и достойнее. Жить-то потом дальше нахрена?
Схватив ветку, с досадой швырнул ее в огонь, нахально прижавшись полностью к засопевшей беспечно Полине. Вот и с чего поперло на размышления в стиле благородного и совестливого героя второсортного романчика? Я тут, между прочим, девушку планомерно и без всякого стыда и раскаяния соблазняю, а не ностальгии по ушедшему предаюсь. Еще раз с подозрением зыркнув на Белоснежку, спросил себя: может, ну его на фиг вообще? Что-то как-то не так, не по плану идет у меня с ней. Ладно, утро покажет — оно имеет полезное свойство развеивать вот такие вот ночные псевдоромантические мороки.
Закрыв глаза, велел себе спать.
Глава 9
Бо-о-оже, как же хорошо-о-о…
Как же я люблю эти крепкие надежные руки, в которых мне всегда было так уютно. В которых я всегда чувствовала себя защищенной, в безопасности.
Тимка мой. Тимочка. Ну почему я раньше не сказала тебе о своих чувствах. Сколько ненужных событий могло пройти мимо, сколько ночей мы могли бы провести вместе, вот так, тесно прижавшись друг к другу. Сколько дней я могла бы начинать вот с такой чудесной неги: твое горячее дыхание у моей шеи, и чуть ниже, и вот уже рядом с ключицей, а тут и дисциплинированные мурашки резво маршируют навстречу едва угадываемым прикосновениям теплых сухих губ, что подкрадываются к вставшему по стойке смирно соску, подобно солдату на посту, вытянувшемуся во фрунт при виде командира.
— Да-а-а, — еле слышно шепчу, запуская жадные пальцы в отросшие локоны. И когда только успел так зарасти? Вроде только недавно подстригся перед… А перед каким событием он подстригся? — Хочу. Очень хочу. Всегда хотела, Тимочка.
— Белоснежка, ты либо закрой рот, либо открой глаза. Очень, знаешь ли, неприятно слышать чужое мужское имя из уст женщины, которую ласкаешь.
Что?
Какая Белоснежка?
Тима? Черт! Нет! Тимка женится!
А я у черта на куличках, застряла на чертовом необитаемом острове, с чертовым курортным жиголо, или как они там называются!
Хотя, по правде сказать, этот самый Марк — если он не врет и назвал мне настоящее свое имя — меньше чем за двое суток умудрился сделать так, что я уже не помню, сколько раз поменяла свое мнение о нем от самого плохого до отличного и обратно.
Открыла глаза и тут же уперлась взглядом в сердитый прищур того, кто, собственно, и держал меня в объятиях.
Точно не Тимка.
И никогда не станет кем-то, хоть отдаленно похожим на мужчину моей мечты — серьезным, обстоятельным, вдумчивым, спокойным и взвешенным. И брюнетом, между прочим. В смысле, от природы.
Скорее, спонтанным, насмешливым, даже ехидным порой, бесцеремонным, бесстыдным, чересчур откровенным в разговорах о сексе, слишком прямолинейным, ничего не обещающим, ни к чему не обязывающим. Блондином. Но блондином трезвым и честным.
Честным. По крайней мере в том, как он относится ко мне. Хотя правильнее будет сказать — от меня. И, кстати…
— Марк, ты меня хочешь? — спросила в лоб.
Выгоревшие на тропическом солнце брови взметнулись вверх.
— С первого взгляда, Белоснежка. У меня встал на тебя, как только я узрел ямочки на твоей шикарной заднице, по которой елозили эти блестящие черные локоны, — не помедлил он с ответом ни на секунду и не смутившись ни на йоту. Потому что где Марк и где смущение? Даже не на соседних континентах, похоже.
Он сжал широкой ладонью именованное шикарным место и, отодвинув покрытым утренней небритостью подбородком волосы, слегка прикусил мочку уха — не сильно, но жаркая волна щедро плеснула в самый низ живота, опалив внутренности и заставив бедра судорожно сжаться и потом инстинктивно попытаться раскрыться. Для него.
Для Марка.
Не для Тимы.
Сейчас, спросонья, пока здравомыслие мое еще не раскачалось на полную, признавать наличие влечения к едва знакомому мужчине оказалось еще проще, чем вчера. На удивление. А я-то думала, что утреннее солнце имеет совершенно обратный эффект. Или дело в том, где мы. Или в самом бесстыже откровенном Марке.
— А если я скажу, что тоже хочу тебя? — Я прикусила губу, с нетерпением всматриваясь в лицо капитана, отдавшего предпочтение не своей обожаемой белоснежной красавице яхте, уплывшей без него, а незнакомой девице, свалившейся по глупости в воду.
— То я отвечу, что ты сейчас пытаешься обмануть в первую очередь себя, Полин. Ты не меня хочешь. Не Марка Зарицкого. Ты хочешь воспользоваться моим телом, чтобы доказать что-то то ли себе, то ли кому-то, кто обидел тебя. Сильно обидел.
Не правда. Не. Правда.
Ладно.
Может, и правда. Но разве обязательно все портить, когда я взяла и решилась? Наплевать, по какой причине.
— Это меняет твое отношение ко мне?
— Не-а. Какой дурак откажется быть использованным такой красавицей? — И он, не отрывая взгляда от моих губ, сполз чуть ниже и лизнул открывшуюся в распахнувшейся льняной рубахе грудь. — Но тут есть нюанс, рыбка моя. Ты повторишь мне это на большой земле, когда мы вернемся на нее. И тогда я зажгу для тебя все звезды на небесах.
Дразнящее удовольствие от мимолетной ласки омыло меня, брызнув от места его влажного касания покалывающими искрами по всему телу, но избавить совсем от привкуса разочарования не смогло. Вот почему я вечно обречена быть какой-то неуместной или несвоевременной? Все у меня или потом когда-то, или уже поздно, или место с обстоятельствами не подходящие, или человек не тот.
— На одну ночь? — фыркнула я, завозившись в объятиях Марка, подумывая гордо отстраниться, но, собственно, зачем себя лишать хоть таких приятностей? — Ох, похоже, я уже упустила свой шанс, ведь предложенная мне среда была вчера.
Щедрый даритель (хотя пока только обещатель сказочного наслаждения) потерся колючим подбородком о мое плечо, издав задумчивое «м-м-м».
— Скажем так: я расширяю… хм-м… или углубляю? Не суть, изменяю мое предложение. На одну, на две, на неделю. Готов быть использованным тобой до конца твоего отпуска.
Я даже приподнялась, оглядываясь на него изумленно.
— С чего это вдруг?
— Почему нет? Я никогда не был жадиной. К тому же вроде как виноват перед тобой, хотя по мне, так все здорово. Ну или, скажем, у меня особенный подход и отношение к землячкам. В общем, почему бы тебе самой не придумать ту причину, что больше придется тебе по душе.
— А потом?
Вот теперь сам Марк отстранился от меня, падая на спину и с удовольствием потягиваясь всем своим загорелым и по-прежнему очень-очень голым мускулистым телом.
— Белоснежка, не загадывай так далеко. Живи сегодня и сейчас. Кто знает,