Отвезли их на такси до ресторана «Будапешт». А сами направились дальше, к Александру Ивановичу — первому мужу Марины, который и есть отец Антона.
Он зубной врач. Квартира — шик–блеск. Все импортное. Даже ванна. Даже унитаз — розовый в цветочках. В одной из комнат стоит кресло для лечения зубов. Дома подрабатывает. Видать, неплохо.
Весь вечер ко мне присматривался, расспрашивал. А потом сказал, что если буду уезжать, он даст 1200 рублей на визу, билет и так далее. За одну услугу. Сунул мне визитную карточку с телефоном.
Вот куда я помчался сегодня после нотариальной конторы. Я с ним ещё вчера созвонился.
Между прочим, когда ехал на троллейбусе по Садовому Кольцу, увидел у планетария объявление о лекции:
«Русский космизм и Гималаи».
Как током ударило.
Дальше был целый детектив. Как в кино.
Когда прибыл к Александру Ивановичу, он сказал, что ему необходимо переправить одну штуку — бриллиант. Показал. Такой прозрачный сверкающий камешек, ничего особенного.
— Я, — говорит, вам высверлю зуб, вложу туда эту штучку и запломбирую. А в Вене вас встретят.
— Кто встретит? Когда?
— Пусть это вас не беспокоит.
Честно говоря, я немного испугался.
— А что же вы с Антоном не переправили? Ему проще — из Копенгагена.
— Он шалопай, — говорит. — Ничего доверить нельзя. А вы, я вижу, человек серьёзный. Гарантирую, никакого риска. Вот и деньги. Тысяча двести. Можете пересчитать.
Первый раз я увидел новенькие сотенные бумажки с кремлёвской набережной. Целых двенадцать штук.
— А больно будет? — спрашиваю.
— Откройте рот, — говорит.
Я открыл.
— Да у вас дупло! Одно. Второе… за зубами надо следить. Чуть рассверлю одно, запломбирую, все дела. Заодно зуб починю.
И я согласился.
11 мая 1988 года.
Ночь.
Не знаю, удалось ли тебе заснуть. Свет в твоей комнате горит.
И я не сплю. Пишу в эту тетрадь. Последний раз.
Я не сказал тебе, что у меня на завтра билет. Какое «на завтра»?! Уже на сегодня! Сейчас без четверти два ночи.
И правильно сделал, что не сказал.
Но ты будто почувствовал.
Завёл на кухню. Заварил чай в старинных чашках, которые остались от бабушки. Сказал, что ещё не поздно одуматься. Что понимаешь мою обиду.
Опять повёл речь о перестройке. О том, что со временем страна придёт в себя. Что невозможно жить без Родины.
Да пока она придёт в себя, я сдохну! На днях снова звонили из психдиспансера, чтоб явился. Наверняка сгребают всех перед приездом Рейгана.
Ты говорил, что виноват передо мной. Давно я ждал от тебя этих слов! Говорил, что орхидеи — тот песок, в котором ты, как страус, прятал голову, чтоб не сойти с ума. Чтоб выжить. Что думал о стране, о человечестве, а проморгал сына.
Дал толстую папку с романом. Чтоб я прочёл, а у меня уже и времени нет.
Пролистал я сейчас первые главы. Интересно. Только не понятно, к чему ты клонишь. Тут во второй главе упоминается Христос.
Не понятно, чего все носятся с этим Христом? Ну, чего добился этот Христос? Предали его, распяли, приколотили гвоздями к кресту. Ну и что тут такого особенного?
Сам же рассказывал про Януша Корчака, который пошёл за ребятишками в фашистскую газовую камеру. А что Берия и сотрудники КГБ творили на Лубянке?! Может, такие муки и Христу не снились!
За целые две тысячи лет его ученикам и последователям ни фига не удалось сделать. Люди уродовали себя, уже изуродовали Землю. А ты, как я понял, собираешься своим романом изменить мир. Смешной человек! Пишешь: без Бога нельзя ничего построить.
Конечно, если есть Бог, ты, как всегда, окажешься прав. А если нет?! Тогда ты, извини, идиот.
Совсем поздно. Ложусь спать.
Встал я сейчас. Шесть утра. Воробьи чирикают. Посмотрел в зеркало: с чужим бриллиантом в зубе еду на поиски гималайских мудрецов. Странно стало. Подумал: а вдруг ты прав? Насчёт Бога и Родины. Даже сердце заныло. Накапал валокордина.
Так или иначе, пора складываться. В доме порядочного чемодана нет. Беру все ту же твою дорожную сумку. Барахла у меня мало, поместится.
Ухожу. Отлёт в 10 утра, а в Шереметьево нужно приехать к семи тридцати — таможня и все такое.
Мог бы оставить эту тетрадь на столе, но, чтоб ты не ринулся за мной в аэропорт, прячу её в кладовку.
Прощай!!!»
1988