Читать интересную книгу Гонзаго - Андрей Малыгин

При дальнейшем же выяснении и вообще оказалось, что бабка, по ее словам, проживает на улице Черторижской в тринадцатом доме и даже в квартире номер шестьдесят шесть. Вот так фокус! Очень странное сочетание, попахивающее прямо какой-то мистикой. Впрочем, собственно говоря, ничего удивительного. Такое сочетание номера дома с номером квартиры вещь вполне реальная. В любом городе наверняка найдется. Но вот насчет улицы с совершенно непривычным на слух названием, дело, похоже, безнадежное. Таковой в их городе определенно нет и, всего скорее, никогда не существовало, даже в самые что ни на есть стародавние времена. Вот так хреновина, уважаемые сограждане, получается! А? Это уже действительно интересно. Это уже верная зацепка. Да еще и какая!

Веремеев весь внутренне ликовал. Да и как тут не радоваться — это же хорошее основание для ее задержания. Независимо ни от какого почтенного и даже перепочтенного возраста. Ну прямо камень с пятьдесят шестого размера груди свалился. Скорее всего, что он попал в точку, говоря Митрохину про дом душевной скорби, — естественно, как вы понимаете, про психобольницу. Но надо видеть, как себя бабуленция ведет, как говорит, ну совершенно ничего и не подумаешь! И даже наоборот, производит вполне приличное впечатление воспитанной и интеллигентной старушки. Да еще этот странный ее напарник — не по возрасту оченно веселенький игривый котяра. Уж тот-то наверняка не из этого мрачного заведения.

Подполковник даже про себя усмехнулся. А правда интересное словосочетание получается: кот — душевнобольной. И кто же ему такой диагноз смог бы поставить? Подобных специалистов-то в городе, наверное, днем с огнем не найти. Хотя черт его дедушку знает. Может, и такие имеются. Сейчас каких только профессий не расплодилось! Очень уж урожайное времечко. Во всяком случае, раньше по службе именно с такими ему сталкиваться не доводилось.

— Пани Ядвига, так, значит, вы пришли в антикварный магазин, чтобы сдать, а вернее продать вот эту самую вещь? — скользнув глазами по камее, доброжелательным голосом переспросил Веремеев. — Я правильно вас понял?

— Ну да, правильно. А как же еще? Все именно так и было, сынок, — тоненьким голоском пропищала старуха и по-детски доверчиво посмотрела на хозяина кабинета. — Именно чтобы продать эту вот вещь, я туда и зашла. А вот за что все-таки меня забрали, не имею даже никакого понятия. Да и вы сами-то, думаю, толком не знаете. — И она сокрушенно покачала головой. — Ну да ладно, что с вами поделаешь, детушки вы неразумные. Времечко до вечера у меня еще имеется. Мы ведь с Мамошей-то пока никуда и не спешим.

При этих словах Веремеев с Митрохиным выразительно переглянулись и похлопали глазами.

— Та-ак, понятно. А что это за каменное изваяние такое, пани Ядвига, и откуда оно у вас оказалось? — пробежавшись взглядом по каменным профилям и насторожившись глазами, снова спросил подполковник. — Уж не Александр ли Македонский на этом камне изображен?

И тут старуха опять начала рассказ о семейных реликвиях Радзивиллов, хранившихся в Несвижском замке, про камею Гонзага, находящуюся в Эрмитаже, и про удивительного мастера из древней Александрии, изготовившего эту редкую копию камеи. И чем дальше она уносилась назад во времени, тем более растерянными и озабоченными становились глаза и лица служителей порядка. Очень уж фантастически-необычной выглядела вся эта история.

Веремеев, взяв остро отточенный карандаш и лист бумаги, тоже царапал какие-то пометки для себя. При этом лицо его порядком раскраснелось, и он время от времени проходился носовым платком по нему. Чувствовалось, что внутреннее напряжение его все время нарастает. Сначала Митрохин, а затем и он сам опустошили по целому стакану воды из новенького графина и в который уж раз обменялись красноречивыми взглядами.

Подполковник снова на какое-то время застыл глазами на каменном изваянии, затем перевел их на своего подчиненного и как бы невзначай озвучил крайне важный для себя вопрос:

— Пани Ольховская, поверьте, все это крайне интересно и даже очень, о чем вы только что сейчас нам вот здесь рассказали. Мы отлично поняли, что это действительно старинная и ценная вещь. — Он сделал паузу, и лицо его еще больше напряглось. — А вот скажите, если это, конечно же, не секрет, и за сколько же вы ее хотели, то есть хотите, продать?

Бабка похлопала чистыми голубыми глазами и спокойно произнесла:

— Ну и зачем же, сынки, из этой истории мне делать совсем ненужный секрет? Вы же не преступники никакие безродные, не злодеи, правда ведь, а как раз наоборот. — При этих словах оба блюстителя порядка потупили взгляды и порядком порозовели. — Так что нет у меня от вас никаких таких секретов, родные. Ну и чего мне скрывать? За два с половиной миллиона… этих самых… долларов, — сделала она ударение на втором слоге, — почтенных. Хотя, конечно же, это смех, а не цена. Все-таки, как вы понимаете, третий век до нашей эры. На каком-нибудь престижном аукционе в мире она и на все пять или шесть без труда потянет, а возможно, и того побольше. Но уж больно деньги мне, милые, надобны сейчас. — Печально вздохнув, она сокрушенно покачала головой.

Митрохин резко поднял голову и отупело уставился на командира, как будто только что объявили о начале атомной войны, а у Веремеева тут же с треском поломался карандаш. Он пронзительно глянул на каменное чудо, лежавшее перед ним на столе, освободился от объятий кресла и, бросив почему-то в урну поломанный карандаш, спешно засобирался.

— Ты это, вот что, Митрохин, давай продолжай, только пока на черновике, а я ненадолго отлучусь. — Он энергично подхватил коробку с камеей и, закрыв крышку и сунув ее в бронированный сейф, запер ключом. — Тут такое дело, сам понимаешь. Необходимо кое-что срочно же уточнить. А то, невзначай, как бы чего тут не вышло не так. Ну ты же меня, надеюсь, понимаешь, капитан. Я тут на всякий случай вас снаружи запру. — И, положив ключ от сейфа в карман и не слушая больше никого и ничего, моментально выскочил из кабинета.

Весь в растерянных чувствах и обуреваемый эмоциями, подполковник Веремеев прыгнул за руль служебной «девятки» и, отпустив сцепление и резко нажав на газ, вылетел на улицу и сразу же влился в шумный поток городского автотранспорта.

Двигаясь по городу и имея солидный стаж вождения автомашины, Веремеев в то же время ну никак не мог сосредоточиться. Да это и понятно. В голове его постоянно возникали и сменяли друг друга исключительно смелые и приятственные картины, а в ушах так и застряли последние бабкины слова. Он снова и снова слышал ее голос, называвший просто сумасшедшие цифры стоимости камеи.

Сначала ему привиделась целая куча ценных заморских бумажек, которые быстро превратились в шикарный современный особняк с голубым глубоким бассейном, спрятанный в нарядной зелени кустов и деревьев. Потом в сверкающую свежей краской и скрипящую кожей мягких сидений роскошную автомашину, а затем и в белоснежную яхту на фоне берега с горными вершинами, разрезающую острым носом лазурную гладь теплого южного моря. И, конечно же, как неотъемлемый атрибут всей этой мажорной картины — бронзовые от загара аппетитные фигурки длинноволосых красавиц, плотным кольцом окружавших его. Подполковник уже явственно различал их соблазнительные загорелые тела, прикрываемые лишь узкими полосками купальников, их веселый девичий смех, озорные глаза и опьяняюще призывные позы, вызывающие рой самых жгучих заветных желаний, и тут же прямо перед собой услышал резкий пронзительно-нарастающий автомобильный сигнал. Отчего мгновенно очнулся и, прогнав видения, резко крутанул руль машины вправо, тем самым спасшись от неизбежного столкновения с крупным телом черного мерседеса.

Веремеев выругал себя самыми последними словами за необычайную легкомысленность, позволившую ему незаметно выехать на полосу встречного движения и чуть не врезаться в дорогую иномарку. Этого сейчас только и не хватало. Он тут же сбавил скорость и, ощущая нервную дрожь в руках и ногах, вскоре припарковал автомашину рядом с дверью знакомого антикварного магазина.

Пробыв у Равиковского с полчаса, Веремеев в приподнятом настроении возвратился на работу. Предварительно заскочив к своим знакомым в крупный продовольственный магазин, он купил кое-что вкусненькое для бабки на ужин. Об этом ему настоятельно советовал Михаил Наумович, да и он сам далеко не дурак, и не хуже других понимал, что задержанную старушку надо было как следует накормить. Вкусная еда и забота — это грозное оружие против всякого недовольства. На закуску подполковник прихватил спелые груши, бананы и отличный апельсиновый сок.

Всю дорогу назад его автомашина плавно катила по городу, с особой тщательностью соблюдая все правила дорожного движения. Блюститель порядка весело и душевно напевал куплеты старой известной песни: «Шаланды, полные кефали, в Одессу Костя приводил, и все биндюжники вставали, когда в пивную он входил…» При чем здесь была кефаль и мифический Костя, которого с подачи певца Марка Бернеса на слух знала вся страна, а вот в глаза его, похоже, никто никогда не видывал, оставалось большой загадкой. Но, по всей вероятности, все же какой-то тайный смысл, несомненно, имелся.