было как-то неспокойно на душе.
— Это всё как-то… уж очень маловероятно. Ты же сам двоедушник, ты же знаешь, что совпадений…
Арден вздохнул.
— Совпадений не бывает, Лесом правит Большой Волк, Принцесса Полуночи открывает врата в мир духов, а истинная пара означает вечную любовь, которая накрывает с головой и не сравнима ни с чем. «Встретить истинную и умереть с ней в обнимку» — так, кажется, принято у двоедушников?
Я прикусила губу. Он не знал об этом, конечно, но я была последним человеком, который станет говорить про вечную любовь.
— Крысиного Короля забыл, — неловко пошутила я.
— Хорошо, — покладисто сказал Арден. — Ещё Крысиный Король бегает вокруг и всех обманывает. Думаю, чисто из спортивного интереса.
Я фыркнула и вдруг поняла, что мы сидим за рабочим столом, совсем близко друг к другу, и тонкие мужские пальцы с иссиня-чёрными татуировками переплетаются с моими.
Это было… неожиданно приятно. И когда Арден легко поцеловал мою ладонь, прикусил костяшки, подул — я против воли вспыхнула.
— Выбрось всё это из головы, — посоветовал он. — Расскажи лучше про клей.
x
Он втирает тебе дичь, — сказал мне внутренний голос. — Полную, полную дичь.
Он держит тебя за дурочку и думает, что ты поведёшься на ласковые улыбочки, эти вот руки красивые, эти вот губы, ну и всё остальное. Растечёшься розовой лужицей и будешь моргать. И в смысле, ты уже растеклась?
Ну была ведь полиииция, — скулила розовая лужица. — Полиииция ведь сказала, что это ничего такого! И документы все клиент прислал! Признай, ты просто психанула и возомнила о себе невесть что.
А если Ливи была права? Если это действительно «связано с», а ты вовсе и зря отмахнулась? У тебя что, на старости лет совсем инстинкт самосохранения выключился? Может быть, ты просто мечтаешь втайне вернуться в Амрау и жить положенную жизнь, и все эти шесть лет по чужим документам были совершенно зря? А, а, а, Кесса, ну-ка? Так ты не стесняйся тогда, так и скажи! И давай тогда билеты сразу купим, чего стесняться. Собирай чемодан, да поехали.
Вовсе даже и ничего такого! Просто я уже взрослая девочка, и различаю повышенную тревожность и здоровую картину мира. Пора прекращать всё это и жить, как все: гулять с мальчиками, работать, планировать будущее и знать, что иногда вещи просто случаются, нет в этом ни воли Полуночи, ни злого умысла. Все так живут, Кесса. Все так живут.
А если все будут в окно прыгать?..
У внутреннего голоса был голос мамы. И внутренний голос был, конечно, прав: мне следовало быть в тысячу раз осмотрительнее.
Но в Ардене, — в его внимании, в его улыбке, в привычке вертеть в татуированных пальцах кончик рыжеватой косы, — было что-то, из-за чего у меня отключался мозг.
А может быть, что-то во мне настолько устало бояться, что совсем перестало различать: где паникёрство, а где — разумная предосторожность.
Поэтому пока внутренний голос истерил, семафорил и требовал устроить Ардену допрос с пристрастием с проверкой всех возможных документов на водяные знаки, я, глупо улыбаясь, уже читала вводную лекцию по адгезивным свойствам материалов. Арден слушал внимательно и даже записывал, но по задаваемым между делом вопросам было ясно, что его знания химии в лучшем случае фрагментарные.
— Как вообще тебя зачислили на третий курс? Мы это полтора года учили.
— Не знаю, — Арден пожал плечами. — У меня были документы на перевод, как-то там по ним сделали. Да ничего страшного, нагоню как-нибудь. Ты ведь поможешь?
Я глядела на него с сомнением. Даже если он решил окручивать зажатую отличницу ради дополнительных занятий, план был не то чтобы обречён, — но явно имел тенденцию к провалу. Потому что Арден не понимал разницу между олигомерами и полимерами, и руки у него действительно росли не совсем откуда надо.
Не из жопы, нет. Если ты долгие годы учишься сложным мелким жестам, так нужным заклинателям, у тебя, конечно, развивается потрясающая мелкая моторика. Арден мог двинуть мизинцем ровно так, как было нужно для какого-то из заклинаний, — зато круглозубцами он чуть не отхватил себе полфаланги.
Ладно хоть почерк хороший, на том спасибо.
Потерпев поражение на теоретическом поприще, я решила зайти с другой стороны. В конце концов, для того, чтобы делать, что нужно, не обязательно понимать, как оно всё работает. Можно просто выучить, какой клей для чего подходит, — их всего в мастерской штук пятнадцать, не велика проблема.
Здесь Арден совсем расслабился и расхулиганился: сманивал мою ладонь в свои пальцы, и поглаживал, целовал, покусывал.
А в какой-то момент заявил:
— Ты такая серьёзная!
И стоило бы, наверное, огрызнуться, — но я покраснела. И, синхронно убедившись, что мастер Гаррес увлечена монографией, мы поцеловались.
Было что-то в том, чтобы целоваться быстро, коротко, опасаясь быть увиденными.
И я, пожалуй, входила во вкус. От его губ, от вкуса его дыхания, от тепла, от близости — от всего этого душераздирающего комплекса ужасно глупых вещей у меня ускорялось сердце и дурманился разум. Я вся делалась какая-то весёлая и хмельная, будто оказалась вдруг в нужный момент в лучшем месте Леса.
И торопиться незачем, и идти некуда, — потому что вот же оно, то самое, твоё. Не нужно больше бежать, можно замереть вот здесь — и остаться, раствориться в этих касаниях, покориться ощущениям и начать, наконец,