Так братья развлекались с Бриджит в течение трех лет, даже тогда, когда она стала невестой горного инженера и имела с ним нормальные половые отношения. Она долго откладывала свадьбу, ссылаясь на то, что без нее миссис Донелли не справиться с ведением домашнего хозяйства. Рутинная же причина заключалась в том, что ей хотелось подольше побыть рядом с братьями и продолжать истязать их. В конце концов, верх одержал инженер, она вышла замуж, и они уехали в Южную Африку.
Приблизительно с неделю братья чувствовали себя покинутыми и не находили места, пока Эсмонд не предложил: «Вообрази, что ты Бриджит», Он разделся и лег на постель, и его брат отстегал его кожаным ремнем. Эсмонд испытал оргазм. Потом Эсмонд взял в руки ремень, и Донелли представил себе, что его брат – Бриджит, и также впервые довел себя до оргазма.
Возвратившись в Англию в возрасте четырнадцати лет, Донелли и его брат стали посещать небольшую публичную школу. Донелли стал педерастом, а Эсмонд, годом старше брата, сумел избежать этой участи. Донелли был законченным гомосексуалистом, испытывал потребность в еженедельной порке. Однажды во время порки учитель снял брюки и изнасиловал его. И хотя задница у него очень болела, этот первый опыт соединения мужеложства с избиением принес ему двойное наслаждение. Он сказал, что половое сношение без предварительного избиения не приносит ему полного удовлетворения.
Конечно, я задержался у Донелли дольше, чем на полчаса, и даже выпил еще бокал рома. Он долго рассказывал мне о своем сексуальном опыте, раскрывал в живописных деталях свое знакомство с борделями всего мира. Чтобы рассказать о мужчине, имевшем столько сексуальных извращений, потребовалось бы еще страниц двадцать. Чем он только не пользовался для удовлетворения своей похоти – женские волосы, модные женские туфельки, теннисные рубашки, резиновые сапожки и плащи, пистолеты, кнуты, трости, бритвенные лезвия, – все шло в ход. К полуночи он показал мне свою коллекцию пистолетов, порнографических открыток, кнутов и тростей. Наконец он дал мне подержать плетку, которая называется «кошка». Я взмахнул ею, и она со свистом разрезала воздух, а он прижмурил от наслаждения глаза, будто услышал приятную мелодию. Затем он предложил мне:
– Вы не хотели бы использовать эту «кошку» в деле?
– На вас?
Я уже давно догадался, что все идет именно к этому.
– Да.
– Это бы выглядело довольно глупо.
Он умоляюще схватился за мою руку.
– Даже в обмен на рукопись?
– Вы позволите ее забрать?
– Вы сможете снять с нее копию, а оригинал возвратите.
– Хорошо.
Голос у него стал хриплым.
– Перейдем сюда.
Мы вошли в соседнюю комнату. Там ничего не было, кроме огромной, старомодной двойной кровати, на которой лежал матрас, выглядевший не комфортабельней обычной деревянной доски. К четырем стойкам кровати были приделаны кожаные ремни, на концах которых закреплены наручники.
Неспешно, без всякого смущения он скинул с себя всю одежду. Я заметил на окнах тяжелые занавеси. Теперь я понял, почему Донелли разогнал всех своих работников. В деревянных зданиях такого рода звуки ударов разносятся на значительное расстояние, особенно в тихие южные ночи, когда даже стрекот цикад слышен за милю.
Совершенно обнаженный, он улегся на широкую постель, и я впервые смог поднять на него глаза с тех пор, как мы вошли в эту комнату. Вся его спина, ягодицы и бедра представляли одну сплошную затянувшуюся рану. Его тело было подобно занесенной снегом дороге, сплошь изрытой колеями проехавших по ней грузовиков. Еще удивительно, как он сохранил способность что-нибудь чувствовать.
Я защелкнул наручники на его запястьях и лодыжках, затем с помощью ремней вытянул его тело на всю длину. Сперва я застегнул наручники довольно свободно, но он нетерпеливо скомандовал: «Потуже!» Затем, повернувшись лицом ко мне, закрыв глаза, выдохнул: «Начинайте!» И я понял, что отступать уже поздно. Одно мне было любопытно знать, сумею ли я выдержать до тех пор, пока он сам не попросит меня остановиться. Итак, я взмахнул над головой плетью, и со зловещим свистом, изо всех сил опустил на его обнаженное тело. Меня поразило, какой глубокий кровавый след она запечатлела на его спине. На мгновение я заколебался, но он процедил сквозь стиснутые зубы: «Продолжайте, не останавливайтесь!» Мне ничего не оставалось, как нести крест, добровольно взваленный на плечи: я нещадно хлестал его плетью. Если бы я видел, что причиняю ему страдания, я бы не выдержал этой пытки, но было очевидно, что удары доставляют ему истинное наслаждение. Когда на его теле выступила кровь, я на мгновение остановился, но он нетерпеливо простонал: «Пожалуйста, продолжайте!» Наконец он попросил: «Хватит». И я подумал, что все закончилось, но он сказал: «А теперь возьмите трость». И я вынужден был взять увесистую, покрытую кожей, офицерскую трость и начал обрабатывать ею его ягодицы и бедра. Я бил тростью изо всех сил, руки мои стали уже уставать, даже трость слегка прогнулась, но он терпеливо сносил удары. После десяти минут такой изнурительной работы я в изнеможении опустился на деревянный табурет и сказал: «Все. Больше не могу. Мне нужно передохнуть». Он лежал не шевелясь, и я понял, что он потерял сознание. Я потряс его за плечи, но он даже не пошевелил ресницами. С облегчением я заметил, что он все еще дышит. Если бы он умер, мне трудно было бы объяснить, что все это я делал ради литературы.
Я пошел в другую комнату и выпил немного пива. Затем вернулся к нему и вытащил из кармана его брюк ключ от сейфа. Открыв сейф, я перебрал конверты и письма, но ничего относящегося к Эсмонду Донелли я там не обнаружил. Из верхнего отделения я извлек ящичек и открыл его. Красный крест на его крышке свидетельствовал, что это была обычная аптечка, и на первый взгляд содержимое соответствовало назначению ящичка: там были бинты, липкий медицинский пластырь, бутылочка с антисептиком. Меня удивило такое небольшое количество бинтов и противовоспалительных средств, даже если Донелли подвергает себя истязанию хотя бы раз в году. При более тщательном исследовании содержимого аптечки я обнаружил ряд предметов, назначение которых было неясным – множество закупоренных с двух сторон зеленых трубочек, к их круглым пробочкам были приделаны какие-то проводки, которые показались мне детонаторами. Обнаружил я там также бутылку, заполненную каким-то коричневым порошком. Я осмотрел одну из трубочек. Сделана она была из пластика и заткнута с двух сторон пластиковыми пробками. Я вытащил обе пробки и попытался посмотреть сквозь трубочку, как в телескоп, но в середине ее было какое-то перекрытие, разделявшее трубочку на два отделения. При свете лампочки на потолке я разглядел, что разделяющая трубочку перегородка сделана из металла.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});