Намек на это закрался в Евангелие от Марка, где некоторые ученики «вознегодовали» за трату денег на та-дорогое масло — «к чему сия трата мира? Ибо можно ныло продать его более, чем за триста динариев, и раздать нищим». Ответ Иисуса был быстрым и четким:
«Оставьте ее; что ее смущаете? она доброе дело сделала для Меня. Ибо нищих всегда имеете с собою, и, когда захотите, можете им благотворить; А Меня не всегда имеете. Она сделала, что могла: предварила помазать Тело Мое к погребению. Истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет в память ее, и о том, что она сделала»[64].
Однако Церковь только частично исполнила его желание: эпизод широко известен и регулярно читается с амвона, но женщина остается анонимом — и торжественность и цель ритуала остались совершенно неизвестными. Тресемер и Кэннон писали о пророчестве Иисуса, но там, где проповедуется Евангелие, деяние женщины не упомянуто:
«Каким образом случилось так, что все христиане не помнят и не почитают то, что столь прямо велел им их Учитель? Почему большинство людей думает о ней, как о раскаявшейся проститутке, не зная то, что выглядит более вероятным — что она проповедующая жрица с глубоким пониманием кануна мира духовного?»[65]
Здесь усматривается еще один намек на Марию Магдалину — поскольку эта женщина приготовила его к погребению, она же принимала участие в погребальных ритуалах после смерти Иисуса. Не были ли они одной и той же женщиной, личность которой была намеренно раздвоена, так же как возлюбленный Иоанн стал Лазарем?
Чувство неприятия, окружающее Марию из Вифании, основано, видимо, главным образом на эпизоде с помазанием Иисуса — но, конечно, это не чрезмерная реакция на использование драгоценного масла. Доказательство важности этого ритуала можно найти в самом титуле Иисуса — «Христос» на греческом языке означает — «помазанник». В Новом Завете упоминается только одно помазание — и оно произведено женщиной. Вот, предположительно, почему еврейские авторы-мужчины столь страстно хотели умалить значение этого ритуала, изобразить его как поступок грешницы или как безумное, безответственное деяние какой-то неизвестной (и, видимо, истеричной) женщины. Трактовка Иисуса как Бога свойственна в основном более поздним христианам, а иудейский Мессия должен был быть помазан — или «окрещен», хотя в языческом мире таким способом отмечали и других особых людей.
Только два человека в Новом Завете исполняют ритуалы с участием Иисуса: первый — крещение Иоанном Крестителем в реке Иордан, второй — помазание Марией из Вифании в конце его миссии. Оба ритуала связаны с Вифанией, и оба, как кажется, были намеренно затушеваны Матфеем, Марком, Лукой и Иоанном — как и Мария Магдалина, которая появляется практически ниоткуда, чтобы стать центральной фигурой после распятия.
Мария из Вифании сделала Иисуса Христом, помазав его миром, который, несомненно, был куплен и сбережен для этого случая. Это не было ни фривольным, ни импульсивным актом, но неотъемлемой частью того, чему посвятил себя — а авторы-мужчины полны решимости представить этот акт настолько бессмысленным и неясным, насколько это возможно, чтобы умалить важность не только Иисуса, но и женщины, которая этот акт исполнила. Женщины не проводили священных религиозных ритуалов в еврейской практике того времени — более того, существовало правило, что женщинам, рабам и детям запрещалось ритуально молиться дома[66], не говоря уж о проведении ритуала в синагоге или в Храме — так почему Иисус позволил Марии из Вифании сыграть столь важную роль?
ИностранцыКак уже говорилось, с женщиной можно было развестись на том основании, что она появилась на людях с распущенными волосами — столь тяжек был грех, — а здесь Мария из Вифании, женщина harmart los, почему-то не соблюдает иудейского обычая или стоит вне религиозного закона и выглядит совершенно не замечающей того возмущения, которое мог вызвать такой акт. Еще более знаменательно то, что Иисус не только не порицает ее за нарушение иудейского закона, но и поощряет ее, адресуя упреки тем, кто осудил ее поведение. Оба ведут себя как иностранцы в чужой земле: неудивительно, что их не понимали, в частности двенадцать учеников, которые, как мы видим снова и снова, не понимают учение Иисуса и цель его миссии. Мария из Вифании могла быть чужой в этой среде, но кажется, что у нее с Иисусом есть общий секрет, — или они оба чужие.
Если помазание не было иудейским ритуалом, то к какой культуре оно относится? В те времена существовал священный языческий ритуал, в котором женщина помазала избранному мужчине голову и ноги, а также гениталии в знак особой судьбы. То было помазание священного царя, в котором жрица выделяла мужчину и помазала его перед дарованием ему судьбы в особом сексуальном ритуале, известном как hieros gamos (священный брак). Помазание было частью подготовки к ритуалу проникновения во время исполнения обряда — что имело те же самые эмоциональные или юридические следствия, что и обычная форма брака — в которой царь-жрец обретал силу бога, а жрица-царица превращалась в великую богиню. Без силы женщины избранный царь никогда не правил и был бы бессильным. Барбара Уокер объясняет:
«Брак с земной представительницей богини в образе царицы был чрезвычайно важен для легитимности царской власти: таков был первоначальный смысл священного брака — hieros gamos. Аккадские цари отправлялись в военные походы, главным образом, чтобы доказать, что они достойны священного брака[67].
Концепция священного брака весьма важна для понимания Иисуса, его миссии и его связи с самой важной женщиной в его жизни — не упоминая уже о двух имеющих большое значение мужчинах… Сложившийся образ Марии из Вифании/Марии Магдалины как проститутки становится осмысленным, если понимать, что этот ритуал есть высшее выражение того, что викторианские историки назвали храмовой проституцией. Разумеется, этот термин, учитывая их невежество и крайнее пуританство, никого не удивит, хотя изначально жриц именовали hier — «1м1е, или священная служанка. Только через нее мужчина мог познать себя и богов. В результате служения священной служанки, hieros gamos, царь освящен и возвышен — и, разумеется, после такого помазания Иуда предает Иисуса и начинается путь к конечной судьбе мере распятие.
Далекий отзвук этого древнего ритуала можно найти и любопытной церемонии, которая была проведена 16 июня 1633 года, когда Эдинбург встречал новоизбранного короля Карла I. В Вестпорте его приветствовала морская нимфа, одетая в сине-зеленый наряд с головным убором, напоминавшим башню с зубцами. Ее называли «Принцесса Магдалина»[68]. Здесь мы тоже имеем дело с царской жрицей, приветствующей нового монарха подобно тому, как Мария из Вифании /Мария Магдалина выделила и помазала Иисуса в качестве священного царя. Принцесса в образе морской нимфы является явным отзвуком древних ассоциаций имени «Мария» или «Мари». В маетности, Барбара Уокер пишет: «[Мари] было основным именем богини, известной халдеям как Маррати, евреям как Марах, персам как Марихэм, христианам как Мария: а также Мариэнн, Мириам, Марианна, Миррин, Марфа, Мирра, Мария и Марина. Ее синий наряд и жемчужное ожерелье были классическими символами моря, покрытого жемчужной пеной»[69].
Концепция священного брака была широко известна и дни Иисуса: в различных вариантах ритуал проводился представителями различных культов умирающих и воскресающих богов, таких как Таммуз (храм которого в те времена имелся в Иерусалиме) и египетский бог Осирис, супруга Исида вдохнула жизнь в его мертвое тело на достаточно долгий срок, чтобы зачать младенца Гора, нога мужества с головой ястреба. Тресемер и Кэннон прямо указывают: «Ее (Марии) появление со специальным маслом для помазания Иисуса Христа говорит о ее принадлежности к жрецам и жрицам Исиды, чьи мази использовали для того, чтобы переступить порог смерти, оставаясь в сознании»[70]. Это позволяет говорить о ней в специфическом контексте магических традиций Египта, что было рассмотрено нами только сейчас[71]. Как жрица — или, по меньшей мере, помощница жрицы[72], — она проводила обряд во время мучительного распятия Иисуса и духовного посещения им неведомых высот, защищая и направляя его во время наиболее опасных моментов его союза с богами. Если, конечно, он не умер на кресте, как считали многие еретики, распятие можно считать главной жреческой инициацией его жизни. Что случилось с ним впоследствии — неясно и противоречиво и лежит за пределами темы этой книги, но ясно, что он никогда уже не мог стать таким же, как был, и, вероятно, изменился настолько, что его не могли узнать даже те, кто хорошо его знал.