Но думать дальше было некогда, он посмотрел на часы и заторопился к выходу – до встречи с Эджби оставалось всего полчаса и надо было еще зайти в штаб, доложиться.
На встречу с Эджби Кузниц опоздал на пятнадцать минут, Ярошенко поймал его у входа в штаб, затащил к себе и заставил перевести последний приказ командующего Силами Коалиции на Мальте. Собственно, не весь приказ – остальное Ярошенко интересовало не очень, – а только то, что касалось их украинского отряда.
В приказе отряду предписывалось в трехдневный срок покинуть зону боевых действий и отбыть на родину, «согласно договоренностям, достигнутым между правительством Украины и правительствами стран коалиции».
Эти самые «договоренности» неожиданно стали причиной небольшого филологического диспута. Ярошенко прочитал перевод, ничего не сказал по поводу содержания – видимо, все уже знал, – зато заметил сварливо:
– Надо писать «согласно договоренностей», лейтенант, а еще университет закончили.
– Я университетов не кончал, – ответил Кузниц, – иняз военный всего лишь, а писать надо «согласно договоренностям».
– Кто сказал?
– В словаре так, и вообще так принято.
– В армии свой язык! – отрезал Ярошенко, завершая диспут, и добавил: – Этот приказ пока тайна, – он показал на гриф «High ranking officers eyes only»,[31] – так что, смотрите, никому ни слова.
– Конечно, – заверил его Кузниц, – я же понимаю – подписку давал. «Вот и закончилась моя война, – подумал он при этом, – Инга будет рада», – и был отпущен на два часа, до сеанса связи с Украиной.
Эджби ждал его в итальянском кафе «Джино Маргарино». Он сидел за столиком в углу, и перед ним уже стояла чашка «экспрессо», который был в этом кафе особенно крепким и ароматным. На эту кондитерскую они с Эджби набрели случайно, гуляя по улице Республики – главной улице столицы Островов, и с тех пор стали здесь встречаться. Кофе был тут особенно хорош, и военные сюда забредали редко.
– Привет, – сказал Эджби и посмотрел на свой «Роллекс», – ты, кажется, немного опоздал.
Хотя англичане, как известно, и собаку на «вы» называют, все же Кузницу казалось, что они с Эджби уже на «ты».
– Привет, – ответил он, – извини, Абдул, полковник задержал. Сам понимаешь, служба.
– Это по поводу вашего отъезда? – спросил Эджби, но в его вопросе прозвучала скорее утвердительная интонация.
– Вы, похоже, все приказы знаете раньше, чем их издают, – усмехнулся Кузниц.
– Кое-что мы действительно знаем – работа такая, – Эджби отхлебнул кофе. – Вас завтра отправляют специальным транспортом опять через Крит, весь ваш отряд и поляков тоже.
– Завтра? – удивился Кузниц. – А почему такая спешка? Я думал, через пару дней – нам ведь еще наши с тобой дела закончить надо.
– Арабы протестуют, говорят, что отряд нарушает нейтралитет Украины, – грозятся войну объявить.
– При чем тут нейтралитет? Мы ведь добровольцы, – возразил Кузниц и спросил: – А наши дела как, с мальтийцем этим? Ты мой отчет читал? У них целая сеть тут.
– Читал, – ответил Эджби, – про сеть мы и раньше знали, только место их явки нам было не известно. Теперь знаем, благодаря тебе. А от дальнейшего участия в этой операции ты отстранен в связи с передислокацией, так сказать.
Кузниц молча кивнул.
Что тут можно сказать? И так все ясно: в связи с передислокацией. «Приказ есть приказ, черное есть черное, а белое, соответственно, белое – суровые факты жизни, – грустно подумал он, а потом одернул себя, – чем я, собственно, недоволен? Домой что ли не хочу?» Но не все было так просто. Тут он вспомнил, что еще не заказал кофе, подозвал официанта и попросил:
– Uno expresso, per favore.[32]
Официант улыбнулся, оценив далеко не совершенный итальянский Кузница, и сказал по-английски:
– Одну минуту, сэр!
Они одновременно, будто по команде, закурили – Эджби свою пижонскую сигарилью, а Кузниц – местную сигарету без фильтра, и сидели так молча, уставившись на фотографию Черчилля на позициях, висевшую над столиком, – дань итальянского хозяина кафе истории Островов.
Странная это была пара. Высокий блондин Эджби, одетый по случаю пребывания на театре военных действий в, как всегда, потрясающе элегантную защитного цвета куртку в стиле «милитэр» от Лагерфельда, благоухающий туалетной водой «Photo» от того же Лагерфельда, окутанный ароматным дымом сигарильи, и рядом Кузниц – невысокий брюнет с густыми бровями и буйной шевелюрой, на которой едва держалась форменная пилотка, в мешковатой камуфлированной форме неведомой армии и неизвестного рода войск с нашивками «INSUFOR»[33] на левом кармане и на рукаве и двумя лейтенантскими звездочками на погонах.
Официант принес кофе, Кузниц сделал глоток и сказал:
– Хороший кофе – дома такого не будет.
Эджби отхлебнул из своей чашки:
– Действительно, превосходный – у нас тоже такого не найдешь, – они опять замолчали, потом Кузниц сказал:
– Заканчиваются наши coffee sessions, и служба моя, похоже, заканчивается, и сотрудничество с вашей конторой – тоже.
– You never know,[34] – произнес Эджби свою любимую фразу и спросил: – Ты вечером свободен?
– Все зависит от командования, – ответил Кузниц. – А что ты хочешь предложить? Может, выпьем немного по случаю нашего отъезда. Не известно ведь, когда увидимся. Я ребят приглашу.
– Можно, – сказал Эджби, – попозже вечером, но сначала хочу тебе твоего соотечественника показать. Попробуй поговорить с ним на вашем наречии. Он Службу очень интересует, он и такие, как он, – «потерянные».
– Так это «потерянный», – заинтересовался Кузниц, – я еще ни одного не видел.
– «Потерянный» и ваш – cossack.[35] – Эджби встал. – Мне пора. Увидимся в восемь здесь, хорошо?
– Хорошо, – Кузниц тоже поднялся, пожал Эджби руку, задумчиво посмотрел ему вслед, сел и заказал еще одну чашку кофе.
«Кто бы мог подумать, – размышлял он, – что я – скромный выпускник военного иняза, рядовой синхронист (синхронист, правда, не из худших, тут же поправился он) окажусь свидетелем, да и участником, таких невероятных событий.
Ведь что получается, – он закурил и машинально поставил пепельницу точно на середину стола (Инга говорила, что его тяга к симметрии – признак паранойи), – получается, что существует какая-то высшая сила, разум там или бог – не важно, которая терпела тысячелетиями и наконец решила вмешаться: сначала ликвидировала ядерное оружие, грозящее гибелью всей планете. Ну здесь понятно, более или менее, – перешли мы (то есть человечество) тут явно какую-то грань, тут надо было вмешиваться. Но этого Разуму с большой буквы показалось мало – он стал вмешиваться на, так сказать, более низком уровне: сначала самолеты и танки, а теперь и вообще все оружие, стрелковое, гранатометы там всякие и что там еще применялось на Гоцо».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});