Но что мы получим в итоге? Бледное, немощное существо, шарахающееся не только от молодых людей, но и от собственной тени. Кто возьмет замуж девушку—виденье, похожую на привидение? Да и какой отец способен стать тюремщиком собственной дочери?
Господин Альц—Ром—Гейм, души не чаявший в воспитаннице, позволял ей очень много. Скажем, свободно гулять по городу, делать покупки в лавках (нужные или ненужные, гоблин не разбирался, а просто оплачивал счета), общаться с людьми. Однако же, будучи неглупым человеком (виноват, гоблином!), понимал, что правильный метод воспитания лежит посередине между тюремным заключением и предоставлением полной свободы. Посему, не мешая барышне порхать и наслаждаться радостями жизни, приставил к ней тетушку (не в смысле родственных отношений, а в смысле возраста, комплекции и вредности), наказав следить за любым шагом подопечной и двух охранников, следующих за женщинами, словно две приземистые тени. Однако, как это часто бывает, если молодой человек захочет сблизиться с девушкой (имею в виду, в самом хорошем смысле!), а та делает шаги навстречу, то его не остановят ни тетушки, ни охранники. Нет—нет, они, разумеется, пресекут возможные объятия и поцелуи, коли до этого дойдет, но помешать общаться молодым людям не смогут.
Так и у наших героев. По вечерам Тина, в сопровождении дуэньи и охраны, выходила гулять, выбирая места, где мог оказаться Данут. Собственно, подобных мест оказалось не так уж и много. Вернее — всего одно. Парень, ранее любивший гулять по окрестностям, теперь, по большей части, прогуливался возле дома господина Альц—Ром—Гейма и, не заметить его было бы странно. А дальше, все просто. Тина приглашала молодого человека составить ей компанию, а тот, естественно, соглашался. Тетушка первое время пыталась отгонять парня от девушки, но это было также действенно, как отогнать осу от тазика с вареньем — улетит, конечно, но потом все равно вернется (правильнее было бы назвать Данута назойливой мухой, но на такое сравнение автор не отважится, чтобы не обижать главного героя). К тому же, подопечная сразу же начинала требовать, чтобы молодой человек шел рядом — мол, хотя бы свежее лицо в ее окружении. Гораздо проще смириться, чем слышать нытье капризной девицы. Посему, тетушка смирялась. К тому же, молодой человек ничего дурного не делал. Он даже ни разу не попытался взять девушку за руку, не говоря ни о чем другом. Шел себе рядышком и просто слушал болтовню девчонки, а на ворчание дуэньи отвечал улыбкой и поддакиванием. То есть, вел себя вполне благовоспитанно. Что тут могла сказать немолодая женщина, которой няньканье со взрослой девицей уже и самой надоело? Ну и потом, тетушка тоже человек — идет мальчик рядышком с девочкой, воркуют, как голубь с голубкой, так и пусть себе... Все мы когда—то были молоды и влюблялись. Посему, дуэнья просто плюнула и уже не ходила хвостиком за племянницей, а лишь держала ее в поле зрения. Конечно же, иной раз молодежь могла и выпасть из оного поля. Не очень надолго, но вполне достаточно, чтобы чмокнуть друг друга в щечку, а потом и в губки...
Ну, а охране особого дела не было. На честь и здоровье их подопечной парень не покушается, а за все остальное они ответственности не несут. И вообще, существует еще и мужская солидарность. На что—то можно и глаза закрыть.
Только вот, времени на гулянки и ухаживания было мало. Данут, вместе с тремя грузчиками, едва успел поворачиваться, а несчастный Казистер не успевал ставить свои точки и крестики, отмечая продажи. Братец так уставал, словно сам перетаскивал бочонки.
Как и предполагал дядюшка, гворны скупили весь петрол, имеющийся на складе и просили еще. Силуд, успевший не только подвезти земляное масло из собственных складов, но и скупить его у коллег, был на коне. Сколько векшей упало в его кубышку, никто не знал. Ну, разве что Данут, исправно таскавший гоблину очередной мешок с выручкой. Остальные купцы, люто завидовавшие удачнику, скрежетали зубами и помалкивали, мечтая как—нибудь отыграться. Но дядюшке было мало получить обычную прибыль. Гворны, покупавшие петрол вместе с тарой, переливали масло в свои перегонные кубы (вони было столько, что Городской магистрат задумался — а не переместить ли селение гномов куда подальше?), а бочки просто выбрасывали за ненадобностью. Чтобы добро не пропадало, господин Силуд отправлял грузчиков и приказчиков собирать опорожненные емкости. Гномам все равно, а купец преумножил и так изрядно разбухший кошелек. Он еще и ворчал, что покупатели относились к таре без должной аккуратности — некоторые глиняные горшки оказались побиты, а деревянные бочонки смяты в щепу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
На свалке, где Данут и прочие служащие и служители Торгового дома «Силуд Таггерт и сыновья» собирали пустые емкости, было много чего интересного. Гномы, в течение многих лет, стаскивали сюда самые разные машины и механизмы, отслужившие свое. Были тут и огромные монстры, высившиеся, словно башни. Старший приказчик Инвудас — мрачноватый толстяк с залысинами, отправленный дядюшкой присматривать, чтобы молодежь не решилась мошенничать (расколют горшки, чтобы не везти, а сами скажут — мол, одни черепки!), нехотя пояснил, что это были самые первые «тепловики» гномов, ходившие не на газолине, а на дровах! Хитрые недомерки сооружали огромный котел с трубой, доводили воду до кипения, а пар, выходивший из трубы, вращал лопасти и колеса. На суше такие штуки постоянно застревали в колеях и канавах, а вот на воде они использовались более успешно. Правда, скоро коротышки соорудили небольшие тепловики и теперь гоняют их туда—сюда.
Свалка, куда гномы стаскивали старые механизмы (так сами гворны называли свои чудеса) было похоже на огромное кладбище. Одну из его частей занимали тепловики с крыльями, похожими на поверженные кресты. Крылья деревянные и стальные, кожаные и пергаментные. На некоторых рамах вообще топорщилась бумага. Тут были одинарные и двойные, треугольные и круглые. Один тепловик был вставлен аж в шесть крыльев! Были совсем непонятные, закрученные в штопор. А может, в винт? Не надо было кого—то спрашивать, чтобы понять — гномы пытались создать агрегат, способный подняться в небо. Но судя по тому, что над Тангейном летали лишь чайки, вороны и прочая пернатая братия, тепловиков с крыльями маленькие мастера не создали. Пока не создали. Таланта и упорства, вкупе с умом, гворнам было не занимать. Стало быть, в не очень далеком времени в небо взлетят рукотворные драконы. Глядя на ржавые останки, почему—то до сих пор не отправленные на переплавку (может, руки у гномов не дошли?) Данут подумал — а как хорошо, что гномы воюют на стороне Фаркрайна, а не Шенка! И отец как—то обронил, что если бы орки и гоблины в Аркалльской битве были поддержаны артиллерийским огнем, то исход битвы был бы совсем иной...
Жаль, но лишнего времени, чтобы рассмотреть драконов, у Данута не было. Надо было таскать пустые бочонки, стараясь сохранить их в целости и сохранности, чтобы добавить десяток—другой векшей в дядюшкин кошелек.
Дядюшка ходил довольный, словно ласка, обчистившая курятник. Еще чуть—чуть, и он станет самым богатым из продавцов петрола. И вот тогда свершится самая главная мечта господина Таггерта — он сможет выставить свою кандидатуру на пост члена Городского Совета, куда входили представители всех гильдий города Тангейна. Выборы — штука хлопотная и очень затратная. Но теперь, с увеличением прибыли, можно пустить толику капитала и на предвыборную компанию. А там, чем Ящер не шутит? — можно помечтать и о должности одного из трех бургомистров — выборных правителей города.
Но Дануту было не до карьерных вожделений своего хозяина и родственника. Его волновало другое...
— Жениться, говоришь? — раздумчиво проговорил дядя, оттопырив нижнюю губу. — Женитьба — дело серьезно. А на что ты семью содержать станешь?
Данут удивленно посмотрел на дядю. Разве не ясно, на что? По меркам Тангейна его жалованья вполне хватит, чтобы снять если не дом, то хотя бы комнату. На еду и все прочее тоже останется. Он уже спрашивал и в порту и в городе. Даже простой подмастерье, получавший не три векши в месяц, как он, а лишь одну, умудряется сводить концы с концами.