Читать интересную книгу Казачьи сказки - Коллектив Авторов

Доехал. Солнышко блескучее. Погода играет.

Подъехал к храму. С коня слез, на себе порядок навел. Заходит: народу никого. Полумрак в церкви, тока свечи горят. Тихо. Спокойно на душе у казака. Упал Евлоха на колени перед иконами, долго молился. Вдруг слышит за спиной шепоток. Оглянулся: нету никого. А голос-то вроде бы знакомый будет. Никак опять она – та самая замараха. Страсть вошла в казака, заиграла в его душе досада.

Вышел из храма. Ветер тут поднялся. Пылью Евлоху обдал. Солнце тучей заслонилось. Зябко казаку стало, нехорошо.

Вскочил казак на коня и поехал прочь от станицы. Мысли тревожные. Долго так ехал. Очнулся. Вроде смеркаться начало. Надоть где-то на постой останавливаться. Видит, копешка сена стоит. Чем не ночлег? Зарылся в сено, веки смежил. Не идет сон. А тут луна вышла полная. Льет белым светом на всю округу, не дает покоя.

Вдруг слышит, сено зашелестело. Чой-то? Може конь? Потом чья-то рука по лицу его – лап. Раз да другой. Занемел Евлоха. Ни рукой двинуть, ни слово вымолвить. И голос. Суженый мой… Ведьмака! Схватил казак шашку и махнул сгоряча. Застонала дева, заохала. Закричала-запричитала. Зацепил ее, видать, казак шашечкой-то.

Слетел Евлоха с копешки. Колотит его. Холодным потом обдает. Призвал коня. В сторону копешки не оглядывается. Боязно. На коня. И в бега.

Остальную дорогу сделал наугад.

Долго кружил по перелескам да по займищам, пока сердце свое успокоил. Ишь, какая ведь повадливая девица оказалась! Видит, вроде костерок на поляне горит. И люди об чем-то гутарят. Подъехал потихоньку. Прислушался. Понял – разбойники добычу дуванят. Двое себе злато-серебро поделили. А молодому девица досталася. Молодой разбойник возмущается: зачем ему такая девица, иль в воровстве он не первым был. И до драки дело доходит. Вот-вот сцепятся.

– Ну, коль она тебе не нужна, то мне в самый раз, – прошептал Евлоха.

Вынул он пистоль и стрелил вверх. Крикнул-гукнул. Разбойники наутек кинулися. А казак девицу подхватил на коня и айда прочь от этого места.

Едут они. Девица припала к нему. Сердечко бьется часто, как у воробья. Разнежился казак. Обнял ее покрепче. И подумал: «Вот она, суженая моя». Слышит, она ему шепчет: «Говорила я тебе, что твоя суженая». Ба! Да это ж та самая девка-грязнуха. Да что ж за напасть такая, Господи! Ссадил казак ее с коня, словно мешок сбросил.

– Доняла ты меня измором!

И опять в бега кинулся. Долго ли, коротко ли времечко прошло, вернулся Евлоха домой насупоренный. Не нашел, кого искал. Мать его встречает. Посмотрела на него, головой покачала. Что тут говорить, единственное дитятко и так понять можно.

Видит казак, девица по двору ходит. Спрашивает у матери:

– Кто така?

– Да работница наша, Маруня. Сиротинка. Пришла к нам в хату. Грязнуха-грязнухой. А счас гляди, какая чисторядная. Работа в ее руках так и горит.

А Евлоха уже матерю не слушает. Насторожился. Подошел к девице. Уставился на нее. Желваками играет. Плеточкой помахивает.

– Кто така, говори?!

– Кто така, не знаю, – отвечает она, – сирота я, с малолетства по людям ходила.

Смекает Евлоха, голос вроде бы не тот, что у грязнухи. Та натужно говорила, а эта будто колокольчиком прозвенела. И лицом Маруня бела, и чисторядная, и скромная, видать, вишь глаза потупила.

Отошел Евлоха от Маруни, говорит матери:

– Ничего девка, узюмная.

Матери эти слова по сердцу.

– Мне Маруня уже как родная стала, – говорит мать. – Ты к ней приглядись. Как раз по тебе девка, право слово.

Махнул казак рукой: мне, мол, все равно. И пошел с дороги прилечь.

Вечером отец с поля приехал.

– Женить его надо. Нечего более с этим делом тянуть.

Сказал, как отрубил.

Собрал отец на совет всех родственников. Позвали Евлоху. Отец спрашивает его:

– Кого за тебя будем сватать?

Отвечает Евлоха:

– Лишь бы для вас была хороша, а для меня будет.

– А ты своего ума-разума приложи.

– Я из вашей воли не выхожу.

– Ишь, какой слухменый сделался! Иди! Совет будем держать.

Судили-рядили. Так-сяк. Жена не сапог, с ноги не снимешь. Порешили: пусть жребий тянет. Ему век вековать. Пусть на себя и пеняет, если что не так.

Написали на бумажечках имена всех девок станицы, что на выданьи. Мать настояла, чтоб и Маруню туда тож вписали. Свернули бумажечки трубочками и положили в красный угол, под иконами.

На том и разошлись.

Чуть свет подняли Евлоху родители. Помолились. Взял Евлоха жребий. Развернул. А там Марунино имя вписано. Вдруг защемило у казака сладко на сердце. Облегчение на душе. Как будто ждал этого.

Сели за стол. Маруню пока не зовут. Отец покрякивает. Мать довольна: по ее получилось.

– Ну, что ж, – говорит отец, – она с виду приятная, походка ровная, да не дура, кажись.

Мать ему вторит:

– Невеста справная, работящая и смирная.

Посмотрела на хозяина: чтой-то он насупурился. И слукавила:

– Мужу жена будет хороша, да мне, грешной матери, каков почет будет?

И всплакнула. Клюнул на приманку отец. Согбенную спину разогнул. Бороду огладил. Глазищами сверкнул. Есть еще сила в казаке. На убыль не вся ушла.

– Не бойся, старуха, я-то на что? Из-под моей руки не вырвется.

И хлоп! – по столу кулаком. А матери того и надобно.

– Ладно, – говорит. И вздохнула облегченно.

Евлоха рядом стоит. Кубыть это дело его не касаемо.

Позвали Маруню. Спрашивают: согласна ли за Евлоху замуж иттить?

Та глаза потупила и отвечает: согласна, мол. И вышла. С достоинством, кубыть дело это для нее давным-давно решенное.

В день свадьбы поехали молодые в церковь. Там батюшка их спрашивает:

– Дружелюбно ли венчаетесь?

– Дружелюбно, – отвечает Евлоха.

– Дружелюбно, – вторит ему Маруня.

Стали колечками меняться. Сомнения опять запали Евлохе в душу: увидел он шрам на руке у своей невесты.

Приехали домой. Пир горой. А Евлоху беспокойство маит. На Маруню не смотрит: ему не до веселья. Наконец, решился выйти. Дружка его не пускает: не положено.

– Да мне, – говорит Евлоха, – до ветру. Я мигом. А то нутро от угощений себя оказывает.

Побежал он в баню. Обыскался. А все одно нашел, что искал. Вот они, лохмоты Марунины. Они самые. Бросил их Евлоха в печь. И вернулся к невесте.

Та спрашивает:

– В бане был?

И улыбается.

– Ага, был.

– Говорила я тебе, что суженая я твоя.

Вздохнул Евлоха с облегчением, тож разулыбался.

– Да, видно наши жизни с тобой давно пересеклись.

Тут гости горько закричали.

И поцеловались они.

Правду в народе говорят: суженую конем не объедешь. Кому кака доля достанется, так все и сбудется. И кому на ком жениться – как показано, так и будет. Хоть вы за тридевять земель будете – ничего: сыщете друг друга.

Султанская дочь

При царице это было, Катерине. Объявил турецкий султан Махмет войну. Позвала она на помощь казачков. Защитите, мол, землю русскую от бусурманской напасти. Дело привычное. Собрались казачки всем миром – и млад, и стар и пошли на защиту разлюбезного отечества.

И был среди них парень молодой по имени Родион. Необстрелянный еще. Тока-тока из малолеток вышел. И случилась с ним такая вот история.

Хотелось парню себя показать, перед товарищами утверждение заиметь. Рвался казачок то в разведку, то провиант у неприятеля отбить, на худой конец, в дозоре постоять.

Говорили ему станичники, вразумляли:

– Погодь, парень. Форсу в тебе еще много. Жизнь протянется, всего достанется.

Держали Родьку в обозе. Вместе с казаками, что в возрасте были, с перестарками.

Переживал Родька: никак его станичники за труса почитают. Не выдержал, ушел, не спросясь, в тыл к противнику.

Думает: «Вот возьму в плен султана турецкого иль, по крайности, его визиря. Простят тогда мой грех и награду дадут».

Недалече ушел Родька от наших позиций. Пикнуть не успел, как был схвачен янычарами.

Доставили Родьку прямо во дворец к самому Махмет-султану. Под его грозные очи. «Эх, – думает Родька, – виноватый я кругом. Пропадать, так не спросту. Ну, погодьте, гололобые». Взял под козырек да как гаркнет:

– Здорово, братцы!

Смотрит на Родьку султан, удивляется. Казаки в плен не даются, а этот, почитай, что сам пришел.

– Зачем, – спрашивает Махмет, – к нам пожаловал?

Родька сапожок вперед выставил: эх, была ни была.

– Хотел, – отвечает Родька, – тебя в полон захватить и до наших довести.

Говорит Родька, а у самого сердце, как заячий хвост колотится.

Загоготали гололобые, и сам Махмет-султан заулыбался. Видно, понравился ему Родька, безрассудная головушка. Молод да горяч, вот таких бы молодцов ему поболе. Хлопнул султан в ладоши. Принесли яства диковинные, вина заморские.

– Садись, – говорит Махмет-султан, – отведай с нами.