Башня стоит отдельно от других сооружений, выходя бойницами на реку и равнину. Поблизости теснятся другие здания: кухни, склады, помещения для слуг, псарни, конюшни, кузница – все необходимое для хозяйства. Апартаменты рыцарей в прекрасно содержащихся и украшенных домах, хотя в это время там жили только трое холостых рыцарей, остальные жили в своих поместьях поблизости от замка.
Часть рыцарских комнат была отдана оруженосцам. Это были мальчишки, которые обучались военному искусству, и Генри с Бинполом по приказу графини поместили среди них. Они быстро поняли, что опасности немедленно подвергнуться надеванию шапок нет, и решили выждать и посмотреть, как будут развиваться события дальше.
Все время я пролежал без сознания. Позже мне сказали, что я четыре дня не приходил в себя. Я помню незнакомые лица, особенно темноглазое лицо под голубым тюрбаном, которое становилось все более знакомым. Но только через неделю я окончательно пришел в себя. У моей постели сидела графиня, чуть поодаль стояла Элоиза.
Графиня улыбнулась и спросила:
– Тебе лучше?
Я должен выполнить решение… конечно. Я не должен разговаривать. Я ведь глухонемой. Как Генри. Где Генри? Глаза мои обежали комнату. Ветерок раздувал занавеси у высокого окна. Снаружи слышались голоса и звон металла.
– Уилл, – сказала графиня, – ты был очень болен, но тебе лучше. Тебе нужно только окрепнуть.
Я не должен говорить… Но она… она назвала меня по имени. И говорила по-английски.
Она снова улыбнулась.
– Мы знаем тайну. Твои друзья здоровы, Генри и Жан-Поль – Бинпол, как вы его называете.
Больше не было смысла притворяться. Я спросил:
– Они вам рассказали?
– В бреду невозможно следить за своим языком. Ты твердо решил не говорить и громко сказал об этом. По-английски.
Я со стыдом отвернул голову. Графиня сказала:
– Это не имеет значения. Уилл, посмотри на меня.
Голос ее, мягкий, но сильный, заставил меня повернуть голову, и я впервые рассмотрел ее по-настоящему. Лицо ее, слишком длинное, чтобы быть прекрасным, было добрым и мягким, она улыбалась. Волосы черные, чуть тронутые белизной, локонами падали на плечи, серебряные линии шапки виднелись над высоким лбом. Глаза были большие и честные.
– Я могу повидаться с ними?
– Конечно, Элоиза позовет их.
Нас троих оставили наедине. Я сказал:
– Я выдал нас. Ничего не смог сделать.
– Ты не виноват, – ответил Генри, – как ты себя чувствуешь?
– Неплохо. Что они собираются делать с нами?
– Ничего, насколько нам известно. – Он кивком указал на Бинпола. – Он знает больше меня.
Бинпол сказал:
– Они не похожи на горожан или жителей деревень. Те могли бы позвать треножников, эти – нет. Они считают, что для мальчиков хорошо уходить из дома. Их собственные сыновья тоже отсутствуют.
Я все еще чувствовал неловкость.
– Тогда они могут нам помочь, – сказал я.
Бинпол покачал головой, солнечный свет блеснул в линзах перед его глазами.
– Нет. Ведь в конце концов на них шапки. У них другие обычаи, но и они послушны треножникам. Они тоже рабы. Хотя и хорошо к нам относятся, но знать наши планы они не должны.
Я с новой тревогой сказал:
– Если я разговаривал… Я мог сказать что-нибудь о Белых горах.
Бинпол пожал плечами.
– Если даже так, они приняли это за бред. Они ничего не подозревают, считают, что мы убежали из дома, вы двое – из земли за морем. Генри взял у тебя карту. Мы ее спрятали.
Я напряженно думал.
– Тогда вы вдвоем должны бежать, пока это возможно.
– Нет. Потребуется несколько недель, чтобы ты был способен продолжать путь.
– Но вы можете уйти. Я пойду за вами, когда буду в состоянии. Карту я помню хорошо.
Генри обратился к Бинполу:
– Может, это и не так плохо.
Бинпол возразил:
– Нет. Если мы уйдем вдвоем, оставив его, они удивятся. Начнут нас искать. У них есть лошади, и они любят охоту. Поохотятся на нас после оленей и лис.
– Что же ты предлагаешь? – спросил Генри. Я видел, что Бинпол не убедил его. – Если мы останемся, на нас наденут шапки.
– Поэтому-то пока и лучше остаться, – был ответ Бинпола. – Я разговаривал с рабочими и парнями. Через несколько недель будет турнир.
– Турнир?
– Он происходит дважды в году: весной и летом. Пиры, игры, соревнования и борьба рыцарей. Турнир продолжается пять дней, но потом – день надевания шапок.
– И если мы тогда еще будем здесь… – проговорил Генри.
– На нас наденут шапки. Верно. Но нам не обязательно быть здесь. Ты к тому времени окрепнешь, Уилл. А во время турнира всегда большая суматоха. Мы уйдем, а нас целый день, а может, два-три никто не хватится. К тому же у них будет интересное занятие в замке, и им не захочется нас искать.
– Значит, до того времени, ты считаешь, нам ничего не нужно делать? – спросил Генри.
– Это разумно.
Я видел, что это так. Это также освобождало меня от перспективы, о которой я думал с ужасом, – от перспективы остаться одному. Я сказал, стараясь, чтобы голос мой не дрожал:
– Решайте вы вдвоем.
Генри неохотно сказал:
– Наверно, так и вправду будет лучше.
Время от времени мальчики приходили ко мне, но чаще я видел графиню и Элоизу. А изредка заглядывал и граф. Это был большого роста, некрасивый человек, прославившийся своим мужеством в турнирах и на охоте.
Однажды, лишившись лошади, он встретился лицом к лицу с огромным диким кабаном и убил его кинжалом.
Со мной он держался неловко, но дружелюбно, отпуская нехитрые шутки, над которыми сам же громогласно хохотал. Он плохо говорил по-английски, поэтому часто я его не понимал: знание языков считалось делом женщин.
Я до этого мало знал о дворянстве. В Вертоне люди из имения держались в стороне от сельчан. Теперь я узнал их ближе и, лежа в постели, имел время подумать о них, особенно об их отношении к треножникам. В этом, как и предположил Бинпол, они не отличались от других людей. Возьмем, например, их терпимость к побегам мальчиков из дома. Они относились к этому по-другому, чем селяне и здесь, и у нас в Вертоне, но это потому, что у них другой образ жизни. И капитаны в Рамни прекрасно понимали это. Для дворянства было естественно, что женщины должны быть прекрасны и образованны, а мужчины храбры. Войн не было, как некогда, но были другие возможности продемонстрировать свою храбрость. И мальчишка, пусть даже не благородный, который убежал от обычной жизни, по их мнению, поступил храбро.
И самое плохое, что вся эта храбрость и вся эта галантность – все напрасно. Потому что они принимали шапки и стремились к ним даже больше, чем их подданные. Это было обязательно для превращения мальчика в рыцаря, а девушки – в леди. Думая об этом, я понимал, как хорошие черты характера могут стать бесполезными. Какой смысл в храбрости без свободного разума, управляющего ею?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});