Андрей промочил горло водой из стоявшего на столе стакана и продолжил:
— Самолетов у нас тоже больше, но с качеством и умением их применять дело обстоит еще хуже, чем в танковых войсках. Мы задержались с разработкой нового поколения боевых машин и поэтому все наши самолеты значительно уступают немецким аналогам по тактико-техническим характеристикам, особенно по максимальной скорости. С надежностью тоже не все хорошо, до культуры производства немецкой авиапромышленности нашей далеко. Индивидуальная и тактическая подготовка летчиков "Люфтваффе", прошедших за последний год три сложные кампании, также на высоте. Наш средний пилот значительно уступает им.
Но самое главное преимущество немецкой армии – во взаимодействии частей. Прежде всего это обеспечивается развитой системой связи, особенно радиосвязи. Насыщенность радиостанциями во много раз превосходит нашу, они установлены практически на всех танках и самолетах, имеются почти во всех пехотных частях, вплоть до взвода, что позволяет добиться слаженности действий всех видов войск, реагировать на изменение обстановки, вовремя вызывая артиллерийскую и авиационную поддержку и оперативно корректируя их огонь. К этому можно добавить прекрасно организованную разведку, включая авиационную с использованием специально сконструированных для таких целей самолетов. Все это в комплексе позволяет, действуя относительно небольшими мобильными силами, нанести поражение пусть и превосходящим, но медленным, "слепым" и "глухим" силам противника, разбивая его части поодиночке, одну за другой.
Воронов закашлялся и опять отпил воды. В кабинете стояла глухая тишина, генералы удивленно смотрели на него, слегка обалдев от неожиданности и откровенности ТАКОГО анализа.
— Есть у немцев и недостатки. Во-первых, это наличие огромного количества штабов, иногда с перекрывающимися полномочиями, что часто ведет к неразберихе. Чем выше уровень, тем больше это проявляется. Второй недостаток вытекает из достоинств, а именно мобильности и моторизованности. Передовым, удаленным от баз и постоянно маневрирующим частям требуется постоянное снабжение большими количествами горюче-смазочных материалов, то есть они очень чувствительны к перебоям в снабжении. Это их слабое место и надо это использовать. В-третьих, мобилизационный потенциал Германии достаточно низок. Это касается всего и в первую очередь самых квалифицированных специалистов – пилотов. У немцев нет системы быстрой подготовки большого количества летчиков и поэтому, после потери подготовленных до войны они столкнутся с острым дефицитом качественных летных кадров. Это только один из факторов, показывающих неготовность Германии к длительной войне.
В связи со всем этим я предполагаю, что полученный нами немецкий план может быть успешен до определенного этапа. Если мы не предпримем никаких дополнительных мер, то практически все имеющиеся у нас на западе кадровые части погибнут в приграничных котлах в первые две-три недели войны, окруженные и лишенные снабжения и управления. Оборонительную линию на новой границе мы достроить не успеем, более того, из-за ее строительства будет значительно ослаблена старая, поэтому вырвавшиеся на оперативный простор бронетанковые кулаки легко ее прорвут. Достижение этого этапа означает, по мнению немецких стратегов, практически выигрыш войны. Они, видимо, недооценивают наш мобилизационный потенциал и волю к сопротивлению. Тем не менее, мобилизация резервистов и переброска частей из Средней Азии и Дальнего Востока позволят, в лучшем случае, замедлить продвижение уже потрепанных немецких войск и остановить их с наступлением холодов на линии Ленинград – Москва – Харьков – Таганрог, а, возможно, и за ней. В любом случае, мы теряем основные промышленные и сельскохозяйственные центры. Дальнейший ход войны уже трудно предсказать.
Андрей перевел дух. Присутствующие, в массе, с неприязнью смотрели на него. Некоторые поглядывали на Сталина, пытаясь угадать по его лицу отношение к сказанному. Но Вождь с отсутствующим видом пыхтел трубкой, ни на кого не глядя.
— Мне кажется, вы сгущаете краски. Преувеличиваете мощь германской армии, — опять первым мягко отреагировал Шапошников.
— Да это вообще клевета на Красную Армию! Из какого пальца ты высосал этот дурацкий анализ? — гораздо грубее возмутился маршал Кулик.
— Действительно, — поддержал их Тимошенко. — У Красной Армии тоже есть боевой опыт. Испания, Халхин-Гол, м-м-м… Зимняя Война, наконец.
— Не так уж много частей имеют этот опыт и не такой уж он положительный, — огрызнулся Андрей. "Вот подставил, усатый! А я теперь должен отдуваться!"
— И это не компенсирует остальных недостатков, — добавил он.
— Германия слаба ресурсами. В условиях блокады с моря она не выдержит затяжной войны, — высказал свое мнение Молотов.
— На первое время заберут у нас. Да и не так уж мало у них есть. На пару-тройку кампаний хватит. Сможем ли мы столько продержаться? — парировал Андрей.
Берия, потиравший пенсне, вдруг резко поднял голову и, пристально посмотрев на Рычагова, спросил:
— А почему вы молчите, товарищ Рычагов? Вы, что же, согласны с нелицеприятным мнением товарища Воронова о нашей авиации?
"Хитер! Что-то подозревает наверняка. Почему Сталин решил не делиться тайной хотя бы с ним? Или, все-таки, частично рассказал?" — задумался Андрей.
Рычагов мрачно оглядел с нетерпением ждущих ответа генералов и лаконично сообщил:
— Полностью согласен. Так оно и будет.
Признание Командующего ВВС подействовало на сразу притихших собравшихся отрезвляюще. Призрак военной катастрофы, от которого они до этого лениво отмахивались, вдруг обрел зримую плоть.
Внезапно поднялся из-за стола Сталин:
— Так как будем оборонять страну, товарищи военачальники? — строго спросил он, возвращая разговор в деловое русло.
Встал Мерецков:
— Присоединяюсь к мнению Ватутина о необходимости превентивного удара. Это самый верный вариант – взять инициативу в свои руки.
— Согласен. Только решительный удар по врагу приносит успех! — поддержал его маршал Буденный, наверняка вспоминая свои лихие кавалерийские броски.
Андрей взглянул на Сталина, который опять изображал из себя сфинкса и понял, что тот снова предоставил ему отбиваться в одиночестве:
— Нельзя. Будет только хуже. Ударные группировки завязнут в обороне пехотных дивизий Вермахта, в то время, как его подвижные части нанесут эти ваши пресловутые контрудары по флангам. В итоге – то же окружение, только на 50–70 километров западнее. И части, которые на нашей территории могли бы еще вырваться из котлов и продолжать сопротивление, там погибнут наверняка. Поймите же, РККА в нынешнем состоянии не соперник Вермахту в мобильной войне.
— Так что же нам, сдаваться, по-твоему? — возбужденно прокомментировал Кулик. — Ты сам что предлагаешь, аналитик хренов?
Андрей, конечно, много размышлял об этом. Еще ТАМ. Но высказываться было немного страшновато. Все-таки огромная ответственность. Вдруг он ошибается? Не такой уж специалист. Немного поколебавшись, он решился:
— Заранее отступить к старой границе, оставив минимум войск прикрытия. Закрепиться стрелковыми дивизиями на линии УРов, укрепив и расширив их. Она короче, чем новая граница и лучше оборудована. Будет выше плотность прикрытия. Дополнить мощной полевой обороной. Все это, соблюдая секретность и создавая у противника впечатление, что наша основная группировка находится у границы.
— Оставить советскую территорию? — возмутился Ворошилов. — Это преступление! Чего мы этим добьемся?
— Вот именно, — согласился с ним Мерецков. — Просто так отступить? Это потеря инициативы, а противника никак не задержит.
— Нет, не просто отступить. Вспомните войну с Наполеоном. Слабое место Вермахта – коммуникации. По ним и надо бить. Для этого достаточно действовать малыми группами, с заранее подготовленной инфраструктурой. Кроме того, все железные и просто дороги, мосты и важные здания тоже должны быть заминированы заранее. Так что легкой прогулки для немцев не будет. Они не готовы противостоять такому типу войны. Поэтому не надо жертвовать почти всей кадровой армией, чтобы задержать противника на те же пару недель. Прочно закрепившись на старой границе, мы сможем парировать возможные прорывы врага подвижными мехкорпусами, находящимися в резерве каждого фронта, но не такими, как планируется, а раза в четыре меньше, но полностью укомплектованными.
— Может получится, — сказал Шапошников. — А если все же прорвут и линию УРов?
— Иметь значительный мобильный резерв Ставки, оперативно перебрасывать авиацию. Кроме того, нужно создать и вторую линию обороны. По левому берегу Днепра.
— Как план первоначального сдерживания подходит, — решился вступить Василевский. — Но на каком-то этапе надо перехватывать инициативу и переходить в наступление. Хотя бы на отдельных участках. Иначе, в конце концов, противник прорвет любую оборону.