Как и говорил Дрю, Уилкоксы сделали все, чтобы познакомить ее с хозяйством, «Лэйзи Кей» оказалось гораздо лучше организованным, более крупным и процветающим имением, чем она ожидала. Родители Дрю были бы весьма удивлены, приехав сюда.
Глаза у Лайзы защипало, и, быстро заморгав, она со вздохом спустила ноги с кровати на яркий индейский ковер, постеленный тут для тепла и уюта. Нет, больше откладывать нельзя. Она должна написать родителям Дрю. Причем немедленно, поскольку она и так уже пребывала в сентиментальном расположении духа.
Слишком холодно было сидеть в одной рубашке, поэтому она накинула халат Дрю. Черный бархатный халат с яркой красно-золотистой отделкой… Именно так, думала Лайза, должен одеваться у себя дома удачливый игрок. И хотя она догадывалась, что поступает не вполне разумно, получая удовольствие от ношения его вещей, ей нравилось одеваться в этот халат и вдыхать едва уловимый мужской запах, несомненно, его запах.
Она натянула пару теплых шерстяных чулок и мягко потопала в кабинет, чтобы написать самое тяжелое письмо в своей жизни.
Умный молодой человек предпочел бы переночевать в Пуэбло. Хотя, если уж на то пошло, умный молодой человек вообще остался бы в Англии и стал стряпчим. Пользуясь полнолунием, Кейн решил ехать в ночь. Он был совсем недалеко от дома и до такой степени не хотел снова ночевать на постоялом дворе, что даже сильная усталость от дальнего и трудного переезда его не остановила.
Было далеко за полночь, когда он добрался до «Лэйзи Кей». Чтобы никого не будить, он сам тихо отвел лошадь в конюшню. Радостную встречу можно отложить и до утра. Напоив коня, он прошел по двору, упиваясь знакомым пейзажем. Освещенные лунным светом горы и долина были даже красивее, чем он их помнил.
Входная дверь оказалась незапертой, но это удивило его не так сильно, как зажженная лампа. Поскольку Уилкоксы жили в своем домике, то здесь никого не должно было быть…
Эндрю с любопытством пошел на свет, лившийся из кабинета. В дверях он остановился, думая, уж не подвело ли его разыгравшееся воображение, ведь он так часто воскрешал в своей памяти образ Лайзы. Но ни разу ему не приходило в голову нарядить ее в свой собственный черный халат, болтавшийся на стройной фигурке, как чулки на индюшачьих лапках.
Но изумление Дрю не шло ни в какое сравнение с ее шоком. За минуту до того, как он остановился в дверях, Лайза, старательно хмуря брови, сочиняла письмо и подняла голову в тот миг, когда почувствовала чье-то присутствие. С испуганным восклицанием она уронила ручку. Чернила брызнули на бумагу. Она смертельно побледнела.
Целую вечность они молча глядели друг на друга. В своих мечтах Дрю предполагал, что если… то есть когда они встретятся снова, то немедленно бросятся друг к другу в объятия. Но вместо этого он вдруг с болью ощутил, насколько, в сущности, они чужие. Кривовато улыбнувшись, он произнес:
— Понимаю, конечно, что уже месяц не менял одежду, но вряд ли я выгляжу так уж ужасно.
Все еще не в силах поверить своим глазам, Лайза поднялась и пошла к нему, волоча подол халата по полу.
— Дрю, — шепнула она, — неужели это правда ты? Ты не призрак?
Он рассмеялся и, как только Лайза приблизилась, поймал ее обеими руками и привлек к себе.
— А ты как думаешь? Ее всю затрясло.
— М-миссис Холден сказала, что тебя повесили.
Со счастливым вздохом Дрю прислонился к косяку и положил подбородок ей на голову. Это было даже приятнее, чем ему запомнилось. Должно быть, потому что теперь на ней было гораздо меньше одежды.
— Могла бы разглядеть и получше. Ведь она стояла в первых рядах зрителей, когда судья Бейкер топнул ногой и заявил, что собирается отвезти меня в Солончак для нового судебного разбирательства.
Лайза вскинула голову и удивленно раскрыла серые глаза.
— Значит, все получилось? Джимми Вашингтон вовремя разыскал судью?
— Да, вовремя, хотя они с судьей едва-едва поспели. — Дрю даже поморщился. — Еще пара минут, и было бы слишком поздно. Напугали меня, надо сказать, до смерти.
Лайза свела брови, припоминая:
— Миссис Холден выглядела весьма странно, когда я спросила ее, состоялась ли казнь. Наверное, думала, что я тоже жажду смерти человека, убившего Билли, и, поскольку я была больна, она сказала то, что, по ее мнению, мне хотелось услышать. Наверное, это единственный случай, когда свекровь позаботилась о моих чувствах. А Том Джексон, должно быть, решил, что я знаю правду. — Лайза невесело усмехнулась. — А я тут сижу сочиняю письмо твоим родителям, которое ты просил отправить. Счастье еще, что я так замешкалась.
— Рад слышать, — от всего сердца сказал Дрю. — Но ты говоришь, что была больна? — Нахмурившись, он положил ладони на плечи и внимательно посмотрел в лицо. — Ты как-то осунулась. Что случилось?
Она уставилась на кружева его рубашки.
— Я… потеряла ребенка.
Он снова обнял ее и принялся нежно укачивать.
— О, Лайза, милая. Ты потеряла так много и за такое короткое время. Должно быть, это ужасно больно, несмотря на то что ты не хотела оставаться в доме Холденов.
По ее щекам потекли слезы — наконец можно было выплакать все горести последних недель на плече сострадающего человека. Лишь когда ее рыдания стали утихать, Лайза осознала всю неестественность ситуации и, высвобождаясь из его объятий, застенчиво проговорила:
— Ты, наверное, удивился… Я тут хозяйничаю как у себя дома…
Кейн улыбнулся, снял шляпу и легким движением бросил ее на стул.
— Но ты ведь искренне думала, что ты у себя дома. И этот халат идет тебе больше, чем мне.
Спохватившись, она запахнула полы халата, потому что ночная рубашка была слишком тонкой.
— Я завтра же уеду отсюда.
Он напрягся. Всю радость точно ветром сдуло.
— Для чего совершать такую глупость? И куда ты поедешь? Намного разумнее для тебя будет остаться. — Голос его смягчился. — Я был бы рад этому. Мне ведь уже пора жениться, стать оседлым и респектабельным джентльменом.
Она даже рот открыла.
— Как ты можешь говорить о свадьбе? Мы ведь едва знакомы. Да и муж мой умер лишь несколько недель назад.
— К тому же я его убил, — добавил Дрю. — Ты считаешь, что это непреодолимое препятствие?
— Я не виню тебя, — сказала она, отчаянно пытаясь собраться с мыслями. — Но есть масса других вещей!
— Например? — Он заглянул ей в лицо, и взгляд его вдруг стал колюче-ироничным. — Кажется, я понял. Одно дело — быстренько совокупиться, когда мы были незнакомы, оба чувствовали себя одинокими и отчаявшимися. Но совсем другое дело — выйти за такого человека замуж. Ну как же! Безумный, безнравственный и опасный! А такая умница и красавица, как ты, запросто найдет себе кого-нибудь получше!