и это приказать и подданные с радостью подчинятся… или без особой радости. А спустя еще несколько месяцев Криспа назначили проконсулом в Азию, и ему пришлось отправиться в Эфес. Мать объявила, что намерена присоединиться к супругу. Со стороны мне казалось, что она, как девчонка, обрадовалась возможности отправиться в дальнее путешествие. Мать возбужденно прикрикивала на рабов, которые собирали сундуки с ее дорожными одеждами, а я разрывался между желанием посмотреть восточные земли и получить свободу, оставшись без материнского присмотра.
– Мне можно с тобой поехать? – спросил я, с тоской наблюдая, как мать выбирает туалетные принадлежности для путешествия.
Я ожидал, что она так и будет их сортировать и ответит, даже не взглянув на меня, но она бросила свое занятие и пристально на меня посмотрела:
– А почему ты хочешь отправиться со мной, милый?
– Аникет с Бериллом рассказывали множество историй о тех краях, – ответил я. – Про храм Дианы в Эфесе, этот храм – одно из семи чудес света. А рядом еще одно чудо света – Галикарнасская гробница.
– Диана тебя привлекает больше других богов? – заинтересовалась мать. – И гробницы вызывают какой-то особый интерес?
– Нет, но я хочу своими глазами увидеть все самое лучшее и самое большое. Храм Дианы – самый большой, а гробница Мавсола – самая лучшая.
– У нас в Риме ты можешь увидеть самый известный в мире мавзолей.
– Августа? Он не так красив, как гробница в Галикарнасе, о которой мне рассказывал Аникет.
– Аникет! Интересно, чему он тебя учит. – Мать нахмурилась, будто пытаясь что-то припомнить, и сказала: – Я не могу позволить тебе отправиться на восток, и не важно, сколько там храмов и гробниц. Мой отец умер на востоке при загадочных обстоятельствах. Наш предок Антоний, прибыв туда, разрушился как личность, а потом и убил себя. Это место отравляет разум.
– Тогда почему ты туда отправляешься? – спросил я, глядя на груды украшений и косметических принадлежностей.
– Ради Криспа. Не хочу, чтобы с ним что-то случилось вдали от Рима и без свидетелей.
– Значит, ты его любишь?
Мать встала со скамьи и подошла ко мне.
– Конечно, – ответила она так, будто я задал глупый вопрос, а потом опустилась на колени и обняла меня за плечи. – Но не сравнить с тем, как я люблю тебя и как ты любишь меня.
Тут она принялась поглаживать меня по волосам и поцеловала в щеку, а я не в первый раз почувствовал это – приятное волнение и одновременно желание вывернуться из ее объятий.
– Все только ради тебя! – горячим шепотом сказала мать. – Мой брак с Криспом и поездка с ним в Эфес, чтобы постараться уберечь.
Тут мне наконец удалось вывернуться из ее внушающих беспокойство рук.
– Луций, нам нужен защитник. Нужен богатый и могущественный человек, который не подпустит к нам недоброжелателей. – Она прикоснулась к моему золотому браслету. – Не забывай об этом. Ты и я, нам грозит опасность, но Крисп будет нашей крепостной стеной.
* * *
После отъезда матери с виллы меня накрыло ощущение свободы с примесью тревоги. Я не понимал, насколько сильно на меня давит ее присутствие, а потом почувствовал невероятную легкость. В то же время слова матери о грозящей нам с ней опасности не шли у меня из головы.
Если она думает, что здесь, на ее вилле, я в опасности, почему не взяла меня с собой? И почему не приставила ко мне опытного солдата, который охранял бы меня и днем и ночью? Почему бросила на вилле, куда мог легко проникнуть наемный убийца?
Вскоре пришла весть от матери – она в Брундизии[8], ожидает корабль в Эфес. Она писала, что мне следует переехать на виллу Криспа на другом берегу Тибра, которую будут лучше охранять, чем нашу. Видимо, ее посетили те же мысли, что не давали покоя мне.
Так я вернулся в Рим. То есть не прямо в город, но на территории со множеством садов и вилл, где было больше открытых пространств.
Если бы я описывал те времена в своей биографии, я бы вряд ли сказал: «То были самые счастливые дни в моей жизни» – просто потому, что постоянно сталкивался бы с очевидным возражением: «Еще бы, у императора точно побольше счастливых деньков, чем у простого человека». Но я бы на это возразил: «Единственное, что недоступно императору, – это радости и свобода простого человека… или мальчишки».
В общем, скажу так: время, проведенное почти без присмотра на вилле Криспа, – мои самые драгоценные воспоминания.
Мать уехала. Крисп уехал. Даже Клавдий отправился в свой поход на Британию. Со мной остались только Аникет и Берилл. И еще Руфус – легионер, которого приставили меня охранять, потому что я все еще нуждался в защите от коварной Мессалины.
Но Руфус умел быть незаметным и, что я ценил более всего, не был склонен судить других. Он никогда не говорил ничего вроде «мой господин Луций не хочет этого делать», или «так поступать не рекомендуется», или «мне придется доложить об этом госпоже Агриппине». Вместо этого он отводил взгляд и благоразумно держался на заднем плане, пока я бродил по тенистым садам на холме Яникул, запускал игрушечные лодки с грязных берегов в быстрые воды Тибра или забирался на дерево и раскачивался на склонившихся над рекой ветках.
Неподалеку от виллы Криспа располагалась старая вилла Цезаря. Я любил по ней бродить и представлять, как они жили там с Клеопатрой, порождая сплетни и недовольство римлян. Цезарь даровал свои сады гражданам Рима, и те, кто осудил императора, с удовольствием прогуливались по его земле; для них это было сродни наслаждению трофеями. Для меня… уроком?
Выше по берегу реки в окружении садов стояла просто огромная вилла моей бабки Агриппины Старшей, унаследованная Калигулой. Он построил там свой личный ипподром, установил привезенный из Египта обелиск и устраивал гонки колесниц. Ипподромом пользовались и по сей день. Там состязались малоизвестные – по сравнению с выступавшими в Большом цирке – команды колесничих. Зрителей на гонки собиралось немного, да и колесничие не обладали большим мастерством, но для меня видеть их было настоящим даром небес. Награда за хорошо выполненные уроки всегда была одна – поход на гонки. Аникет любил гонки не меньше моего, так что я не опасался, что ему надоест водить меня на ипподром. Я годами возился с игрушечными колесницами и разглядывал фрески с гонками, но реальность оказалась куда ярче моего воображения.
Сначала колесницы, разогреваясь перед гонками, медленно едут по кругу. За ними поднимаются клубы пыли, спицы колес сверкают