Читать интересную книгу Встречи на аэродромах - Марк Галлай

И вот месяцы занятий с первой шестеркой симпатичных старших лейтенантов и капитанов — будущих космонавтов — позади.

Позади и полеты двух беспилотных космических летательных аппаратов, полностью идентичных «Востоку» и по конструкции, и по программе одновиткового полуторачасового полета, и по внутреннему оборудованию, — словом, по всему, за исключением двух пунктов. Первое, самое существенное отличие этого корабля от «Востока» заключалось в том, что рабочее место космонавта занимал в нем не живой человек, а искусно сделанный манекен. Второе отличие было, в сущности, следствием первого: поскольку манекену ни пить, ни есть не требовалось, небольшой контейнер, располагавшийся справа от космонавта и предназначенный для хранения еды и питья (космонавты, кажется с легкой руки Быковского, прозвали его: «Гастроном»), по прямому назначению не использовался. Вместо продуктов в нем помещалась клетка с подопытной собакой: Чернушкой в полете 9 марта и Звездочкой — 25-го.

Слетали оба эти корабля успешно...

Наступил апрель шестьдесят первого года. Степь вокруг космодрома вся в тюльпанах. Это красивое зрелище, увы, недолговечно. Через месяц здесь будет голая, потрескавшаяся земля. Но сейчас обитателям космодрома — не до красот природы, пусть сколь угодно медленно или быстро преходящих.

«Восток-1» готовится к полету...

* * *

Работа на космодроме шла, как на фронте во время наступления. Люди уходили из корпуса, в котором готовились ракета-носитель и космический корабль, только для того, чтобы наспех чего-нибудь перекусить, поспать — когда глаза уж сами закрываются — часок-другой, и снова вернуться в корпус.

Один за другим проходили последние комплексы наземных испытаний. И когда какой-то один из многих тысяч элементов, составлявших в совокупности ракету и корабль, оказывался вне допусков и требовалось лезть в нутро объекта, чтобы что-то заменить, — это каждый раз означало, как в известной детской игре, сброс на изрядное количество клеток назад. Еще бы! Ведь для одного того, чтобы просто добраться до внушающего какие-то подозрения агрегата, приходилось снова разбирать иногда чуть ли не полкорабля и этим, естественно, сводить на нет множество уже проведенных испытательных циклов.

И ничего: разбирали, собирали вновь, проверяли все досконально, повторяли иную трудоемкую операцию по нескольку раз, не оставляли «на авось» ни единой, внушавшей малейшее сомнение мелочи... Правда, особенно заботиться о сбережении нервных клеток (тех самых, которые, как утверждает наука, не восстанавливаются) участникам работы тут уж не приходилось. На санаторий это похоже не было...

Но проходили считанные часы, очередная задержка (ее почему-то называли «боб», а задержку более мелкую соответственно — «бобик») ликвидировалась, и работа по программе шла дальше... до нового «боба».

Весь ход дел держал в своих руках Сергей Павлович Королев — Главный конструктор, академик, заместитель председателя Государственной комиссии, технический руководитель пуска — и прочая, и прочая, и прочая... За каждым из этих титулов стояли немалые права и еще больше — ответственности.

Но не в титулах было дело. Не они определяли то особое место, которое занимал Королев во всем сложном, небывалом по масштабу комплексе работ по созданию и вводу в строй ракетно-космических систем.

Среди участников этого огромного дела было немало личностей — именно личностей! — исключительно ярких. Созвездие создателей космической техники состояло — как оно и положено уважающему себя нормальному созвездию — из настоящих звезд: больших инженеров и больших ученых.

И почти все они признавали Королева своим лидером!

Почему?

Не знаю. Не берусь ответить на этот вопрос с полной категоричностью. Но думаю, что, кроме глубоких знаний, выдающихся организаторских способностей и конструкторского таланта, не последнюю роль тут играла очевидная для всех неугасающая эмоциональная и волевая заряженность Королева. Для него освоение космоса было не просто первым, но первым и единственным делом всей жизни. Делом, ради которого он не жалел ни себя, ни других (недаром говорили сотрудники его КБ: «Мы работаем от гимна до гимна»). Да что там — не жалел! Просто не видел, не умел видеть ничего вокруг, кроме того, что как-то способствовало или, напротив, препятствовало ходу этого дела.

И сочетание такой страстности однолюба с силой воли, подобной которой я не встречал, пожалуй, ни в ком другом из известных мне людей (хотя на знакомства с сильными личностями мне в жизни, вообще говоря, повезло), — это сочетание влияло на окружающих так, что трудно им было бы, да и просто не хотелось что-нибудь ему противопоставлять. Великая сила — страсть, а тем более — страсть праведная...

Как известно из элементарной физики, выполнение любой работы требует соответствующего расхода энергии. Это справедливо в буквальном смысле слова, когда речь идет об энергии механической, электрической или тепловой, — справедливо и в смысле переносном, когда в действие вступает энергия душевная.

Так вот, в деле освоения космоса центральным источником энергии был Сергей Павлович Королев.

Автор известного «Закона Паркинсона» разделял облеченных той или иной мерой власти людей на две основные категории: «Да-человеков» и «Нет-человеков», отмечая при этом, что, к сожалению, в реальной жизни последняя категория решительно превалирует.

Королев был «Да-человеком» — в самом что ни на есть ярко выраженном виде!

Как же было не принимать того, что исходило от него?

* * *

Спустя пять лет, когда Королева не стало, знавшие его люди, после первых месяцев самого острого ощущения непоправимости потери, почувствовали потребность как-то разобраться в характере этой яркой, нестандартной, во многом противоречивой личности, — так сказать, подвести итоги. И тут-то, неожиданно для многих, казалось бы, хорошо его знавших, выяснилось интересное обстоятельство. Оказывается, бросавшаяся в глаза резкая манера обращения Королева с окружающими чаще всего была действительно не более чем манерой. Во всяком случае, при всей своей склонности к тому, чтобы пошуметь, за воротами без куска хлеба он ни единого человека не оставил и вообще неприятностей непоправимых никому не причинил.

Но пошуметь, повторяю, любил.

Особенно щедр он был — по крайней мере, устно — на всевозможные «объявляю выговор», «увольняю» и тому подобное. Хотя и тут трудно сказать, чего в этих эскападах было больше — органической вспыльчивости характера или мотивов, так сказать, осознанно тактических («чтобы мышей ловить не перестали»).

...За несколько дней до пуска «Востока-1» Королев с утра явился в Монтажно-испытательный корпус космодрома, где собирался и испытывался корабль, и учинил очередной разнос ведущему конструктору космического корабля — человеку, в руках которого сосредоточивались все нити от множества взаимодействующих, накладывающихся друг на друга, пересекающихся работ по разработке чертежей, изготовлению и вот теперь уже подготовке корабля к пуску. Несколько лет спустя ведущий конструктор рассказал обо всем этом в интересной книжке своих воспоминаний «Первые ступени», на обложке которой стоит имя автора — Алексей Иванов. В дни подготовки к пуску первого «Востока» Алексей Иванов — будем и мы называть его так, — по моим наблюдениям, из Монтажно-испытательного корпуса вообще не уходил. Во всяком случае, в какое бы время суток я там ни появлялся, ведущий конструктор, внешне спокойный, деловитый и даже пытающийся (правда, с переменным успехом) симулировать неторопливый стиль работы, был на месте...

Итак, Королев учинил Иванову разнос, каковой закончил словами:

— Я вас увольняю! Все. Больше вы у нас не работаете. Подите к машинистке, продиктуйте ей приказ о том, что вы уволены, и принесите мне на подпись!

— Хорошо, Сергей Павлович, — миролюбиво ответил Иванов. И продолжал заниматься своими делами.

Часа через два или три Главный снова навалился на ведущего конструктора, уже за какое-то другое действительное или мнимое упущение:

— Идите к машинистке, напечатайте приказ: я вам объявляю строгий выговор!

Иванов посмотрел на Главного и невозмутимо ответил:

— Не имеете права.

От таких слов Сергей Павлович чуть не задохнулся:

— Что?!?! Я не имею права? Я?.. Почему же это, интересно бы знать?

— Очень просто: я не ваш сотрудник. Вы меня сегодня утром уволили.

Последовала долгая пауза.

Потом Королев вздохнул и жалобным, каким-то неожиданно тонким голосом сказал:

— Сукин ты сын... — и первым засмеялся.

И работа пошла дальше. До полета Гагарина оставалось пять дней.

* * *

Какая атмосфера господствовала в те дни на космодроме? Трудно охарактеризовать ее каким-то одним словом. Напряженная? Да, конечно, напряженная: люди работали, не жалея себя. Но не только это — и в первую очередь не это определяло их настроение, их внутренний тонус.