Читать интересную книгу Измененные состояния сознания - Чарльз Тарт

а) Кто-то распространил в городе крупную партию ЛСД. Копы были расстроены тем, что не могли арестовать всех и не знали, с кого требовать. Кто-то сказал мне, что если принимать ЛСД с рыбой, как это делают индейцы, то плохо не станет, если же в чистом виде — станет. Я приняла немного без рыбы, но знала, что мне не станет плохо. Я шла по улице и вдруг заметила, что на мне нет одежды. Все вокруг были одеты, но мое обнаженное тело, казалось, их не беспокоило. Я вошла в помещение, где сидело много молодых людей, а еще незнакомый мне мужчина, который являлся учителем и наставником этих людей. б) Как только я вошла, вся комната, казалось, стала излучать жизнь и свет. Мужчина сидел на краю кушетки, покрытой мексиканским пледом. Расцветки пледа переливались и находились в хаотичном движении. Я подошла к кушетке и легла на нее, положив голову на колени мужчине. Он стал гладить мои волосы, а я смотрела на свет, который переливался всеми цветами радуги и казался очень плотным, в) Лежа и обозревая это, я чувствовала присутствие всех людей в комнате, которое проникало в мое тело в виде особенных четко выраженных, заметных вибраций. Я чувствовала эти вибрации каждой клеточкой тела и дошла до состояния экстаза.

Затем девушка проснулась и в течение нескольких минут пребывала в весьма экстатичном состоянии, после чего вновь заснула.

Первая часть сна представляется состоянием осознания обычного сна: сновидица спутала свое знание об ЛСД с информацией о мескалине (нередко вызывающем тошноту), которое дополнила фантазией о сочетании его с рыбой, чтобы избежать тошноты. Она спокойно отнеслась к собственной публичной наготе. Подобное принятие несоответствий весьма типично для обычного сновидения. Во второй части сновидения она узнает действие ЛСД, поскольку ощущения обостряются, и к тому времени, как сон достигает третьей части, она переживает такой тип контакта с другими персонажами сна, который обычно описывают при реальном опыте с ЛСД.

Обратите внимание также на экстатические ощущения девушки, продолжавшиеся в течение нескольких минут после пробуждения: эта удивительная возможность, которую некоторые виды высших состояний сознания могут переносить из сна в бодрствование, проиллюстрированы следующим сном мужчины:

Мне снилось, что я поднялся вверх с какой-то газообразной субстанцией — с чем-то вроде газообразной формы ЛСД. Пространство растянулось в ширину и высоту, мое тело (тело во сне) наполнилось удивительным ощущением тепла, совершенно очевидным, но неописуемым способом мой разум оказался под «кайфом». Это длилось с минуту, после чего я проснулся от плача моего ребенка — жена отправилась посмотреть, что случилось. В те минуты со мной произошла самая потрясающая вещь: я оставался под «кайфом», даже проснувшись! Это было свойством сна, но качества растянутости и тепла времени и пространства сохранились и для моего восприятия комнаты (тускло освещенной). Состояние не уходило в течение нескольких минут, удивив меня тем, что я продолжаю испытывать кайф, вспоминая сон. Затем, когда жена вернулась в постель, я снова погрузился в сон. Кажется, сон-«кайф» продлился не больше одной-двух минут — не могу точно вспомнить, т. к. снова быстро заснул… Это было действительно состояние кайфа, хотя не совсем такое, как от ЛСД. Однако, в чем разница, я объяснить не могу. Это состояние кайфа действительно отличалось от состояния обычного сна, и само состояние кайфа не изменилось при переходе от сна к бодрствованию.

Таким образом, мы можем говорить не только об изменениях умственных процессов во время сна, но и о том, что подобное изменение может перейти и на последующее состояние бодрствования.

В дополнение должен сказать, что приведенные выше примеры — лишь малая толика моей весьма обширной коллекции сновидений. Как часто возникает сон-«кайф»? Воспроизводит ли он все качества состояния кайфа, вызванного наркотиками? Есть ли в сновидениях феномены, не возникающие в состояниях кайфа, вызванных химическим путем? Сон-«кайф» выделяется как отдельная единица из ряда обычных сновидений. На многие вопросы, касающиеся этого типа сна, ответить невозможно, а) пока не собрано достаточного количества материала для анализа спонтанного сна-«кайфа» или б) пока ради исследовательских целей мы не научимся вызывать подобные сновидения по собственной воле. Основная цель этой статьи была в том, чтобы привлечь внимание общественности к существованию сна-«кайфа» с надеждой, что это подстегнет исследования этого удивительного состояния сознания.

5. О медитации

Эдвард У. Маупин

Исторически сложилось так, что наша западная культура захвачена деятельностью. Наше воспитание акцентировано на делании и контроле, индивидуализированное и самоосознанное «я» развивается весьма осторожно.

В культуре появилась противоположная тенденция — поворот к внутреннему и духовному. Молитва, пост, некоторые виды психотерапии, а теперь и психоделические наркотики используются для раскрытия иного аспекта мира. В противоположность деятельности, деланию по отношению к «внешнему» миру этот «внутренний» мир обычно требует от человека пассивного, восприимчивого отношения. Медитация — классический способ формирования подобного отношения. Суть практики — оставаться молчаливым и внимающим.

Медитация использовалась в западных христианских сектах. Католицизм, по-видимому, выделяет психологию — карту того, что происходит с медитацией. Сознательное использование внимания открывает спонтанное течение опыта, по отношению к которому человек становится восприимчивым наблюдателем. В высшей точке ощущение отдельного «я» теряется и приходит чувство единения с объектом медитации. Это состояние называется созерцанием. У меня сложилось впечатление, что медитативные упражнения, например, в католицизме, были ориентированы на специфическое содержание. В одном наставлении, например, читателя подводят к воображению того, что испытывали Христос, Мария или другие святые в решающие моменты их жизни. Я не знаю, насколько эффективна подобная «дискурсивная» медитация. Практики, описываемые в этой статье, не ориентированы на какое-то особое специфическое содержание, они направлены в большей мере на формирование у человека открытости и понимания собственного опыта. Другие традиции медитации в рамках католицизма, например молчаливая молитва, вероятно, ближе к рассматриваемому типу бессодержательной медитации. То же самое касается собраний квакеров, где особый акцент делался на ожидании и послушании.

Вообще многие из традиций молитв и медитации в рамках христианства заключались в чем-то вроде беседы с Богом или некоторого отчуждения от естественного существования, о чем у человека сложились многочисленные предвзятые представления. Современный западный интерес к медитации связан с восточными формами практики, где существует радикальное обязательство — проживать то, что проживается, даже Бога. Восточное отрицание вербальных и концептуальных суррогатов опыта, по-видимому, апеллирует к нашему растущему инвестированию в живой опыт.

Самый сильный протест в отношении медитации сводился именно к тому, что она склоняет людей к замкнутости и безмятежности, что отдаляет их от реально происходящего в их жизни. Конечно, в этом есть некоторый выход. Подобное хорошо известно из истории индийского мистицизма. (Хотя некоторые исследователи полагают, что это было реакцией на мусульманское и британское вторжения в Индию). Ранний мистицизм Хинди не так широко распространен в мире. В Японии воспитанные в дзен-традиции самураи всегда участвовали в практических делах.

Кришнамурти весьма скептически относится к медитации. Он критикует «специальную» практику медитации со скрещенными ногами на полу, поскольку считает, что медитативная установка должна быть направлена на жизнь человека в целом, а не инвестироваться в единственную и неповторимую, герметизированную практику. Фритц Перлз (Perls, Hefferline & Goodman, 1951), несмотря на то, что его гештальт-терапия сама очень напоминает медитацию тем, что дает установку наблюдать течение опыта сточки зрения здесь-и-сейчас, тоже беспощаден к ней в своем антагонизме. Он критикует кататоническую замкнутость и насильственное вмешательство в спонтанное течение жизни человека.

Это серьезные возражения. И первейшая проблема здесь, по-видимому, заключается в том, что люди, занимающиеся такой практикой и нацеленные на личный рост, отделяют эту практику от остальной части своей жизни. Реальный рост должен происходить в обычной жизни. Подобное имеет место в психотерапии, где в психоаналитических кабинетах происходит опыт несколько иного порядка, оторванный и более важный, чем остальная «мирская» часть жизни. В христианстве сильна историческая тенденция отделять Бога от видимого мира. Христианин считает, что его подлинный рост в меньшей степени зависит от актуальной жизни, а в большей от специальных, отдельных процедур. В рамках этой модели монах-отшельник, посвящающий все свое время молитве, — это человек, который борется с реальным. Бонхоуфер (Bonhoeffer, 1953) и Тейлардде Шардин (de Chardin, 1960) заинтересовались этим разделением. Оба утверждают, что актуальная жизнь является ареной роста, или, как они выражаются, осознанием Бога. Подобный раскол существует и в культуре ЛСД, где инсайты, вызванные наркотиками, зачастую глубоко меняют убеждения человека о реальности. Но опыт с наркотиками находится за кулисами социального признания и настолько идентифицируется с наркотиками, что задача осознания той же реальности в обычной жизни игнорируется. Все это очень важные оговорки.