люблю.
Если я жив, мне нужно жить насыщеннее. Любить сильнее и надеяться, что однажды я стану таким же великим правителем, как король Альберт.
Мысли невольно перешли к дяде. Раньше я о нём особо не думал. Даже с отцом ни разу не говорили о нём.
Зачем Блейку выдумывать такую ложь?
Если он рассказал мне правду, то понятно, почему отец никогда не говорил о своём близнеце.
Мама объясняла это тем, что для него это слишком болезненные воспоминания. Но может быть — всего лишь может быть, — он всё ещё зол на Горана за то, что тот сделал.
Конечно, до меня доходили разные слухи. Все знают, что он свободно говорил на вивернском. Что мой дедушка, да упокоится его душа, часто избивал его, когда тот был юным. И я знал, что отец часто брал удар на себя, выдавая себя за брата.
Но чтобы его убила королева Катрина? Это вообще никак не укладывалось в моей голове. Горан любил её, и, насколько я знал, она по-своему тоже любила его.
Я пытался представить, каково ей было увидеть свою дочь и её дракона из будущего, услышать от них о своей смерти из-за того, что тот, кого она любила, кому доверяла, предал её.
Она узнала такую чудовищную правду…
Как им удалось её убедить?
Надеюсь, я выживу и смогу ещё увидеть отца, узнать правду о нашей семье.
Мне нужно понять, почему они врали мне. Почему они все возводили Горана в герои, если на самом деле он едва не стал тем, кто убил самых дорогих нам людей.
Сколько тьмы и ненависти должно быть внутри, чтобы пойти на такое?
Нет, я даже представить себе не могу.
— 17-
Не могу сказать, что попасть в заморозку — это прикольный новый опыт. По правде говоря, было очень холодно и темно.
Поначалу я даже подумал, что я — труп.
Казалось, даже мои внутренности были заморожены. Не только органы, но и разум, и душа. Я не мог ни о чём думать. Всё просто… застыло.
Но затем что-то начало происходить.
Моё тело задрожало от холода.
Меня словно бросили умирать где-то посреди вечной зимы.
Мне ни разу в жизни ещё не было так холодно. Я чувствовал, как лёгкие онемели и не могли принять в себя достаточно воздуха, но и очнуться не мог.
Это всё ещё не сон.
Всё по-настоящему.
Я застрял в этом ледяном аду.
— Люциан, — раздался в моей голове женский голос с сильным британским акцентом, — ты меня слышишь?
Что происходит? Кто это?
Констанс?
Что она тут делает?
— Что с ним? — услышал я голос отца.
— Хочешь верь, хочешь нет, но кажется, у нас тут ещё одно двойное восхождение.
— Ты уверена, что он восходит, а не умирает?
— Гельмут, если бы у него не было иммунитета к её удару, он бы уже был мёртв.
— То есть у него магия снега?
— Не просто маг снега, Гельмут. Не встань он между Еленой и Табитой в столовой, он, возможно, так бы никогда и не взошёл. Люциан ни за что бы не стал вызывать на бой девушку, но чтобы спасти кого-то из своих друзей… Она напала на него и тем самым раскрыла то, чего драконы всегда боятся. Правду.
— Она знала, что он — её всадник?
— Драконы всегда знают, но Хроматические скорее умрут, чем признают это.
Мир вокруг погрузился во тьму.
***
Я открыл глаза и понял, что нахожусь в лесу. Это напомнило мне о том, как мы каждый год с отцом выбирались на охоту.
Помню, как услышал его свист и помчался на звук.
Когда нашёл его, он выстрелил из ружья в взлетающую утку.
Утка упала в воду.
— Пап, — позвал я, и он посмотрел на меня. Он понимающе улыбнулся, легко и беззаботно. Он так улыбался, когда всё в жизни складывалось как надо.
Он не переживал ни о своих королевских обязанностях, ни о проблемах с вивернами.
Нет, в тот момент он выглядел так, словно в мире нет никаких забот.
— Что происходит? — спросил я, оглянувшись вокруг.
Отец усмехнулся.
— А сам ты как думаешь?
Он опустил ружьё и направился ко мне.
— Хоть убей, не помню, как я здесь оказался.
Я запустил пальцы в волосы, пытаясь хоть что-нибудь вспомнить.
Почему я спал? Что случилось перед этим?
Давно мы здесь?
Не мог же уже пройти целый год. Клянусь, ещё вчера я был в столовой, когда Елена заявила права на Блейка.
Как я…
— Ты восходишь, Люциан.
— Что?
— Ты восходишь. И для меня большая честь разделить этот момент с тобой. Ты был без сознания почти неделю. Если уж на то пошло, такого в истории восхождений ещё не было.
— Ничего не понимаю. Как такое возможно, пап? Я же не…
— Ты попал под огонь (или точнее лёд) Снежного дракона, атаковавшего принцессу.
От его слов у меня в голове что-то щёлкнуло, и я разом всё вспомнил.
Столовая. Табита и Елена.
Я начал смеяться, вспомнив, как встал на пути снежного удара Табиты.
— Погоди, так она — мой дракон?
— Теперь понятно, почему она так сильно отличается от других Снежных драконов. Учитывая, кто её всадник.
— Да уж, это многое объясняет.
Он усмехнулся. Я весело засмеялся.
Слово за слово завязался лёгкий разговор. Такой, какие бывают только между отцами и сыновьями. Давно мы так не разговаривали. Ведь он постоянно занят.
— Пора, Люциан, — вздохнул он.
— Что пора?
— Пора тебе проснуться. Как бы я ни хотел побыть здесь с тобой ещё, но нас обоих ждут в реальном мире. Твоя мама места себе не находила с тех пор, как Табита тебя заморозила.
— Прям так сильно переживала?
— Не мучай мать, — предупредил отец.
Я хмыкнул, расплываясь в самодовольной ухмылке.
— Ладно, можешь немного помучить. Иди уже.
Он махнул в ту сторону леса, откуда я прибежал.
Я посмотрел в чащу, а затем снова на лицо отца.
— Мы ведь скоро увидимся вновь?
— Даже не сомневайся, — подмигнул он. И я ушёл.
***
Когда я открыл глаза, то увидел странных херувимов, застывших во времени на потолке моей спальни.
Я дома.
Я поднялся, свесил ноги с кровати и сделал глубокий вдох.
Я чувствовал себя… иначе. В каком-то смысле даже сильнее. Я потрогал свои руки, и они показались мне на несколько градусов холоднее.
Я был заморожен, но каким-то образом меня спасли.
Я встал и уставился на своё отражение в зеркале.
Поднял руку. Парень в отражении сделал то же самое. Я понимал,