Два года спустя после выхода «Трактата», Матвей Меховский опубликовал ещё одно своё сочинение — «Польскую хронику», в которой выделял русских в качестве самостоятельного народа и высказывал сомнения относительно легенды про Леха и Руса.
Первую польскоязычную (все предыдущие были на латыни) историческую «Хронику» составил Мартин Бельский.[79] В отличие от своих предшественников, Бельский не ограничился описанием польской истории и писал о месте Руси в мировой истории. Территория современной ему «Московии» представлялась общей родиной всех славянских народов, в том числе и поляков. Предки славянских народов, согласно свидетельству Бельского, некогда обитали в северном Причерноморье и носили имя роксоланов, созвучное наименованию русского народа.
Хроника Бельского приобрела большую популярность среди читающей публики Польского королевства. Достаточно заметить, что она выдержала три переиздания на протяжении всего пятнадцати лет после первой публикации, а также была переведена на русский язык. Александр Гваньини как бы повторял тезисы Бельского. «Возможно, — писал он, — этот Рус, внук Лехов, и мог править в Русии. Но Русь называлась так задолго до него».[80]
Другой польский автор, Мартин Кромер отрицал связь этнонима «Русь» не только с именами библейского Роша (Кн. Иез. 38-39) и легендарного Руса, но и с наименованием роксолан.[81] Сам Кромер осторожно склонялся к варяжской версии, отдавая предпочтение сказанию о Призвании Рюрика, Синеуса и Трувора.[82] Однако в последующих изданиях его трактата этот фрагмент подвергся редакционным изменениям, параллели с версией Герберштейна были ослаблены, а сам рассказ о варяжских братьях был перенесён в другую главу.[83]
М. Стрыйковский считал отчасти возможным параллельное употребление форм «роксоланы» и «руссы». В то же время он возражал против применения латинизированного написания «рутены», ссылаясь на то, что сходным образом именовалось одно из кельтских (?) племён «во французской Аквитании».[84]
Стрыйковский принимал версию Герберштейна, главным образом, текстологически. Он считал вероятным, что на Руси «по причине общих границ правили либо шведские, либо датские, либо прусские князья». Ссылаясь на «некоторых историков», Стрыйковский писал, что «издавна славный город Вагрия, основанный недалеко от Любека вандалитами», являлся местом, откуда «руссаки выбрали себе князей из этих вагров или варягов и вандалитов».[85]
Станислав Сарницкий в своих «Польских анналах» писал о вендах, населявших южное побережье Варяжского моря, как о предках русов.[86] В польской историографии заканчивают брать легенды за основу исследования.
Польская историческая мысль предвосхитила появление собственно русских этногенетических легенд; именно польская интерпретация была воспроизведена в ряде русских хронографов XVI-XVII вв. в виде рассказа «О истории еже от начала русския земли и создании Новгорода».[87] Некоторые книги на русском языке, появившиеся на Украине во второй половине XVII века (например, знаменитый киевский «Синопсис» Иннокентия Гизеля[88]) почти без изменений воспроизводили наиболее популярные версии происхождения Руси, изложенные в своё время польскими историками.