Те, кто предупреждал мир об исходящей от русских угрозе и пророчил миру пришествие нового Чингисхана, на самом деле были недалеки от истины. Во всяком случае, существует легенда, согласно которой Толстой приходится великому монгольскому полководцу прямым потомком.
ПРОКАТИЛИ!
В 1901 году при присуждении первой Нобелевской премии по литературе Толстого называли в числе главных претендентов, однако он так ничего и не получил. Чести стать первым лауреатом удостоился малоизвестный французский поэт со странной фамилией Сюлли-Прюдом. Никаких официальных объяснений не последовало, но, возможно, дело в том, что политические воззрения Толстого пришлись консервативно настроенному Нобелевскому комитету не очень-то по душе. Один из судей обвинял писателя в «узколобой враждебности по отношению ко всем формам цивилизации» (что бы ни значила эта туманная фраза). Зато Толстой очутился в неплохой компании — по сходным причинам были отвергнуты Генрик Ибсен и Эмиль Золя.
ПОЛНОЕ РАЗОБЛАЧЕНИЕ
В первую брачную ночь тридцатичетырехлетний Толстой заставил свою восемнадцатилетнюю супругу прочитать те места в его дневнике, где описывались любовные приключения новобрачного с другими женщинами, включая крепостных крестьянок. Таковы были его представления об искренности и честности, однако с точки зрения Софьи Андреевны подобная откровенность была излишней. На следующий день она написала в своем дневнике, что испытала отвращение, столкнувшись с такой «грязью».
СКАЖИ НАРКОТИКАМ «НЕТ!»
Толстой ничего не делал наполовину, это касалось и его религиозных принципов. Поверив в то, что, исключив из рациона мясо, можно обуздать свои страсти, он стал строгим вегетарианцем и сел на жесткую диету, состоявшую из овсяной каши, хлеба и овощного супа. Он также отказался от курения и алкоголя и призывал крестьян из своих владений поступить так же. В своем очерке «Для чего люди одурманиваются?» Толстой писал, что «употребление одуряющих веществ заглушает совесть». «Внешние способы не вполне отвлекают внимание от сознания разлада жизни с требованиями совести; сознание это мешает жить; и люди, чтоб иметь возможность жить, прибегают к несомненному внутреннему способу затемнения самой совести, состоящему в отравлении мозга одуряющими веществами».
ГОВОРИТЕ ЛИ ВЫ ПО-ВАВИЛОНСКИ?
Будучи ярым поборником воздержания, вегетарианства и христианского анархизма, Толстой с не меньшей энергией отстаивал и эсперанто — искусственный язык, призванный объединить население всего мира, облегчив общение между представителями разных народов. По его собственным словам, эсперанто — очень легкий язык: «…получив шесть лет тому назад эсперантскую грамматику, словарь и статьи на этом языке, я после не более 2-х часов занятий был в состоянии если не писать, то свободно читать на этом языке»[26]. Все, чему отдавался Толстой, становилось для него едва ли не святым делом: «…изучение эсперанто и распространение его, — писал он, — есть несомненно христианское дело, способствующее установлению царства Божия, того дела, которое составляет главное и единственное назначение жизни человеческой»[27].
ШОУ ПРОДОЛЖАЕТСЯ! (А БРАТ — НЕТ)
Для столь высоко духовного человека Толстой проявлял порой поразительную черствость. Он оставил своего брата Дмитрия умирать в гостинице в Орле и даже отказался бросить на него последний взгляд, поскольку тот презрел Господа и жил неправедной жизнью. Узнав в Петербурге о смерти брата, он в тот же день записал в дневнике: «Брат Дмитрий умер, я нынче узнал это. Хочу дни свои проводить с завтра так, чтобы приятно было вспоминать о них». А двоюродная тетка Александра Андреевна Толстая впоследствии оставила такую запись: «Через несколько дней он мне признался, что ходил тогда же в театр». Вот тебе и раз!
ВОТ И ГОВОРИТЕ ТЕПЕРЬ О РОМАНТИКЕ:
В БРАЧНУЮ НОЧЬ ЛЕВ ТОЛСТОЙ ПОВЕДАЛ ВОСЕМНАДЦАТИЛЕТНЕЙ СУПРУГЕ О СВОИХ БУРНЫХ АМУРНЫХ ПОХОЖДЕНИЯХ, ЗАСТАВИВ НОВОБРАЧНУЮ ПРОЧИТАТЬ ЕГО ДНЕВНИКИ.
К БАРЬЕРУ!
Другим близким человеком, которому довелось столкнуться с не самым сердечным отношением со стороны Толстого, был писатель Иван Сергеевич Тургенев. Они долгое время крепко дружили, но потом пути их разошлись — по большей части из-за прогрессирующих странностей в характере Толстого. Однажды Тургенев посетовал на бронхит, но безжалостный Толстой объявил, что это «мнительность»: «Выдумал какую-то болезнь “бронхит”, — писал Лев Николаевич своей младшей сестре Марии 14 апреля 1856 года, — а я уверяю его, что бронхит не болезнь, а камень». «Мы созданы противуположными полюсами, — замечал Тургенев в письме В.П. Боткину от 24 апреля 1859 года. — Если я ем суп и он мне нравится, я уже по одному этому наверное знаю, что Толстому он противен — et vice versa».
Окончательный разрыв произошел во время обеда в поместье одного общего друга. Беседа текла мирно и непринужденно, пока Толстой вдруг не начал критиковать методы, используемые Тургеневым в воспитании внебрачной дочери Полины (жившей за границей). Толстой высказался в том духе, что если бы Полина была законной дочерью, Тургенев дал бы ей совсем другое образование. Разгневанный Тургенев вскочил со стула и даже замахнулся, но сдержался и пообещал прислать секундантов.
Благодаря усилиям друзей поединок не состоялся, однако гиганты мировой литературы перестали разговаривать друг с другом. «Нам следует жить, как будто мы существуем на различных планетах или в различных столетиях», — заметил Тургенев в письме А. А. Фету 26 декабря 1861 года. Так они и жили, несмотря на близкое соседство, пока Толстой не ударился в религию и не начал рассылать примирительные письма всем, кого он обидел (а таких нашлось немало). Тургенев принял извинения, но дружба их не возобновилась.
КНИГА НИ О ЧЕМ?
Простите, фанаты сериала «Сайнфелд», но рабочее название «Войны и мира» было вовсе не «Война: на что она нужна?» (как утверждала героиня этого популярного комедийного сериала 1990-х Элейн Бенес, беседуя с русским писателем Юрием Тестиковым). Первоначальное название было шекспировское: «Все хорошо, что хорошо кончается».
ВЕРНЫЕ ПОКЛОННИКИ
Толстой был одним из первых писателей, возведенных в культ. Можно даже сказать, что он сам организовал культ имени себя. В последние годы жизни писателя по его поместью бродило около сотни поклонников и последователей, мечтавших хотя бы подергать великого мыслителя за краешек плаща.
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО
Толстой до самого конца оставался бунтарем. Когда он уже был при смерти, друзья настоятельно советовали ему помириться с православной церковью. Толстой отказался. «Даже на пути в долину смерти, — якобы заявил он, — дважды два не равно шести». Впрочем, это не более чем легенда. Настоящие предсмертные слова Толстого были более загадочны и не менее глубоки: «…Пропасть народу, кроме Льва Толстого, а вы смотрите на одного Льва… Мужики так не умирают…» И затем, уже в полузабытьи, он прошептал: «Люблю истину…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});