anses. Названия некоторых носят зловещий оттенок. Анс-де-Мальдорме, к примеру, вызывает в воображении колонию страдающих бессонницей, неподалеку, подле Анс-де-ля-Фос-Моне, конечно же, обосновались фальшивомонетчики. Наша цель — бухта вполне почтенных и законопослушных изготовителей веревок, Анс-дез-Офф, где находится известный ресторан со звучным именем «Ше Фонфон». Там, сказали нам, можно пообедать рыбой, которая тебе подмигнет, настолько она свежа.

Спустившись с набережной Корниш к Анс-дез-Офф, мы как будто покинули город и оказались в крохотной рыбацкой деревушке. На берегу дремали вытащенные из воды лодки. Двое мальчишек гоняли мяч прямо на террасе ресторана, между столами и стульями. Какой-то оптимист, установив свой атташе-кейс возле ног, стоял с удочкой над отливающим радужной соляровой пленкой мелководьем. День в округе выдался постирушный, повсюду фасады украшали веревки, увешанные нижним бельем всех мыслимых цветов. Красное, зеленое, лиловое иногда перемежалось более трезвым персиковым. На юге почему-то предпочитают яркое разноцветие в отличие от северных белых и бледных пастельных. Неужели климат влияет и на выбор нижнего белья? Вряд ли такую вызывающую выставку встретишь в Манчестере или Скардейле.

После подштанниковой цветовой лихорадки интерьер «Ше Фонфон» кажется блеклым и непримечательным. Зал трезвый, без каких-либо бросающихся в глаза попыток стилизации. Посетители слишком заняты меню, чтобы обращать внимание на декор. Они здесь ради рыбы.

Если вы на юге Франции на одном дыхании заговорите о Марселе и рыбе, будьте осторожны. Рядом непременно окажется знаток bouillabaisse[60], и он — или она — не успокоится, пока не убедит вас в достоинствах и неоспоримом превосходстве предлагаемого им — или ею — рецепта над всеми остальными. Существует, правда, и официальная версия, определяющая составляющие, вывешенная при входе в каждый серьезный ресторан Марселя, «Шарт-де-ля-Буйабес». Но стоит удалиться на несколько миль по берегу, доехать до Тулона, и ваша марсельская грамота вызовет не больше почтения, чем продырявленный парковочный талон. Весь вопрос в картошке.

В Тулоне bouillabaisse не bouillabaisse, если в нем не плавают фрагменты картофельного клубня. В Марселе же картофель — табу, святотатство. Подобные же разночтения относятся к омару. Вынуть или оставить? Ответ зависит от того, где вы зададите вопрос. Как-нибудь решением проблемы займется комиссия по правам человека в Брюсселе, или редакторы гида «Мишлен», или министр внутренних дел в Париже — в конце концов, желудок ведь внутренний орган. До тех пор у нас сложилось впечатление о рецепте bouillabaisse примерно в следующем виде.

Прежде всего, рыба должна быть свежей и исключительно средиземноморской. Рестораны в Токио, Нью-Йорке и Лондоне, включающие в меню bouillabaisse, нагло обманывают посетителей. Морская живность может быть разной, но одна из рыбин непременно должна присутствовать: rascasse[61], существо с кошмарной физиономией, приготавливаемое и подаваемое вместе с головой не из желания вызвать у вас приступ паники, а для того, чтобы дать вам возможность насладиться плотью его щек, как говорят, особенно вкусной. В остальном rascasse рыба заурядная, но считается, что именно она придает особенный вкусовой оттенок своим собратьям по котлу при варке на медленном огне в бульоне, сдобренном шафраном и чесноком.

Бульон и его содержимое поступают на стол разделенными и подлежат поглощению, соответственно, с хлебными тостами и с rouille, острой ржавого цвета пастой, приготовленной из оливкового масла, жгучего перца и неимоверного количества чеснока. Мгновенно вы окунаетесь в сдобренное жгучими пряностями море. Более долгосрочные последствия сводятся к тому, что, встреться мы под вечер с уличным грабителем, одного прицельного выдоха хватило бы, чтобы он потерял сознание либо пустился наутек.