Что ж, пора это отпустить. Круг замкнулся.
– Жуткая история. – Ника вздохнула. – Умирает она.
– Саркома, чего ж ты хочешь.
– Неужели тебе её совсем не жаль?!
– Она убила моего отца. Нет, не жаль.
Ника, собравшаяся было что-то сказать, осеклась и испуганно отшатнулась.
– Надо узнать, как там Рона. – Лена спрятала конверт в сумку. – Кто рискнёт позвонить Валентину?
– Идём туда. – Максим, не проронивший до этого ни слова, взял Лену за руку. – Успокойся. Утро вечера мудренее, как-то мы это решим. А сейчас просто успокойся.
Лена хотела выдернуть ладонь из его руки, но не смогла. Голова болела нестерпимо, в висках стучали молотки, и она чувствовала, как сильно устала.
– Как вы вообще здесь оказались, ведь хирургия двумя этажами выше?
– Лен, нас прогнали оттуда. Там во время операций блок закрыт, никого не впускают, только больные и персонал. – Панфилов задумчиво смотрел на неё. – Да, дела. Ну ладно, порешаем.
Но Тимка, уставший ждать милостей от природы, уже набрал номер Валентина.
– Дядь Валь?!
Лицо его, напряжённое и испуганное, за миг расслабилось.
– Можно, да? Сейчас. – Он обернулся к Лене и остальным: – Операция прошла нормально, показатели в норме, она в реанимации, но мне разрешили к ней зайти.
– Может, лучше я? – Лена встревоженно смотрит на Тимку. – С тебя хватит волнений на сегодня.
– Можешь пойти со мной.
Они поднялись на этаж выше и зашли в отделение, где усталый Валентин уже ждал их.
– К чему вы сюда такой толпой явились?
– Семёныч, не бурчи. – Матвеев кивнул на Тимку: – Вот, племяша твоего сопроводили.
– Халат и бахилы надень. – Валентин подал халат племяннику. – И недолго. Она всё равно спит, так что туда и обратно. Елена, ты останься здесь, нечего в реанимации экскурсии устраивать.
Тимка поспешно натянул поверх кроссовок бахилы, нырнул в халат и скрылся за дверью. Лена поняла, что Валентин специально услал его, чтобы поговорить о чём-то, чего сын слышать не должен, и у неё сжалось сердце.
– Что, Валь?
– Дело такое. – Семёныч нахмурился. – Во время операции в лёгких у нашей барышни, а именно в правом, обнаружилась опухоль. Надеюсь, что доброкачественная, гистология покажет. Опухоль очень маленькая, но я удалил сегмент лёгкого, оно и так было повреждено. Надеюсь, это правильное решение – ну не было времени провести гистологию, не ожидал я этого, пришлось принять такое решение. Мы завтра обязательно сделаем магнитно-резонансную диагностику, и уже будет готова гистология, так что поглядим, что и как, но пока факты таковы.
– И что теперь? – Лена почувствовала, как внутри у неё всё оборвалось. – Валь, это рак?
Тёплая рука Ники легла ей на плечо. Нет, не надо утешений и полуправды, она хочет всё знать.
– Если даже опухоль злокачественная, это первая стадия, которая не оставляет последствий, если её удалить, что я и сделал. Проколем Рону специальным препаратом и забудем всё как страшный сон. Мне пришлось сделать больший надрез, чем я планировал, чтобы удалить новообразование, и просканировать второе лёгкое и соседние органы. Микроскоп у нас очень сильный, но я ничего не выявил. Тем не менее выздоровление займёт куда больше времени, и потом понадобится операция, чтобы скрыть рубец. Сань, тот врач, что когда-то оперировал Нику…
– Пусть только она поправится немного, и я привезу ей врача. – Панфилов хмыкнул. – Не было бы счастья, да несчастье помогло, так, что ли?
– В данном случае – именно так. Зная свою кузину и особенности её характера, я смело могу заявить: даже в случае появления дискомфорта или болей она бы ни за что не обратилась к врачу и уж тем более – не обратилась бы ко мне. И всё закончилось бы весьма плачевно. Вот и делайте выводы. Может статься, наш Павел ей жизнь спас.
– А она – ему. – Ника фыркнула.
– Тимофею об этом ни слова. – Валентин вздохнул. – Тяжело оперировать своих. Но если не оперировать… вдруг чужой чего-то не заметит, что-то не так сделает? Гордыня, гордыня…
– А рука?
– Лен, рука – это семечки. Сломана лучевая кость, вывих плеча. Руке операция не понадобилась, вывих вправили, кости сложили как полагается, гипс наложили, будет как новая через пару-тройку недель. Тут бы с самым неприятным разобраться до конца… Вот и Тимка, езжайте домой, а я останусь с ней на ночь, всё равно утром моя смена. Ларисе расскажите, что и как.
Они спустились по лестнице, прошли мимо отделения, где полчаса назад услышали невероятную историю Варвары.
– Может, спросить о ней? – Ника вопросительно посмотрела на Лену. – Давай я зайду, спрошу.
– Можно потом позвонить. – Лена чувствовала страшную усталость. – Она никуда отсюда не денется в любом случае.
Но Ника уже нырнула в открытые двери, её шаги затихли в глубине коридора.
– Вот так всегда. – Матвеев сокрушённо покачал головой. – Вечно влипает в истории.
Лена промолчала. То, что стояло между ней и Варварой, очень сложно забыть и простить, и её покаяние или смерть не изменят случившегося. Заставить себя простить Варвару она пока не может. Но она пообещала ей найти маленькую девочку, и обещание своё сдержит, она не привыкла давать пустых обещаний.
– Едем домой, она в реанимации. – Ника быстро обернулась. – Завтра справимся, я записала телефон сестринского поста.
Они ехали ночным городом, отдыхающим от жары. Фонари освещали летние открытые кафе, украшенные фонариками, а они молчали, придавленные общей тайной.
– Мама там как? – Панфилов посмотрел на хмурого Тимку. – Спала?
– Спала. – Тимка вздохнул. – Очень бледная…
– Ну, так оно и должно быть. – Лена успокаивающе погладила его по спине. – Ты вспомни, какая была я два года назад, когда Валентин меня с того света выволок.
– И я был не лучше. – Панфилов вздохнул. – В меня как-то раз стреляли, и Семёныч вытащил меня с того света. Похоже, тут у всех есть опыт общения с ним как с врачом.
– Маму он не оперировал раньше и не лечил. Они вроде в ссоре. – Тимка снова вздохнул. – Упрямые оба, как черти…
Панфилов завёл машину во двор и запер ворота. В доме горел свет – Тимка открыл дверь, и они вошли за ним, признавая его право хозяина.
– Тихо, Юрик спит уже. – Лариса выглянула из комнаты, где находился Павел. – Ну, что там? Тима, я Юрика на твою кровать уложила…
– Я всё равно у мамы спать собирался. – Тимка сбросил кроссовки и направился к спальне Ровены. – А вы хотите – ночуйте, тёть Лена, ты тут похозяйничай, если что.
– Тима, а поесть?
– Я не хочу.
Он скрылся в спальне матери и плотно прикрыл за собой дверь. Только здесь он смог снова дышать – в темноте пустая комната, полная запаха духов и чистого белья, казалась ему странной, и он на ощупь добрёл до кровати и упал на неё, достав из-под покрывала подушку. Он уткнулся в неё, пахнущую маминым шампунем, и замер. Там, в доме, чужие люди – и человек, который едва не убил его мать. И хотя он, возможно, не виноват – но это он бросил маму в стену так, что её рёбра треснули и пробили лёгкое. Знать, что он здесь, невыносимо, как невыносимо быть в доме без мамы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});