Читать интересную книгу Всё взять и смыться - Валентина Демьянова

- Ой, некогда мне! Детей кормить надо! Позже приходите!

Дверь захлопнулась, а я огорченно вздохнула и перешла к следующей квартире.

- Ну, что за люди такие! Им реальную помощь предлагаешь, причем безвозмездно, а они нос воротят. А ещё говорят, что народ у нас жутко нуждается. Да ни в чем он не нуждается! - шептала я себе под нос, яростно давя на кнопку звонка.

Послышались быстрые шаги, в следующую минуту дверь распахнулась и в проеме возникла женщина лет тридцати с дымящейся чашкой в руках.

- Вам кого? - удивленно спросила она.

Я окинула её быстрым взглядом и осталась очень довольна. Как раз то, что нужно! Простодушное лицо, широко распахнутые доверчивые глаза, приветливо глядящие на мир. Милый человек, не желающий зла окружающим и, в свою очередь, не ждущий от них никаких пакостей. Самый что ни есть подходящий объект для навешивания развесистой клюквы. Проникновенно заглядывая ей в глаза и богато модулируя голосом, я принялась повествовать о фонде и его безвозмездном милосердии.

- А какую помощь вы оказываете? - спросила она, задумчиво разглядывая меня.

- Любую! - бодро заверила я. - От выделения небольших денежных сумм до улучшения жилищных условий.

- Неужели квартиры даете? - воодушевилась хозяйка.

- Похоже, объект не только чрезвычайно простодушен, но ещё и с проблемами. А мне повезло и с ходу удалось нащупать болевую точку. Ну что ж, на этом и будем её раскручивать. - удовлетворенно подумала я, а вслух поспешила заверить:

- Если семья малообеспеченая, а в жилье остро нуждается, то и квартиры покупаем.

- Ой, ну что ж мы тут стоим! Проходите! - торопливо проговорила женщина и отступила в сторону. Идя впереди меня по коридору, она через плечо поинтересовалась:

- А почему ваш фонд именно наш дом выбрал?

- Выбирали не мы, а компьютер. - туманно ответила я, входя вслед за хозяйкой в крохотную кухню. Она рукой указала мне на стул и поинтересовалась:

- А вы кому-нибудь уже помогали?

По ней видно было, как она надеется получить положительный ответ, и я не стала разочаровывать бедняжку:

- Программа новая, начали её недавно, но уже около десяти семей в разных районах города улучшили свои жилищные условия.

- А что надо, чтоб получить помощь? - робко спросила женщина.

- Нужно предоставить сведения о членах семьи, роде занятий и среднем доходе на каждого. Кроме того, особые льготы мы предоставляем внештатным помощникам, тем, кто активно работает на добровольных началах. К сожалению, люди в вашем доме обитают странные. Я только что разговаривала с мужчиной с первого этажа, так он вообще отказался от помощи. А ещё говорят, что у нас народ бедствует. - поделилась я наболевшим.

- Это Вы, наверное, с Никифоровым говорили. Нашли к кому обращаться! У него денег куры не клюют, если захочет, сам фонд организовать может.

- А чего ж тогда здесь живет? Можно ведь поселиться и поближе к центру.

- Сами удивляемся! Привык, наверное! Ведь всю жизнь в этом районе прожил. Здесь раньше окраина была, частные дома стояли. В 61-ом их снесли, на освободившемся месте вот эти пятиэтажки построили и всех бывших домовладельцев в них заселили. В общем, соседи по участкам, стали соседями по дому.

- А вообще, что за люди в вашем доме обитают? - забросила я пробный шар.

- Да, разные! Только особо обеспеченных нету. - откликнулась хозяйка и с жаром принялась рассказывать, кто в какой квартире живет и чем занимается. Похоже, мои слова о льготах добровольным помощникам она приняла к сведению и теперь изо всех сил старалась быть полезной. Перебрав жильцов нижних этажей, мы незаметно добрались и до квартиры 12.

- А в ней кто обитает? - спросила я, стараясь не выдать своей заинтересованности.

- Борцов Кирилл Павлович. - неохотно ответила хозяйка и голос её при этом заметно задрожал от подступающих слез.

- А что он собой представляет?

- Да, так... Ничего не представляет. Лентяй, подлец и прилипала-вот он кто!

Честно говоря, меня такая реакция доселе спокойной и доброжелательной женщины очень удивила. Перед этим, рассказывая о соседях, она ни о ком дурного слова не сказала, а тут такая вспышка неприязни. Решив, что за этим может крыться что-то интересное, я принялась настырно выспрашивать подробности жизни жильца из 12 квартиры. Правда, особых усилий прилагать не пришлось, моей собеседнице и самой хотелось выговориться и отвести душу. А кто лучше незнакомой, случайно встреченной женщины, подходит для этой цели? Такой можно рассказать все без утайки, выплеснуть все накопившиеся обиды, ведь потом она уйдет и ты её больше никогда не встретишь.

Слова лились нескончаемым потоком и постепенно передо мной стал вырисовываться образ Кирилла Борцова. Нужно прямо сказать, что большой симпатии этот тип не вызывал и тем больше удивляло наличие какой-то, пока ещё непонятной для меня, связи между нами. Утешало только то, что в друзьях мы явно не состояли, а значит, существовала надежда, что сама я такой же отвратительной не была.

Из рассказа женщины, кстати, звали её Лизой, я узнала, что Кирилл доводился ей двоюродным братом, а его мать была родной Лизиной теткой. Кирюша был единственным и обожаемым ребенков в обычной семье средней обеспеченности. Школу закончил средне, в институт, не имея тяги к знаниям, поступать не стал, но и устраиваться на работу особо не спешил. Сначала это объяснялось необходимостью немного отдохнуть после сдачи выпускных экзаменов, потом он полгода провалялся в больнице, "кося" от армии, а когда угроза призыва миновала, у него на руках уже была справка об инвалидности. И хотя все в семье знали, что справка-липа, все равно почему-то считалось неприличным заставлять больного ребенка идти зарабатывать себе на пропитание. Парня такая постановка вопроса вполне устраивала, он прочно обосновался на загривках своих родителей и о другой жизни не помышлял. Они тоже поначалу смиренно сносили иждивенца, хоть порой тяжеловато было прокормить здорового молодого парня, но они утешали себя тем, что, видно, такова судьба всех родителей. На то, что у соседей дети другие, они благоразумно закрывали глаза, а советы и поучения родни гневно отметали. Однако, время шло, мальчик матерел и постепенно превратился во взрослого мужчину, у которого была привычка много пить, таскать в дом сомнительных друзей, в момент опустошающих холодильник, и скандалить по поводу смешных сумм, выдаваемых на карманные расходы. Родители крепко задумались, что делать дальше, и тут Лизиной тетке пришла в голову блестящая мысль, как и ребенка не обидеть, и самим свободно вздохнуть. Она уговорила свою престарелую мать, взять внука к себе. Конечно, будь старушка не в таком почтенном возрасте, она бы руками и ногами отбрыкивалась от этого нежданного подарка. Но, к сожалению, лет бабуле было немало, и она ослабла не только зрением, но и головой, поэтому, несмотря на протесты и уговоры остальных ближайших родственников, внучка у себя приняла и даже прописала. Кирюша воспринял этот жест, как должное, никакой благодарности к бабуле не испытывал и продолжал жить как раньше, только деньги теперь таскал у старухи и холодильник с продуктами опустошал в её доме.

Через год всей родне стало ясно, если срочно не принять кардинальных мер, бабушка умрет голодной смертью. Но тут выяснилось, что мер принимать никто не хочет. Кирюшина мама считала, что бабуле и так хорошо. Лизины родители, разобиженные на неправильное деление наследства, вообще отказались обсуждать эту тему. В результате, старушка переселилась в однокомнатную Лизину квартиру, где та проживала с мужем и девятилетней дочкой. Хоть Лизин муж был человеком отзывчивым и не возражал против вселения на его площадь чужой бабули, но, тем не менее, сразу стали возникать проблемы бытового характера, неизбежно появляющиеся, когда люди живут в тесноте и ходят друг у друга по головам. Утрясать эти недоразумения и поддерживать мир в семье выпало, конечно, на долю Лизы и приходилось ей, надо признать, очень несладко. Вполне естественно, что к братцу, оккупировавшему бабкину квартиру, она теплых чувств не питала, о чем мне с большой горячностью и поведала.

Я выслушала эту, в общем очень типичную историю, со смешанным чувством. С одной стороны, мне было жаль добрую и наивную Лизу, которая дожила до тридцати годов, а так не поняла, что за добрые дела в этой жизни наказывают особенно строго. А с другой стороны, я хоть и выдавала себя за сотрудника благотворительного фонда, на деле им не являлась и совершение добрых дел в мои ближайшие планы не входило. Тем более, что обстоятельства складывались так, что мне, дай Бог, со своими проблемами разобраться. В общем, я выяснила все, что хотела, а остальное меня не касалось. Она же с надеждой взирала на меня, ожидая, что я скажу что-нибудь утешительное. Отлично понимая, что нагло обманываю наивную и милую женщину и даже чувствуя при этом некоторые угрызения совести, я тем не менее заверила ее: